Неработающие параллели
В сегодняшних спорах о возможности демократического устройства России все время слышится апелляция к принципам жизни Западной Европы и США. Все устали от хаоса, беспредела и безначалия, а потому начинаются вздохи о том, что потеряли мы бюрократию, которая обеспечивала порядок, и не надо бояться этого слова, потому что и в демократической Европе именно бюрократия выполняет функцию структурирования и взаимосвязи большого государственного организма. Но можно ли понять себя, глядя в Европу, как в зеркало, показывающее если и не наше настоящее, то хотя бы наше будущее? И не опасна ли сегодня ностальгия и поиск искомого централизма то в русском самодержавии, то в большевистской диктатуре, то в брежневском государстве развитого социализма, будто бы давших аналог европейской бюрократии?
Что ж, еще в прошлом веке русский юрист, историк и философ Б.Н.Чичерин настаивал на органической связи централизации, бюрократии и демократического общежития. Разумеется, рассуждая о западных государствах, он, как и нынешние наши теоретики, примерял их устройство к российскому. Отечественные демократы с ним спорили, что нельзя отождествлять российское самодержавие с европейским абсолютизмом, тем более - с Северо-Американскими Штатами. Демократы при этом ссылались на исторические работы самого Чичерина, показавшего беспредельный произвол наместников и воевод Московской Руси, не встречавший ни малейшего сопротивления снизу, напоминали о гоголевских чиновниках, сохранивших все обычаи своих предшественников.
Как сегодняшние наши публицисты в рассуждениях о благотворности бюрократии опираются на Макса Вебера, так Чичерин исходил из "Философии права" Гегеля, действительно говорившего о важности чиновничества для правильного функционирования централизованного государства. Но, по Гегелю, чиновничество составляет основную часть среднего сословия, которое характеризуют развитый интеллект и правовое сознание, а чтобы избежать злоупотреблений, произвола и господства этого сословия, оно контролируется сверху государством и правами общин и корпораций снизу. Стоит заметить, что сам Гегель считал, что его конструкция неприменима к России, где нет среднего сословия, а налицо лишь крепостная масса и ее правители. Добавлю, что в России не было и независимых общин и корпораций со своими правами. Все общины и союзы создавались государством в интересах фиска, что, разумеется, исключало наличие каких-либо прав, предполагая только повинности. А контролировать произвол чиновников лишь сверху невозможно.
Так была ли в России и в бывшем СССР бюрократия, есть ли она сейчас? Та самая бюрократия, о которой как о благотворном и необходимом для развитого и индустриального общества явлении писал Макс Вебер? Или хотя бы та, о которой как о кошмаре, безличной силе, не принимающей в расчет живого человека, писал Франц Кафка? Казалось бы, нелепый вопрос. Мы привычно считаем, что Россия, быть может, наиболее страдающая от бюрократии страна, что наше общество в плену у бумажной волокиты.
Бюрократы или чиновники?
Впрочем, сомнения в тотальной бюрократизации России уже высказывались, и как раз западными наблюдателями. Скажем, гарвардский профессор Р.Пайпс считает, что российское государство имело слишком много противопоказаний, чтобы суметь бюрократизировать жизнь своих поданных: "Развитие бюрократизации сдерживали такие внушительные препятствия, как обширность страны, сильная рассредоточенность населения, затруднительность сообщения и (что, может быть, наиболее важно) недостаток средств. <...> Российская бюрократия представала незначительной не только в бюджете страны; она также была невелика в процентном отношении к населению государства. В середине XIX века в России было 12-13 чиновников на 10 тыс. человек населения, т.е. пропорционально раза в три-четыре меньше, чем в странах Западной Европы того же периода"1. При сравнительно точной фиксации факта американский профессор совсем не ставит вопроса о специфике русского чиновничества. Более того, речь должна идти не о количестве, а о роли, которую сыграли чиновники в истории русского жизнеустроения. Здесь уж лучше нам опереться на свидетельство отечественных мыслителей. "Россию сколотили, сбили и выкрасили чиновники, - писал Василий Розанов. - Россия вся есть произведение чиновника, творчество его: это есть "дом, им построенный", по его разуму, по его вкусу, по его вдохновению, или, вернее, по его безвдохновенности"2. И эти чиновники отнюдь не были бюрократами. Последнее понятие относится к западноевропейскому образу жизни, хотя и употреблялось - в XIX веке не без некоторых оснований - по отношению к России.
Ведь если на клетке слона написано "тигр", не верь глазам своим. В конце З0-х годов ХIХ века маркиз де Кюстин утверждал, что в России "есть лишь названия всего, но ничего нет в действительности. Россия - страна фасадов. Прочтите этикетки - у них есть цивилизация, общество, литература, театр, искусство, науки, а на самом деле у них нет даже врачей"3. Перепуганный нашей действительностью французский маркиз за отсутствием врачей не сумел увидеть русской литературы и искусства, да и науки тоже, не разглядел и скрыто идущей, но тем не менее идущей европеизации общества, но проблему все-таки поставил правильно. Иначе сказать, по его мысли, за европейскими понятиями, которые мы употребляем, не существует соответствующих им объектов.
Понятие и объект
Приговор суровый, с тех пор не раз тиражированный. Точен ли он? Ведь надо учесть, что за использованием таких европейских понятий, как прогресс, цивилизация, коммунизм, бюрократия, очевидна тяга России к Европе, наше желание вместить свою жизнь в рамки выработанных на Западе мыслительных конструкций и с их помощью описывать нашу действительность. Если не принимать в расчет эту тягу, то на всех цивилизационных попытках России можно поставить крест. Но как тогда быть с великим русским искусством и великой наукой, возникшей на рубеже ХIХ и ХХ веков?.. Конечно, можно описывать нечто не существующее в реальности и получать в результате такого описания страшноватые фантомы, загораживающие от нас нашу жизнь. Скажем, был ли у нас развитой социализм? Сегодня, глядя на развал всех структур нашего общества, иные готовы воскликнуть, что был! Было, однако, нечто другое, требующее собственного наименования. Вместе с тем, нельзя забывать, что многие понятия переносились и переносятся к нам из Европы вместе с объектами, так или иначе влияющими на нашу жизнь (религия, литература, индустриализм, наука - вплоть до сегодняшних ее областей: кибернетики, электроники и т.п.).
Начало нашего решительного и, несмотря на откаты, безостановочного движения к европейскому материку можно датировать ХVII веком. В известном смысле это был возврат или попытка возврата к европейскому прологу нашей истории - к Новгородско-Киевской Руси. Существует, однако, промежуток в пять столетий, период, который не вычеркнуть и в который сформировалась органика нашей культуры, весьма медленно поддающаяся изменению. Поэтому явления инокультурные, пересаженные на нашу почву, давали в результате какое-то другое образование. Наименование оставалось европейским, но под ним жила и живет, движется, шевелится, существует совсем иная субстанция. И задача культуролога как раз в том и состоит, чтобы выяснить ту реальность, которая скрывается за европейским термином. А стало быть, оценить возможность ее реального изменения, возможность приближения объекта к своему наименованию. Говорят же, что Петр Первый начал свое преобразование с крыши, не подведя под нее фундамент. Нечто все же у него получилось. Характерна и российская шутка, что сначала мы пишем некое слово, а потом к нему пристраиваем забор.
Как в России родилось и окрепло чиновничье "кормление"...
Что же произошло в эти пять столетий до ХVII века? В нескольких словах: разгром войсками Чингиз-хана Киевской Руси, возникший симбиоз и совместное проживание и взаимовлияние завоевателей и завоеванных, а затем образование "под сенью ханской власти" (А.И.Герцен) Московской Руси. Географические контуры империи Чингиз-хана очень напоминают контуры бывшей Российской империи и уже бывшего СССР? Случайно ли это? Думаю, что геополитически евразийцы были не так уж неправы, полагая Российскую империю, а затем СССР наследниками чингисхановской державы.
Как известно, монгольский завоеватель пришел из-за Байкала, и, сбросив иго, Россия совершила свою реконкисту, в отличие от Испании, не против арабов, принесших в Европу алгебру и Аристотеля, - а с Запада на Восток, в места достаточно дикие, лишенные цивилизованной почвы. Сосредоточенная в пределах Московского царства Россия, быть может, имела бы больше шансов на цивилизационный прорыв, но завоевание Сибири, по соображению А.Тойнби, стоило ей цивилизации - в европейском смысле этого слова. Взаимовлияние Золотой Орды и Руси было невероятно сильным. Если многие татары переходили на службу к русским князьям, положив начало российским родам, славным в отечественной истории (назову хотя бы Чаадаева, Карамзина, Тургенева), то татарское влияние на социальную и политическую жизнь завоеванного народа, привело, как замечал Г.П.Федотов, к превращению Москвы в "православное ханство".
Теперь вспомним, какого рода чиновники управляли из Золотой Орды Русью. Существовала форма так называемого баскачества. Баскаки руководили военными отрядами, которые состояли, кстати, прежде всего из туземного населения, и следили за выплатой дани и правильным исполнением повинностей. Иными словами, осуществляли организованный грабеж покоренной страны. В течение столетий Русь платила так называемый "ордынский выход". И народ, и правители приучались смотреть на подать как на побор, во многом служащий к обогащению совершающих этот побор чиновников-баскаков. Подобная же военная организация управления сохранилась и в Московской, и в Петровской Руси. (Характерны сами наименования управителей - воеводы, генерал-губернаторы и т.п.) К примеру, вплоть до XVII века включительно наместники отправлялись во вверенные их попечению местности на "кормление". Это было вполне официальным термином.
Конечно, "кормились" и европейские чиновники, но их поборы не были легализованы, как в России, где государство в отсутствие независимых низовых общин и корпораций не в состоянии было контролировать свою администрацию. А традиции и привычки, тем более бывшие когда-то фактом официальной государственной жизни, преодолеваются много хуже, чем личные злоупотребления. Да и что иное могло быть в стране, доминантой которой, по выражению П.Я.Чаадаева, было "хаотическое брожение".
О хаосе, неупорядоченности российской жизни писал и Ф.М.Достоевский, в начале нынешнего столетия подтвердил этот диагноз Д.С.Мережковский, назвав беспочвенность одной из глубочайших особенностей русского духа. Преодолевалось это состояние суперцентрализацией, самодержавием, превращением страны в военно-полицейское государство, что не позволяло, в свою очередь, развиться независимым союзам и общинам - со своими правами, препятствующими лихоимству чиновников. Все это - результат постоянного военного состояния страны, где каждый чиновник чувствовал себя предводителем боевого отряда в завоеванной местности. Не случайно один из русских мыслителей сказал, что в России нет чиновничества, а есть только "корпорации воров и грабителей".
Кого изобразил Гоголь в "Ревизоре"? Конечно, чиновников. Но чиновники эти отнюдь не бюрократы, тупо следящие за исполнением законности, не обращая внимания на нужды человека. Это были люди, воспринимающие свои должности как инструмент "кормления". Кажется, Николай I сказал, что в России не ворует один только император. И сколько раз с тех пор восклицали русские прогрессисты, что беда России в отсутствии настоящей, честной бюрократии, то есть тех людей, говоря словами Грибоедова, "кто служит делу, а не лицам". Каковы же причины и истоки такого состояния дел? По убедительному наблюдению Б.Н.Чичерина, в Московском государстве все совершалось не на основе общих соображений, а частными мерами: оно управлялось не законами, а распоряжениями. И потому личное усмотрение имело гораздо больше значения, нежели законное правило, а каждая должность носила более характер поручения. Эти принципы, модифицируясь, сохранились и по сей день.
Примечания:
1 Пайпс Ричард. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 367.
2 Розанов В.В. М.П.Соловьев и К.П.Победоносцев о бюрократии // Начала. 1991. № 1. С. 44.
3 Кюстин, Астольф де. Николаевская Россия. М., 1990. С. 94.
Владимир Кантор
29 Октября 2001
|