год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Если брать исторический путь, пройденный нашим Отечеством, то стержень поведения его народа на всем протяжении его развития в большой степени зависел от своеобразия формирования и содержательных характеристик социокультурного ядра российского (и прежде всего - великорусского) этноса.

Эволюция древнеславянских народов в процессе "великого переселения" в первые века нашей эры, в том числе вследствие взаимодействий с неславянскими, прежде всего азиатского происхождения этносами, обусловила исходную сущность россиянина как своеобразного "человека орды", в течение всей жизни решающего и, как правило, в большинстве случаев так до конца и не разрешающего проблем, возникающих ввиду вполне естественного, "нормального" противоречия между спонтанной внутренней тягой "русского человека" к по сути дела анархической, идущей от свободолюбивого биологического естества вольнице и формами сознательно, рационально организованного выражения социального бытия, в том числе связанными с такими понятиями как закон, мораль и т. п. Не случайно большинство философов, пытавшихся осмыслить глубинную сущность российского и в первую очередь великорусского этноса, обычно подчеркивали, что россиянину, "русскому человеку" имманентно чужды форма как таковая, порядок, внутренняя дисциплина и организованность, постоянный жизненный расчет, трезвость и осмысленность всей траектории жизни в комплексе с ее ориентирами, ценностями и т. д.

Необходимые социальные организованность, заданность, целенаправленность жизненного бытия народов, стран, в том числе и Великой России, обеспечивали и обеспечивают политические элиты. С самого возникновения древнерусской государственности подобная важнейшая функция политических элит была тесно связана с существенной, а иногда и определяющей ролью в отечественной элите (в том числе - политической) иностранного элемента ("инородцев"). В Древней Руси это были "варяги", в России с конца ХVII в. - всевозможные "немцы" и т. д. Наличие чужестранного элемента в правящей элите, а также непонятность происходящего в сфере ее интересов и деятельности - политике - для подавляющего большинства простого населения закономерно предопределяли еще более усиливавшуюся социальными, культурными, духовными, экономическими и иными водоразделами и пропастями отчужденность вплоть до враждебности, антагонизма в отношениях между элитами и "простым народом". Свойственная последнему совокупность характеристик поведения "людей орды", среди которых не последнюю роль играли связанные со все тем же стихийным стремлением к анархической вольнице неповиновение всякой власти и закону, готовность решать свои жизненные проблемы во многом на основе предпочтения при-оритетов не столько социального, сколько прежде всего биологического по своей сути существа, в том числе с охотным применением силы, коварства, обмана, на грани и за гранью преступления, в интересах главным образом или в первую очередь себя и самого близкого, прежде всего связанного родственными узами окружения, предопределяла использование элитами для контроля над массами и ситуацией тоже традиционного для "системы орды" средства, коим являются насилие и жестокость. Для необходимого закрепления и систематического применения его в практике общественного и государственного устройства и регулирования, системе организации и обеспечения функционирования общества и государства на протяжении веков создавались целые комплексы самых разных, иногда весьма специфических, оригинальных институтов и организаций, среди которых известные системы опричнины, всевозможного, включая политический, сыска и наказания, и т. д. Эволюция материализации стабильности и устойчивости общественного и государственного устройства на базе и с помощью насилия и жестокости, поддерживаемого этим равновесия во взаимоотношениях между элитами и массами в России в течение столетий по сути дела является одним из важнейших оснований выделения этапов и качественного своеобразия тех или иных периодов истории государства и общества в нашем Отечестве.

Цивилизационная самобытность досоветской России не вызывает сомнений. Одной из существенных особенностей существовавшей до 1917 года российской цивилизации было достаточно органичное соединение "азиатчины" и "европеизма". Первого было больше в содержательном наполнении явлений и процессов общественно-политической жизни, второго - в их формальном выражении. Это же касается и господствующей элиты на всех этапах ее эволюции. Свойственные процессу "исторического старения" правящей элиты внутренние кризисы и противоречия во многом преодолевались с помощью или при посредстве российской самодержавной монархии как европеизированного варианта азиатского деспотического абсолютизма. При этом соответствующий не терпящий прекословия, возражения, любого противодействия содержательный потенциал и инструментарий самодержавия использовались некоторыми монархами (Петром I, Александром II) для необходимого, иногда весьма существенного обновления социального устройства и взаимодействия, в том числе правящей элиты и ее взаимоотношений с массами в интересах обеспечения ее же элитарного статуса. Свою роль в необходимой модернизации правящей элиты в досоветской России играли эволюция социально-экономической системы страны, все большая включенность России в мировое, прежде всего европейское развитие с соответствующим ростом внешнего воздействия на внутренние процессы в российском обществе и государстве, и т. д.

Назревший к началу ХХ в. серьезный кризис Российской империи, в первую очередь ее общественного и государственного устройства, был обусловлен как совокупностью явлений и процессов, обусловленных переходом России на путь ускоренного капиталистического развития в контексте общемировых сдвигов и перемен, так и новым витком эволюции российской правящей элиты, потребовавшей от последней необходимой внутренней перестройки. Неадекватность реакций самодержавия как механизма регулирования и урегулирования внутренних проблем и кризисов в России в целом и в ее политической элите, в частности, во многом предопределила крах досоветской российской цивилизации. Свою роль в этом сыграл достигший очередного приступа глубокого антагонизма исторический конфликт между элитами и массами в России. Необходимо отметить также, что этот конфликт между подавляющим большинством "простого" народа и господствующей элитой во многом разрешился революционной сменой общественно-государственного устройства вследствие резкого повышения степени организованности трудящихся (пусть потомков и социально-духовных наследников проникнутой анархической вольницей массы "людей орды", но в то же время представителей качественно особой, новой эпохи), существенно внутренне перестроившихся под влиянием весьма жесткого и во многом жестокого капиталистического "порядка".

Возникшая в результате октябрьских событий 1917 г. новая общественно-политическая и социокультурная реальность в России вполне обоснованно может и должна рассматриваться как самостоятельная цивилизационная система. В пользу такой точки зрения говорит не только качественное своеобразие государственно-общественной институциональной системы, но и радикальная перестройка в советское время морально-нравственных, иных ценностных, духовных ориентиров общества, всей системы устройства и регулирования хозяйственных устоев и т. д. Не только с формальной, но и с практической точки зрения многое в советской системе было настоящим и полным разрывом с прошлым и "прорывом в будущее", в разной степени успешными попытками волевыми усилиями и решениями действительно "перепрыгнуть" ряд по сути дела неизбежно-обязательных полос, этапов в историческом развитии. Учитывая, что подобного рода "скачки" в развитии иногда просто объективно невозможны и недопустимы для "нормального" общества, а поэтому явно напоминают некую форму социальной "болезни", советская система в целом ряде аспектов не только на практике, но даже в теории предстает как нечто чисто умозрительное, нереальное, надуманное, а поэтому - очевидно утопичное. Утопизм создателей советской системы в первую очередь проявился в переоценке способностей и возможностей отдельно взятых личностей и общества в целом по сути дела едва ли не полностью, радикально перестроить саму человеческую природу, естественный человеческий генотип, существующий баланс социального, "подлинно человеческого" и "почти животного", биологического в каждом человеке и сообществах людей с целью решающим образом под-чинить индивидуальное, эгоистическое, а также семейное, кровнородственное, земляческо-клановое, национальное и другое аналогичное безусловному приоритету "социального", общественного, коллективного.

Конечный провал советской системы во многом был связан и с недооценкой естественных процессов в рамках традиционного "круговорота элит" в ходе исторического развития стран и народов во взаимосвязи и взаимодействии с эволюцией и поведением масс. Советской системе так и не удалось в интересах обеспечения собственной выживаемости решить проблему необходимого рекрутирования, функционирования и взаимодействия с основной массой населения той новой политической элиты, начало существованию которой положил 1917 год. Не сумев во многом под влиянием последствий первой мировой и гражданской войн, хозяйственной разрухи в соединении с комплексными результатами общественного переворота в России, а также по причине недооценки первостепенного значения налаживания функционирования новой политической элиты утвердить необходимые принципы формирования и функционирования новой господствующей силы, советские руководители предпочли быстрому становлению демократии как основы нового общественно-политического устройства длительное сохранение одной из разновидностей авторитаризма, известной под названием "диктатуры пролетариата". Соответственно, неизбежной стала изначальная закрытость, фактическая отгороженность от масс, отчужденность от них и новой, советской правящей элиты, получившей вскоре название "номенклатуры". Одним из следствий этого явились все еще более углублявшие соответствующие пропасти атрибуты материальной, социальной и иной оторванности новой элиты от основной части населения, которые в целом выразились в явлении "обуржуазивания" номенклатуры. Чтобы как-то справиться с подобным явлением, в годы правления Сталина верхушка советского общества обратилась к все тем же, традиционным для дореволюционных российских элит насилию и жестокости как способу регулирования внутреннего развития элит и масс, а также взаимоотношений между ними. Однако, как показала практика, даже этот способ не смог парализовать неизбежно вновь и вновь возникавшие или дававшие о себе знать внутренние язвы, пороки изначально недемократического, по сути олигархического характера существа и существования советской правящей элиты.

Трагедия советской системы обнаруживалась постепенно, по мере того как все более проявлялась ее неадекватность уровню социально-духовного развития людей, для которых и руками которых она создавалась. Первоначально казалось вполне естественным и даже закономерным, что группа наиболее "продвинутых" в плане ориентации на высшие общечеловеческие ("идеальные") ценности людей (верхушка большевиков и "пролетариата"), воспользовавшись очередным кризисом российской правящей элиты и ее неспособностью преодолеть его в короткие сроки, при опоре на обязанную своим появлением промышленному капитализму часть масс, резко выделявшуюся организованностью, сознательностью, а отчасти и образованностью, духовностью ("пролетариат") на фоне остальной массы российских трудящихся, во многом остававшихся "людьми орды", смогла мобилизовать и привести в действие изначально социально взрывоопасный потенциал последней для того, чтобы отстранить от власти, смести с исторической арены прежнюю господствующую элиту, занять ее место и попытаться под своим собственным руководством заставить массы воплотить в историческую практику некий желанный вариант "справедливого" общественного устройства и развития, созвучный давним традиционным мечтам о "золотом веке" человечества, стержневым моментам разных социальных мечтаний и утопий, отталкивавшихся от идей по сути "идеальной" социальной справедливости, всеобщего равенства, счастья, благоденствия и т. п.

Однако любые социальные проекты, в том числе самые смелые и "прогрессивные", всегда на практике реализуются конкретными людьми, сообществами людей "своего времени". Волевое усилие вождей большевиков, направленное на реализацию "золотой" "социальной мечты" человечества, натолкнулось на естественное "историческое" сопротивление людей и общества ХХ века. Наиболее сильным, упорным и смертельно опасным для конечных судеб этой реализуемой на практике "мечты" было при этом не столько сопротивление открытых и убежденных противников "социализма" и "коммунизма", сколько по сути иногда просто непреодолимое, что называется "железобетонное" и в большинстве случаев даже носителями этого сопротивления неосознаваемое противодействие им внутреннего духовно-интеллектуального ("ментального"), а также социального состояния и естественных, "нормальных" человеческих устремлений тех людей ("трудящихся" и их "авангарда" - "коммунистов"), для которых и руками которых социальная "мечта" должна была стать "явью".

Сопротивление ("историческое сопротивление") "социалистической системе" в СССР развивалось на двух уровнях: на уровне масс и на уровне правящей элиты. На уровне элиты его определяли и подкрепляли:

• быстрое утверждение огромного численного превосходства над "большевиками" "членов компартии", для которых "коммунистические идеалы" и "общественные приоритеты" на повседневном уровне стояли безусловно гораздо ниже, чем личная карьера, материальное благополучие и устроенная жизнь (и соответственно - зарплата, квартира, дача, машина, прислуга, спецраспределитель и т. д.) для себя и своих домочадцев ("коммунизм за персональным забором", "для себе и своих близких"), а в итоге - различные конкретно-исторические формы общего для "социалистических" стран перманентного и по сути необратимого процесса "обуржуазивания" их элит;
• постепенное, но в целом достаточно быстрое и эффективное "закрытие" доступа в правящую элиту ("номенклатуру") и тесно связанные с ней слои обслуживавшей ее нужды "титулованной" интеллигенции представителей "неноменклатурных масс", "людей со стороны" (с помощью весьма действенных, иногда почти непреодолимых ограничений права занятия "номенклатурных" постов требованиями соответствующих социального происхождения (первоначально - из семей "пролетариев", со временем - из семей "номенклатурных" работников, особенно из династий партаппаратчиков, "чекистов", представителей других "силовых" ведомств, и т. п.), партийности, более "мелкими", но не менее эффективными в своей "заградительности" социально-образовательными критериями и характеристиками (в т. ч. и степенью престижности законченного учебного заведения, со временем все больше зависевшей, естественно, от приобщения к ограниченному числу элитных семей тех же представителей номенклатуры, "титулованной" интеллигенции, других обладателей инструментария соответствующего влияния пользователей "позвоночного права", и т. д.).

В условиях, когда различные формы материализации и ползучего перманентного наступления корыстолюбивого эгоизма в верхах не менее стремительно и мощно подкреплялись постепенно все более четко определявшейся и многоликой устремленностью к "обогащению" широких масс, первоначально прежде всего крестьянских, часть вождей большевиков предприняла попытку остановить эти процессы при помощи крайних средств, именно в этих целях призвав на помощь традиционный для всех дореволюционных российских элит метод азиатского устрашения и азиатской жестокости, а также радикально трансформировав, реорганизовав образ жизни всего народа на коллективистских прежде всего началах (не только при помощи коллективизации деревни, но и целым комплексом "коллективизирующих" процессов, структур, организаций на уровне всех микро- и макросред, всех возрастов и т. д.).

Известные прежде всего как "сталинские" методы борьбы и расправы с угрозами "социалистической" системе выступают по сути дела как единственно скольнибудь действительно эффективный тогда (с точки зрения, понятно, в первую очередь верхушки правящей элиты) способ справиться как с открытым и пассивным сопротивлением ей сознательных и убежденных противников советского "социалистического" строя, так и с "историческим сопротивлением" "идеальному" общественному порядку, "социализму" со стороны по сути дела обыкновенной "нормальной" человеческой природы, самой человеческой сути представителей как широких масс, так и численно подавляющей части самой советской элиты. Итог жестокостей и устрашения периода сталинского правления - только временное, однако, сдерживание и торможение этих угроз с заданной по сути всего лишь на несколько десятилетий инерционностью "дисциплинирования" существования и развития "советских" людей в рамках "социалистической" системы.

Была ли в таком случае у советской системы вообще какая-либо объективная возможность справиться с противостоявшим ей комплексом внутренних, в том числе социально-личностных прежде всего факторов, с видимым и невидимым "историческим сопротивлением" со стороны как части элит, так и широких масс? Проще всего ответить на этот вопрос отрицательно, по традиции сославшись на то, что "выше головы не прыгнешь". Но как современные прыгуны доказывают обратное, преодолевая планку что называется "лежа на спине", так и советская система могла, думается, преодолеть противостоявшие ей барьеры, выжить и сохраниться, действуя, правда, безусловно неординарно, опираясь на нечто не совсем обычное, в том числе и на определенную часть соответствующим образом адаптированного инструментария прежних систем. В качестве основы и объединяющего начала такого рода инструментария, в частности, могла и должна была стать такая по сути универсальная, проходящая в различных формах через все исторические системы, "формации" (античность, средневековье и далее) совокупность политических, социальных и иных образований, в том числе отношений, институтов и т. п., как демократия. Причем не та формальная "социалистическая демократия", которая существовала на бумаге чуть ли не с 30-х годов и о которой можно говорить только как о декоративном фасаде реального "социалистического" авторитаризма ("диктатуры пролетариата"), а подлинная, действительная демократия с ее последовательно реализуемыми на практике принципами свободы волеизъявления людей и их сообществ, в том числе путем всевозможных вы-ступлений и заявлений через свободную печать, митинги, демонстрации, другие "массовые мобилизации", многопартийность и т. д. Возможность создания такой демократии была, причем в первую очередь она дала о себе знать прежде всего там, где первоначально ее и надо было действительно развивать, а именно: в рядах правящей партии. Присущие ей на начальном этапе ее развития достаточная свобода мнений, дискуссий на стадии обсуждения вопросов, естественные процессы формирования и развития фракций, борьбы за лидерство на основе состязательности программ, способностей, в том числе организационно-политического таланта, и т. п. могли и должны были стать основой эволюции от "системы множественности" первоначально только коммунистических, затем - разнообразных "социалистических", потом - через этап существования в целом только "просистемных" к допускающей в конечном итоге уже появление антисистемных объединений партийной системе и соответствующей этому варианту общественно-политической эволюции организации социалистического "гражданского общества". Думается, что только такой путь (первоначально, естественно, жестко контролируемой, а затем все более свободной, естественной, со временем - всеохватывающей демократизации общества) мог и должен был стать спасением "социалистической мечты", способом ее превращения в исторически перспективную во всех отноше-ниях общественно-политическую реальность.

Однако свойственные даже самым последовательным, "ортодоксально-коммунистически" настроенным большевикам личные (в том числе семейные) и групповые запросы, интересы, устремления (при этом как необходимые материальные, по житейски грубо приземленные, так и продиктованные не только "высокими" соображениями, но и обыкновенными человеческими качествами, "слабостями", недостатками, в том числе честолюбием, амбициями, самомнением, завистливостью, склонностью к интригам, любым способам выигрыша у соперника, конкурента и т. п., т. е. естественной формой самовыражения человеческой природы, где имеет место доброе и злое, "чистое" и "грязное", "социальное" и "биологическое" в их сложном комплексном единстве и взаимодействии), соединение нормальных, естественных расхождений во взглядах, принципах, убеждениях с обидами, оскорбленностью, другими чувствами, возникавшими в процессе взаимодействия, в том числе нередко в пылу столкновений, полемик, а также вполне оправданные боязнь за судьбы "социалистической" системы и естественная подозрительность в отношении многих людей, диктовавшаяся результатами и последствиями гражданской войны (в том числе пониманием, что военная победа красных над белыми отнюдь не означала практического исчезновения огромного числа противников новой системы в стране), и многое другое аналогичное не позволили вождям большевиков решиться и хотя бы как-то попытаться воспользоваться поиском, а тем более реализацией быстрого перехода от диктатуры к демократии как средством обеспечения для системы должной исторической перспективы. Свою роковую для советского "социализма" роль в этом вопросе сыграл, думается, и И.В. Сталин, у которого по объективным и субъективным причинам едва ли не все перечисленное ранее было и выразило себя наиболее значимо, сильно, в первую очередь практически. Если учесть, что Сталин был ключевой фигурой в руководстве правящей партии и СССР, то имманентно обусловленный, органически присущий ему как личности, человеку, по сути житейски-обыденный антидемократизм немало способствовал тому, что демократия при советской власти не получила необходимого для данной системы развития. Этому также способствовали объективные условия и обстоятельства эпохи, в том числе общий кризис демократии в Европе после первой мировой войны, сопровождавшее его наступление фашизма, и т. д. Как итог, сформированная в СССР "социалистическая" система в общественно-политическом плане надолго законсервировала себя в форме "диктатуры" (первоначально - "пролетариата"). Оправдание такого положения для его сторонников отчасти облегчалось и тем, что необходимое теоретическое обоснование быстрейшего перехода от "диктатуры пролетариата" к "социалистической демократии" и "безгосударственному" "коммунизму" у теоретиков, "классиков" марксизма-ленинизма было прописано явно недостаточно. Результатом фактического сохранения авторитаризма при системах не только государства "диктатуры пролетариата", но и последующего советского "общенародного государства" стали все большее и многообразное дистанцирование и отчуждение правящей элиты от широких масс, в том числе и по причине устранения последних из системы принятия важнейших для общества решений, пресечения возможностей для естественного, по их собственной инициативе и самоорганизуемого участия масс в общественно-политической жизни, конечная концентрация основной части населения почти исключительно на проблемах повседневного житейского бытия, которое к тому же улучшалось отнюдь не так быстро, как полагалось бы при постоянно звучавших обещаниях скорого наступления "коммунистической эры" и нынешней естественной продолжительности человеческой жизни и по во многом не зависящим от элиты причинам (войны и их последствия прежде всего), и по вине элиты, в том числе ввиду непонимания и по сути во многом нежелания естественных перемен к лучшему "для всех" со стороны сосредоточившейся преимущественно на построение "коммунизма для себя" и убежденной (по примеру всех других элит) в непоколебимости своего чуть ли не "вечного" господства советской правящей элиты. Кстати, во многом и по этой причине огромные средства шли в СССР на совершенно ненужную для страны и общества гонку вооружений, на всевозможные амбициозные, в том числе необязательные и экономические неоправданные проекты, на борьбу с "империализмом" во всех его формах, и т. д. Как результат, советская система постепенно все сильнее и ощутимее теряла запасы "прогрессивности", а также жизненно необходимые ей маневренность и динамичность. Впрочем, объективные внутренние ресурсы ее были огромны и падение ее реально связано вовсе не с "экономическим кризисом" (в годы правления Горбачева он был во многом сознательно инспирирован частью номенклатуры и связанной с ней "контрэлиты" - будущей "демократической" правящей элиты уже 90-х годов), не с "экономической несостоятельностью" государственно-плановой системы вообще и "советского социализма", в частности, а с процессами прежде всего в самой элите, в широких массах и в отношениях между ними.

С прекращением каких-либо попыток со стороны кого бы то ни было что-то изменить в положении и эволюции правящей элиты с помощью устрашения, жестокости, чисток, других аналогичных, а также содержательно иных способов достижения коренных перемен в системах элиты, правящая верхушка советского общества к 80-м гг. достигает почти предела "концентрации в себе и на себе", соответствующей "закрытости", собственной консервации, неизбежного при таком положении дел социального "одряхления", по сути исключающих способности и возможности необходимого ей для сохранения своего же собственного статуса обновления. Чисто внешне это особенно наглядно проявлялось в господстве герантократии (правлении престарелых руководителей), фактической ликвидации серьезных возможностей доступа в элиту просистемно настроенных способных молодых людей из неноменклатурных слоев (элита отныне стала пополняться практически исключительно из числа выходцев из номенклатурных и связанных с ними семей), и т. п. Что же касается все же проникновения в ее ряды выходцев из других слоев, то достигалось это способами, означавшими циничное и беспринципное приспособленчество карьерно и корыстно настроенных людей к "правилам игры" господствующей системы и, соответственно, отсутствие у них сколь-нибудь серьезных морально-нравственных устоев. Отсюда вполне закономерна ситуация, когда процессы, прямо угрожавшие самим основам господствовавшей системы и ее правящей элиты, развивались во многом, а затем и по преимуществу внутри и за счет ресурсов самой этой элиты.

В конечном итоге в числе наиболее опасных для судеб советского "социализма" процессов в целом следует в первую очередь иметь в виду:

1. утверждение очевидно кастового внутреннего состояния номенклатурной элиты со свойственными такому положению циничными отношениями по принципу "ты - мне, я - тебе", дополнявшимися почти универсальными, присущими всем антидемократическим, олигархическим, бюрократизированным элитам качествами и пороками, в числе которых использование служебного положения в личных целях, соответствующие злоупотребления властью и положением во всем, а как результат - собственные варианты клиентелизма, непотизма, кумовщины, землячества, и т. п.;
2. рекрутирование номенклатуры за счет "собственных ресурсов", преимущественно за счет собственных детей, внуков, других родственников, что закономерно делало все более эгоистичными, циничными, потребительскими общие настроения всей номенклатуры, усиливая параллельно ее раздражение, презрение, отчуждение по отношению к массам, с которыми все еще как-то приходилось считаться и чем-то делиться, которым пусть и во многом формально, но надо было "служить", на практике располагая по сути неограниченным правом распоряжаться формально "общенародной", а по сути находившейся в управлении номенклатуры всей огромной государственной собственностью;
3. растущее давление всего, что было связано с накопленным нередко уже в течение нескольких поколений пребывания в номенклатуре личным и семейным имуществом, по сути - богатством, капиталом, которому было уже тесно в рамках таких форм его существования как коллекции произведений искусства, антиквариата, драгоценностей и т. п., и которому хотелось обрести жизнь истинного, ничем не ограниченного в своих возможностях капитала;
4. соответствующее усиление стремления к "перестройке" системы в интересах полномасштабной реализации материального и властного положения номенклатуры в личных и семейных (нередко и кланово-групповых) целях, а также желание при реализации этого уподобиться элитам Запада, который все больше становился жизненным ориентиром и для советской номенклатуры, все чаще и охотнее посещавшей западные страны;
5. все более активное продвижение на ключевые позиции в номенклатуре всевозможных антисистемных элементов. В последнем случае речь идет не обязательно о сознательных и убежденных ее противниках, в том числе т. н. "агентах влияния" (хотя и таких было немало). Просто среди верхушки номенклатуры было все больше эгоистичных корыстолюбивых карьеристов, людей, не имеющих и не желающих иметь какие-либо построенные на идеологических постулатах ("марксистско-ленинских") убеждений (чиновники, кстати, вообще, как известно, лишены каких-либо убеждений).

Параллельно и не менее всемогущие средства пропаганды все сильнее подпадали под контроль абсолютно цинично относившихся к коммунистическим постулатам официально назначенных "быть идеологами" "попов от коммунизма", а также прекрасно понимавших роль СМИ сознательных и убежденных противников коммунизма (так следует из биографии того же А.Н. Яковлева), и весьма цинично и по сути враждебно относившихся к системе выходцев из номенклатурных семей, имевших все возможности доминировать среди выпускников престижных журфаков, поступление на которые регулировалось практически полностью обладателями контроля над "позвоночным правом".

Что касается критериев, которыми руководствовалась номенклатурная элита при определении партийной и государственной политики, в том числе при решении важнейших кадровых вопросов, то они были все более явно во вред системе. Например, при выдвижении на ключевые посты в ней решающее значение все больше имели не состязательность по способностям, личным и профессиональным качествам, а по сути чисто формальные показатели, отражавшие верность претендента прежде всего номенклатуре. Как следствие, в 60-80-е гг. внутреннее развитие и взаимоотношения элит и масс в СССР переходят на классические варианты "моделей" политического функционирования и эволюции основных субъектов политической системы. Это значит, что советская политическая элита, к этому времени окончательно отказавшаяся от способов силового и иного радикально меняющего положение дел регулирования ее существования и развития, рекрутировавшаяся исключительно "на собственной основе", функционировавшая во все увеличивавшемся отрыве от масс, отчужденность которых от элиты становилась все более угрожающей, объективно выступала как классическая "элита львов", даже по чисто формальным признакам (имея во главе себя престарелых руководителей) абсолютно соответствовала всем критериям глубоко пораженной смертельным внутренним недугом элиты, обреченной на крах и уход с политической сцены. Что касается источников шедшей ей на смену "контрэлиты", "элиты лис", то, в полном соответствии со знаменитыми классическими теориями В. Парето, М. Вебера, Р. Михельса и других представителей "социологов второго поколения", классиков политической социологии, одним из важнейших источников ее появления, быстрого становления и последующего восхождения к власти стала сама номенклатурная элита, делегировавшая в состав "элиты лис" не только часть своих молодых представителей (в первую очередь "комсомольскую номенклатуру"), но прежде всего основную массу детей, внуков, племянников и других наследников старой номенклатуры.

Если говорить о причинах перехода на антисистемные позиции части номенклатуры, то среди них не только отсутствие подлинно коммунистических убеждений у значительной массы "советско-партийного" "служилого сословия", антисистемные настроения и поведенческие рефлексы вследствие повседневного их столкновения с негативными качествами, пороками, двойными стандартами, присущими системе, но и все те же элементарные "нормальные", "человеческие" эгоизм, карьеризм, корыстолюбие, зависть, мстительность и т. п. Не случайно, кстати, в некоторых выступлениях в печати даже М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина подчеркивалось, что они не забыли и не простили системе репрессий в отношении некоторых из своих родственников. Дети и внуки даже многих "больших родителей" часто просто не имели соответствующих интеллектуальных и морально-нравственных качеств и простого желания в условиях бытовой суперустроенности быть на высоте идеологизированной "социальной" стороны жизнедеятельности своих родителей. Что же тогда говорить о домочадцах, родственниках составлявших подавляющее большинство номенклатуры средних и низших слоев "советско-коммунистического" "служилого сословия" (различного рода директоров и председателей, других хозяйственных руководителей, массы партчиновников и т. д.)? Ведь если даже давние традиции соответствующего охранительного образа жизни европейской знати не дают гарантий от появления "блудных отпрысков", с которыми не удается справиться веками отработанными воспитательными приемами, то в семьях новообразованной советской элиты, где "Шариковы" были отнюдь не исключением, антисистемность и разложение не могли не быть если не правилом, то весьма частым, привычным явлением. Приземленно-бытовое восприятие роли и положения элиты семьями представителей номенклатуры в свою очередь во многом определяло потребности, жизненные ориентиры и поведение самих представителей номенклатурной элиты. Внутренними пороками самой советской номенклатуры во многом можно объяснить также выдвижение в верхушку советского руководства людей, совершенно не обладавших качествами высших государственных руководителей не способных справиться с возложенными на них функциями в интересах выдвинувшей их системы, а тем более - с объективными кризисными явлениями и процессами в этой системе. К примеру, на ключевой пост генерального секретаря ЦК КПСС с течением времени системой стали выдвигаться по сути дела люди, отвечавшие предназначению и содержанию этого поста лишь по чисто формальных характеристикам. Такое положение было отражением и стало возможным лишь по причине очевидного глубочайшего внутреннего кризиса и упадка самой господствующей элиты.

Очевидная порочность критериев, ориентиров и поведенческих стереотипов, которые воцарились в системе и ее элите - номенклатуре, их угроза существованию самой системы особенно обнаружились в период так называемой "горбачевской перестройки". Само выдвижение М.С. Горбачева на пост лидера КПСС было ярким выражением абсолютного господства чистой воды формализма в системе основных подходов и ценностей номенклатуры. Практика очень быстро показала, что М.С. Горбачев не только не обладал необходимыми способностями и качествами для руководства таким государством, как СССР, особенно в кризисной для правящей элиты (а также для связанной с ней правящей партии) ситуации, но как раз отличался целым рядом черт, ярко выражавших многие существенные недостатки и пороки господствовавшей номенклатуры. Многословие как альтернатива "чтению по бумажке", волюнтаризм, спонтанная готовность идти на производившие впечатление "решительных", но вовсе не отвечавших интересам не только системы, но и государства, общества своего времени меры и шаги (в том числе мягко говоря "непродуманные" способы борьбы с пьянством и алкоголизмом, коренной пересмотр отношения к сложившейся после второй мировой войны системе мироустройства и международных отношений, и т. д.), игнорирование элементарных основ научных взглядов относительно безопасности существующего строя и обеспечения безопасности в переходные периоды (при попытках пересмотреть сложившуюся систему властей с соответствующими "делегированиями" власти при реформировании властных структур, и др.), а кроме того - отсутствие действительных коммунистических убеждений (по собственному признанию М.С. Горбачева еще на посту руководителя КПСС, его взгляды были по сути аналогичны взглядам Ф. Гонсалеса - типичного представителя современной социал-демократии) - только некоторые характеристики и качества лидера "перестройки", которые в условиях централизации и концентрации всей системы на особой, решающей роли ее лидера становились крайне опасными для самой системы. Несостоятельность лидера правящей партии в качестве руководителя крупнейшего государства и гаранта системы - отражение несостоятельности всей номенклатуры.

Впрочем, в крушении советской системы виноваты не только ее правящая элита - номенклатура и ее эволюция.

Народ, давно отделивший себя от элиты, под влиянием повседневных трудностей, не видя перспектив существенного улучшения своего положения при господствовавшей системе, полагая, в том числе под влиянием получаемой по разным каналам, включая знаменитые "радиоголоса", разнообразную, но, как правило, отрывочную информацию, создававшую впечатление о безусловных преимуществах западной системы, построив на этой почве массу иллюзий и мифов, в том числе связанных со словами "демократия" и "рынок", а также не желая сдерживать в условиях все более "либерализировавшегося" авторитаризма внутреннего давления эмоций и сил, традиционно присущих типичному для России "человеку орды", не просто с готовностью, но даже с радостью ухватился за возможность опрокинуть советскую систему.

Широкие массы десятилетиями понимали провозглашенные советской властью лозунги, принципы и раздававшиеся правящей партией обещания в буквальном смысле. За годы строительства советского "социализма" вы-росло несколько поколений людей, считавших социальное равенство естественным делом, себя, соответственно, равными в социальном плане правящей элите, рассматривавших ее как "слуг народа" и т. д. Руководствуясь житейски-обыденным вариантом "нормативного подхода" (т. е. того, "как должно быть") массы считали нетерпимыми, являющимися отступлением от "норм социализма" существовавшее между ними и номенклатурой неравенство в вознаграждении за труд, в условиях труда, быта, жизни в целом, требовали от элиты по сути дела "идеальных" морально-нравственных и профессионально-служебных качеств, позволяя в то же время себе быть вполне "естественными" или близкими к "естественным" в своих повседневных, в том числе корыстолюбиво-эгоистических устремлениях. Такого рода "двойной стандарт" масс в требованиях к себе и правящей элите серьезно раздражал номенклатуру. В свою очередь часть номенклатуры, особенно близкой к действительным "социалистическим" идеалам, то и дело выражала желание, причем не только на словах, "подтянуть народ", его дисци-плину, морально-нравственные качества, затевая соответствующие кампании по усилению дисциплины, борьбе с пьянством, повальным мелким воровством и т. п. Мобилизовывавшиеся для этого правоохранительные структуры и общественные организации обычно "перегибали палку" или доводили многое в правильных вроде лозунгах, ориентирах и практике на их основе до абсурда, причем нередко серьезно обижая, травмируя людей незаслужен-ными ярлыками и наказаниями. Это вызывало раздраженную реакцию масс. Отчужденность и раздражение в отношениях между элитой и массами нарастали.

В конечном итоге, отвергая пороки и недостатки господствовавшей системы, широкие массы "советского народа" по сути дела во многом по житейски-обыденной "простоте" и политической наивности, а нередко и по невежеству, несознательности, из-за обид на систему по сути дела были морально-психологически готовы отвергнуть ее всю в целом, как таковую. При этом достоинства системы, все ее достижения в интересах людей труда, широких масс воспринимались как нечто раз и навсегда данное, сохраняющееся и в контексте любой другой системы, идущей на смену советскому "социализму". Если к этому добавить абсолютно наивную веру в слова, заявления, обещания, отчасти объяснимую отсутствием опыта систематического реального общения с обычными "нормальными" правилами "политической игры" и политическими демагогами, а также массу других слабостей и недостатков, связанных с отсутствием у широких масс политических знаний и опыта, в том числе, кстати, и по вине государственной политике отстранения масс от участия во всех формах политической жизни, то все это делает понятным, почему миллионы советских людей с готовностью пошли за сознательными противниками советской системы из числа части номенклатуры, представителей ее семей, людей, пострадавших от системы, политических диссидентов и т. п. И вместе с системой ("грязной водой") они почти с радостью (во всяком случае - с энтузиаз-мом) выплеснули и "ребенка" (собственные социальные приобретения).

В этом трагедия советского народа, потерявшего в конечном итоге и самого себя, и свои завоевания, и вынужденного уже в качестве народов целой группы независимых государств снова начинать во многом с нуля, сначала, снова вступать в тяжелейшие исторические переходные периоды, состояния, снова приносить в жертву себя и, вероятно, многие последующие поколения ради все того же "светлого будущего", теперь уже, правда, "развито-капиталистического" (если, конечно, до него дойдет дело).

Что касается современной России, то ее общество сегодня все еще остается как раз типичным переходным, где серьезные заделы и элементы капитализма соседствуют с наследием старой советской системы. Российский капитализм все еще не определился в выборе системообразующих качеств своей модели. При этом ни правительство, ни тем более "капиталисты" не стремятся или не могут определить наиболее важное, моделеобразующее для нынешнего варианта российского капитализма. По-прежнему на первых ролях остаются люди с эгоистическими, корыстными, карьеристскими и другими подобными устремлениями, с циничными и безнравственными подходами к решению основных, в том числе социальных проблем. Новая элита состоит преимущественно из сознательных могильщиков и приспособившихся к изменившимся условиям представителей прежней системы. При этом среди них есть немало тех, чей путь наверх обусловлен не только эгоизмом, карьеризмом, беспринципным оппортунизмом, но и откровенно мошенническими, преступными, в целом связанными с миром криминала поступками и действиями. "Общенародная собственность" поделена по праву властвующего и сильного, массы презираются и отчуждены, отстранены от власти и собственности еще более, насаждаются индивидуальный и групповой, в том числе корпоративный эгоизм (пример - поведение в ряде ситуаций железнодорожников и энергетиков), чтобы окончательно вытравить серьезные антикапиталистические элементы и сопротивление. В лозунгах отдельных олигархов ("жить надо не по понятиям" (т. е. не по совести, не по справедливости и т .п.), а по "закону" (т. е. по нормам, которые смогли утвердить власть и деньги предержащие) - суть ориентации поведения и развития большой, если не большей части нынешней элиты современного российского общества и капитализма. Сегодня российские законы и все, что их гарантирует, работают в интересах собственности и собственников (в том числе, как уже говорилось, утвердившихся в этом качестве и криминальным путем), а вовсе не в интересах "простого" рядового человека, личности. Но, как и в прежние времена, в период борьбы с советской системой все то, что служит интересам эгоистичного капитализма и его элиты по-прежнему прикрывается лозунгом защиты "прав человека". Если ранее под этим лозунгом стремились препятствовать борьбе системы с ее противниками, то сегодня - борьбе с пороками уже нынешней системы (с злоупотреблениями властью и богатством, с криминалом и т. п.). Главным правом человека на деле сегодня выступает право силы (силы власти, денег и т. п.), опирающееся и на законы силы.

Противостоять уродливым проявлениям и тенденциям нынешнего варианта систем "рынка" и "демократии" в России возможно только на путях развития современной системы гражданского общества и современной подлинной демократии. Массам важно не замкнуться при этом на проблемах собственного эгоистичного существования и выживания, осознавать необходимость если уж капитализма, то пусть хотя бы цивилизованного. Капитализм по своей сути пока ближе истинной природе, сущности современного человека как такового. Реально действительный социализм пока прорастает в тех или иных проявлениях скорее в развитых странах Европы и Северной Америки, чем даже в именующих себя и сегодня социалистическими. Впрочем, возможен конечный успех и списанного с "советского примера" социализма, хотя бы в том же Китае. Правда, при условии извлечения им действительных уроков из печального опыта КПСС и СССР.

Общественно-политический переворот в России в начале 90-х годов во многом явился победой над авангардистскими социальными утопиями и социальным прожектерством объективных социальных и человеческих реалий конца ХХ века. Не только не устраненные за годы советской власти, но даже усилившиеся вследствие негативной реакции на принудиловку сверху, стадный, коллективистский нажим на личность и тому подобное индивидуальный и коллективный эгоизм, все возраставшие эгоистичные, криминальные по своей сути, конечному проявлению антисоциальность и антигуманизм создавали и в конечном счете создали объективные основы для устранения советской системы, значение и ценность которой так и не были осмыслены очень многими рядовыми людьми, особенно в связи с мозолившей глаза простому человеку политикой части номенклатуры на строительство коммунизма не столько для общества, сколько лично для себя и своих домочадцев.

Капитализм на сегодня, надо подчеркнуть это еще раз, является обществом, которое объективно в наибольшей степени отвечает внутренней природе человека конца ХХ века. В принципе возвращение России к развитию в русле капиталистической системы является органичным. Это, однако, означает лишение масс огромных социальных завоеваний, усиление их зависимости от всевозможных групп, разделивших между собой все основные виды власти, влияния, собственности, существенное ухудшение социокультурной обстановки в обществе и т.д. В условиях, когда натура "человека орды" лишилась прежних рамок ограничений и контроля, все больше дает о себе знать худшее в ней, что означает эскалацию ассоциальности во всех смыслах, в том числе бескультурия, аморальности, безнравственности и, соответственно, преступности, наркомании, проституции и т.п. По сути дела в итоге состоялось не столько возвращение России к прежней, досоветской российской цивилизованности, сколько переход от советской цивилизации к некоему суррогату заимствованного из "неокапитализма", причем прежде всего из числа самых худших, опасных, негативных его проявлений. Возможные при этом социальные, криминальные и иные всплески и выражения недовольства, протеста, бунты и даже революции чреваты новыми вари-антами обращения к жестокости как средству обуздания элитами опасных тенденций, в том числе и внутри себя, но в первую очередь - среди масс. Это означает, что в новое тысячелетие Россия вступает с весьма неопределенными и не исключающими новые социальные катаклизмы перспективами своего цивилизационного развития.