Литературная страничка |
Обозреватель - Observer
|
Штрихи к портрету
Т.ТОЛЧАНОВА, Поля, косогоры, березы, Российские наши раздоры, Эти поэтические строки посвящены поэту, писателю Владимиру Алексеевичу Солоухину. Они прозвучали на вечере в Центральном Доме работников искусств 27 февраля 2001 г., читала их автор Людмила Барыкина. Выступали артисты, писатели, друзья. Я слушала, и в то же время мои мысли возвращались в прошлое. И как кадры с давно снятого фильма оживляли в моей памяти эпизоды, связанные с его именем. А что же я могла бы о нем сказать? Сколько ему было бы сейчас лет? Родился 14 июня 1924 г. в селе Алепино Владимирской области, сын крестьянина… Нет, это не так важно. И вдруг, ярко-ярко вспомнился момент, когда впервые его увидела. Работала я во Всесоюзном Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей СССР. Наша "контора" располагалась в правом крыле флигеля на улице Воровского (теперь Поварская). Октябрь месяц 1973 г. Открывается дверь, и уверенной походкой входит коренастый, средних лет мужчина и, не обращаясь ни к кому персонально, звучным баритоном произносит: "Здравствуйте". Его быстрый взгляд серо-голубых глаз скользит по лицам присутствующих и останавливается на мне. Два, три шага и он около моего стола. - Новенькая? Приятно видеть русское лицо. Солоухин, - и подает мне правую руку. - Я догадалась, - отвечаю. "Владимирские проселки" - назвала первое произведение, что мне удалось прочитать. - Приятно слышать. А что еще читали? - Это пока все, что удалось прочесть, - призналась я. Писатель как-то два раза приподнял правое плечо, взглянув еще раз на меня, сказав: "Удачи Вам", медленно направился к выходу. Мне показалась, что автор обиделся за мое скудное познание его творчества. В ближайшее время я постаралась пополнить пробелы и прочла сборники стихов: "Дождь в степи", "Разрыв-трава", "Жить на земле", "Не прячьтесь от дождя", "Избранную лирику". Удивительная поэзия, в которой, как мне кажется, слилось практическое познание жизни, лирическое восприятие природы и крестьянской жизни. А проза? "Владимирские проселки", "Капля росы", "Степная быль", "Лирические повести". А "Письмо русского музея"? А романы? "Мать-мачеха" - он рассказывает о вхождении писателя в литературу, институт, первые друзья по перу - герой сам автор. Читая их, кажется, знакомишься с самой сущностью этого человека. Вот теперь мне не стыдно будет смотреть в глаза автору. Сам о себе автор говорит: "Я писатель-документалист, у меня лучше получается, когда я пишу о том, что видел, перечувствовал, перестрадал". Мои мысли перебил голос артиста Леонида Шумского, прекрасно исполняющего романсы на слова Солоухина. Очень знакомые слова из сборника стихов "Седина": Сыплет небо порошею И вновь я ушла в воспоминания. В июне 1975 г. проводились "Дни Абхазской литературы". Руководителем был назначен Константин Михайлович Симонов. Он попросил меня заняться подготовкой и проведением этих дней и в дальнейшем быть его помощником. Мы вместе составили программу, смету расходов, список участников и т.д. В состав участников вошел и Солоухин. Была запланирована поездка в Ясную Поляну, на родину Льва Николаевича Толстого. Владимир Алексеевич возглавлял эту поездку. В поездках люди раскрываются ярче и узнаются такие черты характера, которые не проявляются ни в служебных кабинетах, ни в деловых встречах, ни даже в дружеских разговорах. Я не могла представить, каким веселым, остроумным, изобретательным, находчивым может быть Солоухин. На встрече в Тульском Дворце культуры он прекрасно выступил как переводчик, находил такие слова, которые не могли не вдохновить поэта на дальнейшую творческую работу. Он говорил: "Мне посчастливилось перевести Ваши стихи на русский язык". Благодаря К.М.Симонову и В.А.Солоухину вечер прошел блестяще - не могу дать другого определения. Были благодарны и выступающие абхазские писатели и пришедшие на вечер слушатели. Возвращаясь из Тулы на автобусе "Икарус", всю дорогу пели русские, абхазские, украинские, грузинские песни и запевалами были Владимир Солоухин и Иван Тарба. И я снова переключила внимание на сцену ЦДРИ. Выступают артисты Ольга Фомичева и Михаил Поздняков. Они исполняют композицию из произведения Владимира Алексеевича "Капля росы". Это произведение - настоящая творческая судьба, оно вывело писателя на орбиту славы. Странно, именно эта композиция напомнила мне период, когда среди писателей, как гром среди ясного неба, прошла молва: Солоухин тяжело болен, "у него рак". Трудно представить, что у "русского богатыря" и вдруг "рак". Причиной слухов послужила повесть Солоухина, напечатанная в журнале "Москва" № 4 за 1975 г. "Приговор". Журнал раскуплен был буквально за два дня и передавался из рук в руки, с условием "на одну ночь". Так и я прочла, нет, буквально "проглотила" за одну ночь. В повести автор подробно рассказал, как он узнал о заболевании раком, о хождении по кабинетам врачей-онкологов, о восприятии и состоянии человека, которому вынесен смертный приговор. Повесть эту прочли и врачи Государственного онкологического института Министерства здравоохранения СССР, возглавляемого академиком Н.Н.Блохиным, расположенного в районе метро "Каширская". Если у рядового читателя повесть вызвала чувство сострадания к больному, то у врачей-онкологов - другое. Руководство института настоятельно требовало встречи с автором. С просьбой о проведении такой встречи ко мне обратился и профессор А.В.Чаклин. Я сообщила Владимиру Алексеевичу. - Ну что ж, послушаем, подумаем, назначайте встречу. Договорились провести ее в Малом зале Центрального Дома литераторов (на ул. Герцена). На встречу пришло столько желающих присутствовать, что дирекции ЦДЛ пришлось перенести встречу в Большой зал, да и здесь смогли сидеть не все. Многие стояли в дверях. Виновник событий сидел справа на боковом сидении, а я сидела слева через одного человека и мне удобно было наблюдать за автором. Первое слово ведущий предоставил академику Блохину. Я запомнила основную суть его выступления. Обращаясь к автору повести, он высказал сожаление, что писатель не обратился лично к нему, тогда "обследование прошло бы не так болезненно и он не был бы уязвлен увиденным". Академик сетовал на большую загруженность медицинского персонала и т.д. В заключение Блохин сказал: "Должен Вам сообщить - я интересовался Вашим диагнозом - рака у Вас нет". Я смотрела на Солоухина. Он сидел, закрыв глава и ни один мускул не реагировал на сказанное. Я готова была встать и громко заявить академику: "Как это можно - одни ставят диагноз "рак", а Вы утверждаете "нет". Чему верить?" В зале тоже прошел шумок. Ведущий встречи успокаивал сидящих. "Товарищи, мы сегодня обсуждаем не состояние здоровья писателя. Мы собрались поговорить о повести "Приговор". Едва была произнесена эта фраза, как на сцену выбежал человек преклонного возраста, небольшого роста и буквально набросился на автора: "Повесть, Вы говорите "повесть". Да это - клевета, это - антисоветчина (я записала его выступление и пишу почти достоверно). А автор - аморальный тип. Ведущий прерывает выступающего: "Простите, Вы назовите себя. Я должен объявить, кто выступает". - Я - профессор института, всеми уважаемого института, который автор обозвал "Каширка". Спросите у сидящих врачей, меня все знают. И вот этого типа - он указал на сидящего в зале Владимира Алексеевича - все запомните. Он оскорбляет в своей повести всех врачей. Он называет нас обманщиками и лгунами. Он обвиняет, что мы не говорим больным правды. Так вот, я скажу ему и всем сидящим всю правду, что он из себя представляет. Я узнал, он имеет жену и двух дочерей, а в своей повести он с любовницей развлекается на море. Он развратник, а не советский человек. (В зале шум). Да, развратник. Я предлагаю здесь, сегодня поставить вопрос перед правительством - вынести решение (в зале шум усиливается) - выгнать, - буквально выкрикнул оратор, - такого писателя из страны". - Что он пишет! - кричит выступающий, стараясь заглушить уже бушевавшие голоса сидящих в зале. Он пишет, что, умирая, ему жаль покинуть любовницу, вино и блаженство, а не Родину, которая его вырастила и выучила! (зал негодует). Я смотрела, не отрывая глаз от автора повести. Он также сидел с закрытыми глазами и лишь изредка бросал взгляд на выступающего. - Взгляните на него, - оратор опять показывает рукой в сторону Солоухина. - Сидит, будто его это не касается, - уже кричит профессор. - Вон его, вон его из страны!" - Долой со сцены, - раздается чей-то громкий мужской голос, его подхватывают еще несколько голосов: "Долой со сцены". И несколько человек из зала мгновенно вбегают на сцену, подхватывают профессора под руки и уносят со сцены. В зале шум, смех, выкрики. Ведущий в растерянности. На сцене один за другим появляются писатели. Они успокаивают сидящих в зале, сообщая, что повесть - художественное произведение и автор имеет право придумывать сюжет, может написать от собственного имени, может выдумывать героев, их страдания, их мысли. Надо уметь разбираться в сюжетной правде и вымысле. А если автор написал, что ему, умирая, жаль расстаться с возлюбленной - что тут плохого, аморального. Несколько выступлений было в защиту автора, но голос из зала: почему автор онкологический институт назвал "Каширкой"? Ведущий: "Мне кажется, надо попросить на сцену Владимира Алексеевича и пусть он нам все пояснит". В зале раздались аплодисменты. Солоухин открыл глаза, внимательно обвел взглядом сидящих в зале. Внимание же всего зала было направлено в его сторону. Сделав "свой вывод", автор медленно направился на сцену. Он отыскал в зале академика Блохина, поклоном головы поприветствовал его. - Уважаемый Николай Николаевич, Вы сетуете, что я не обратился к Вам за помощью. Да вот так, не обратился, и не сожалею об этом. Если бы я обратился, не увидел бы того, что написал в повести, не пережил бы, что пришлось пережить. Я всю жизнь пытался писать со всей откровенностью и в этой повести пишу всю правду. Может, Вы сделаете вывод и другим не придется испытать, что испытал я. А в чем читатель может меня обвинить - сырая повесть, недоработанная. Отдал в журнал, боялся, что при моей жизни не напечатают - так и все люди не узнают правды. Поспешил, не думал, что буду вот так стоять на сцене и выслушивать, что обо мне говорят. Вот так. Он хотел уже уходить, но остановился: "А "Каширкой" Ваш институт называют все больные - вот и я так назвал. Да, Николай Николаевич, Вы сказали: "Рака у меня нет", так пошто мне хирурги полляжки отхватили?" В зале смех. Автора повести под аплодисменты проводили со сцены. Его окружили со всех сторон, и я видела, как в окружении он шел до самого метро. Пока я мысленно вспоминала обсуждение повести "Приговор", вечер в ЦДЛ подходил к концу. Артисты читали стихи. Я подумала: "Поэты не умирают", и от этой мысли мне стало радостно. Я не спеша шла домой и все еще жила воспоминаниями о Солоухине. Вспомнила одну литературную поездку, он сам читал эти же стихи. После выступления в Доме культуры Костромы мы спешили на ночной проходящий поезд, не успев поужинать. В купе я оказалась вместе с Владимиром Алексеевичем и одной милой женщиной преподавателем. Поезд тронулся и первые слова, которые он произнес: "Ох, пельменей бы сейчас", а я добавила: "Сибирских, из трех сортов мяса". Он взглянул в мою сторону. - Не верю, - нараспев произнес поэт. - Придется доказать. И мы условились, что на Рождество собираемся у меня и я угощаю пельменями. Слово не воробей. Сказала - надо выполнить. Я заранее начала готовиться. Приходя с работы, я вечерами лепила пельмени и к Рождеству было сделано более 800 штук. Они хранились на балконе в большой картонной коробке. Дня за три Солоухин позвонил: "Рождество скоро, небось обещание забыли?" - Нет, не забыла. Жду к 18 час. Милости просим. И сообщила адрес. Вот и Рождество. Стол накрыт. Ждем именитого гостя. Ровно в 18 час звонок в дверь. Открываю. Первое, что бросилось в глаза: какой-то большой белый ком. Наконец разобрались. Передо мной огромный букет белых хризантем, завернутый в прозрачную бумагу, и занесенный снегом, за ним весь в пушистом снегу поэт. Лицо улыбалось. Букет мгновенно оказался в моих руках, снег посыпался, я так и ахнула. В коридоре мгновенно появились из комнаты мои друзья, ожидавшие гостя. Владимир Алексеевич, не заходя в коридор, стряхнул с себя снег и, перешагнув порог, громко сказал: "Здравствуйте". Я передала подруге букет, помогла гостю снять пальто. Взглянув на присутствующих, поэт был удивлен, увидев Дмитрия Трофимовича Шепилова (в те годы имя этого человека было нарицательным и звучало по стране как "и примкнувший к ним Шепилов"). Из кухни доносился запах пельменей. Владимир Алексеевич "к столу" добавил баночку мелких-мелких белых грибов: "Не волнуйтесь, не отравитесь. Сам собирал, сам солил". Расходились все дружно, далеко за полночь. Уходя Солоухин тихо произнес: "Ублажила. Пельмени хорошие". Утром у вешалки на столике я обнаружила две книги с теплой надписью: "Дорогой Тамаре Петровне на сердечную память" - книги "Лирические повести" и "Седина". Вместе с книгами я храню и память. Я продолжала работать, мы изредка встречались на литературных вечерах, на совещаниях. При встрече писатель улыбался, говорил свое приветствие "Здравствуйте" и целовал руку. Мне нравились его публичные выступления. Он не выступал - лишь бы покрасоваться - был немногословен, говорил по существу, чуть окая. Он умел отстаивать свою точку зрения. В среде писателей не все его жаловали, а некоторые просто сторонились, боясь немилости высокого руководства, или просто не разделяя его мировоззрения. Знаю, его приглашали в ЦК КПСС для беседы. Он носил на пальце кольцо, сделанное из десятирублевой царской монеты с изображением Николая II. Он ездил по глухим деревням, собирая старинные иконы. Однажды я его спросила: "Это правда?" - Правда. Я не хочу, чтоб они уплыли за границу. Российское достояние должно остаться в России. Он не скрывал своих монархических взглядов - за это был многим неугоден. И все же, все же никто, никогда не смог не признать в нем писателя, русского талантливого писателя. Шли годы. Я редко встречала писателя. Однажды мне сказали: "Кажется, Солоухин очень болен". В последних книгах - "При свете дня" и "Соленое озеро" - он так откровенно пишет о смерти. Слышала и другое. Он много работает, готовит к изданию десятитомник своих сочинений. Незадолго до известия о его кончине, он выступал по телевидению. Он такой же, но с потухшими глазами. Горько, горько сознавать, что "приговор", вынесенный ему в 1975 г., должен исполниться. Он ушел из жизни 4 апреля 1997 г. Его отпевание прошло в Храме Христа Спасителя, но похоронен Солоухин на родной Владимирщине. Ушел и не знает того, что в далекой Австралии в городе Сидней основано "Общество любителей русской словесности имени Владимира Алексеевича Солоухина". Основал его русский человек, эмигрант 4-го поколения Георгий Логунов, не богатый, не меценат. С трудом собрав деньги, он в 1999 г. приехал в Россию, купил 500 экземпляров вышедшей книги "Последняя ступень" и увез с собой. Не знает писатель, что девизом общества служат слова: "Держитесь, копите силы, нам уходить нельзя". Живет девиз писателя - значит он живет. И мне кажется, я вновь услышу его голос: "Здравствуйте". В.Солоухин 1962 г.
Пожилая, Вся в платках (даже сзади крест-накрест). Пропуская ее по тропинке, я в сторону резко шагнул, По колено увязнув в снегу. - Здравствуйте! - Поклонившись, мы друг другу сказали, Хоть были совсем незнакомы. - Здравствуйте! - Что особого тем мы друг другу сказали? Просто "Здравствуйте", больше ведь мы ничего Не сказали. Отчего же на капельку солнца прибавилось. В мире? Отчего же на капельку счастья прибавилось В мире? Отчего же на капельку радостней сделалась жизнь? - Здравствуйте! Был ведь когда-то обычай такой, Мы его в городах потеряли; Потому что нельзя ж перекланяться всем, Кто ходит по улице Горького, В ГУМе толпится, И даже кто вместе с тобой приходит в театр на спектакль. - Здравствуйте! Был ведь, был ведь прекрасный обычай у русских. Поклониться друг другу при встрече (Хотя бы совсем незнакомы). И "Здравствуйте!" тихо сказать. "Здравствуйте!", то есть будьте в хорошем Здоровье. Это - главное в жизни. Я вам главного, лучшего в жизни желаю. - Здравствуйте! Я вас встретил впервые, Но я - человек, и вы - человек, Мы - люди на этой Земле. Поклонимся же друг другу при встрече, И тропинку друг другу уступим (Если даже там снег, Если даже там грязь по колено). - Здравствуйте!м Как я рад, Что могу Вам это сказать! |
|