И.Соколов

Гений живет во все времена;
но люди, которые являются его носителями,
немы, пока необычайные события
не воспламенят массу и не призовут их.
Дени ДИДРО.

Известный французский философ-материалист Дени Дидро был, бесспорно, прав, утверждая это. Ибо историческая наука уже давно заметила, что великие таланты появляются всегда там, где существуют общественные условия, благоприятствующие их возникновению и развитию.
XX столетие характеризуется именно такими событиями. Сюда можно отнести первую и вторую мировые войны, которые по своим масштабам, размерам и значимости намного превзошли подобные явления предшествующей эпохи. Только вторая мировая война дала миру целую плеяду доселе мало кому известных деятелей. Последняя из мировых войн затронула интересы множества стран мира и одной из первых была Франция. И хотя окончание войны она встретила на стороне победителей, ей стоило огромных усилий не сдаваться и продолжать борьбу несмотря на признанное правительством Петена поражение. Выдержать же все испытания помогли мужество, храбрость и настойчивость французского народа и умело организованное руководство страной ее истинного патриота генерала Шарля де Голля, который по праву вошел в мировую историю наряду с такими фигурами, как Иосиф Сталин, Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль.
Однако с именем де Голля связан не только переломный период второй мировой войны, когда он отстоял международный престиж и честь Франции, но и сложный период больших перемен, происходивших в 50-х и 60-х годах. Во многом именно от него зависело, по какому пути пойдет страна, какое место она займет в Европе и мире.

28 СЕНТЯБРЯ 1958 г. народ Франции выбирал свое будущее. В этот день был проведен референдум, на котором население должно было высказать свое мнение о новой конституции Пятой республики. В действительности же избирателям предстояло решить: доверяют ли они в этих особых политических условиях руководство делами государства генералу де Голлю или нет. Похожая ситуация имела место и при проведении общих выборов в октябре, когда французы, отдавшие свои голоса партии ЮНР (Партия Союза в защиту прав новой республики), голосовали не за ее программу, так как она не выдвинула никакой программы, а за де Голля. Правда, согласно новой конституции, избрание на пост президента республики требовало решения узкой коллегии выборщиков, но эта процедура явилась не более чем простой формальностью — в победе де Голля никто уже не сомневался. Становится очевидным, что своим возвышением генерал обязан референдуму 28 сентября.
Так начинался знаменательный период в истории современной Франции — эра новой конституции. “Избранный на 7 лет, он ни перед кем не несет ответственности, кроме истории, хотя и может быть привлечен Верховным судом к ответственности по обвинению в государственной измене. Он назначает первого министра, может единолично распустить Национальное собрание, передать на решение референдума законы, принятые парламентом, ему лично принадлежит право помилования, он заключает и ратифицирует договоры, и он, по-видимому, вправе заключать военные соглашения, которые не требуют утверждения парламента. В исключительных обстоятельствах он берет на себя всю полноту власти и в силу собственного решения становится диктатором в римском смысле слова”.
И эти якобы “исключительные обстоятельства” не могли не появиться, причем их угроза для процветания Франции порой вызывает сомнения. Уже с первых дней существования Пятой республики де Голль получил возможность управлять страной лично, что еще более ускорило процесс возвышения исполнительной власти за счет сужения интересов парламента.
Теперь правительство само намечало повестку дня заседаний и очередность обсуждения проектов, которые оно вносило в Национальное собрание; длительность сессии Национального собрания была сокращена; последнее было обязано принять бюджет в 70-дневный срок и т.д. К тому же, правительство умело позаботилось о своем будущем, защитив себя от всякого рода случайностей: в доверии ему может быть отказано только абсолютным, а не простым большинством. Вдобавок конституция ограничила сферу деятельности законодательной власти. Отныне законы могли издаваться сугубо по определенным вопросам, означенным в конституции. Правительство же могло действовать совершенно свободно посредством издания своих актов.
Сторонники де Голля утвердили конституционным советом в июне 1959 г. постановление, согласно которому депутаты и сенаторы более не могли голосовать после заявления с трибуны членов правительства или обсуждать и принимать простые резолюции, т.е. тексты, содержащие их пожелания правительству по какому-либо конкретному вопросу.
Впрочем, почва для вынесения данного вердикта, полностью обезоружившего законодательную ветвь власти, была подготовлена еще в октябре 1958 г., когда на очередной пресс-конференции де Голль недвусмысленно заявил: “После нескольких месяцев бездействия институт парламента появится вновь, но уже не всемогущим. Если бы, к несчастью, завтрашний парламент не захотел приспособиться к роли, которая ему отводится, то, без сомнения, республика была бы ввергнута в новый кризис, причем никто не может предвидеть, что из этого получится; во всяком случае, парламентский институт был бы сметен на долгое время”.
Становится совершенно ясно, что заявление де Голля стало завуалированным одобрением вышеперечисленных действий и акций правительства, смысл которых заключался в том, чтобы избавиться от такой системы, при которой парламент имел верховную власть. Господствующей монополистической верхушке в стране не хотелось более жить под постоянным страхом потери контроля над парламентом и вести борьбу с демократическими силами в невыгодных, чреватых опасными последствиями, условиях.
Однако открыто отказаться от демократии — значит обрекать себя на политическую смерть, с чем де Голль и его режим были абсолютно не согласны. Именно поэтому сначала в буржуазной прессе, а затем на устах и в умах миллионов французов появилась крылатая фраза — “де Голль — человек, который стоит над партиями”, или, другими словами, —над социальными классами, составляющими нацию. Потом последовало известное изречение нового президента Пятой республики о том, что Франции представился “внезапный случай... освободиться от сомнений, разногласий, унижений, позволяющий поставить общие интересы выше всех частных интересов и предрассудков”. Красивая идея зажгла в сердцах людей искры надежды. Тогда газета “Le Populaire” так отразила народные настроения: ”Великолепный результат показывает, что, несмотря на злоупотребления, отмеченные во время кампании по выборам в законодательные органы, имя генерала де Голля в представлении общественного мнения Франции находится над партиями. Функции, которые ему предстоит выполнять в ближайшем будущем, едва ли могут допустить, чтобы это было иначе”.

...Де Голль царствует, крупный капитал управляет.
ЧЕРЕЗ свою мать и жену Шарль де Голль был связан с крупными промышленными семьями Севера — Майо -Друлер, Кольт - Бернар, Гюстав де Корби, Вандру, Фаржон. Именно они поддерживали всю военную и политическую карьеру де Голля, способствуя его продвижению по служебной лестнице. Огромное значение играли семейные связи де Голля и с крупной монополистической буржуазией. Родной брат генерала Пьер де Голль был заместителем директора “Банк де л’Юньон паризьенн”, одной из господствующих групп финансового капитала. Эта группа принимала участие во всех областях французской экономики (банки, страхование, транспорт, черная и цветная металлургия, химия, горное дело) и тесно сотрудничала с рядом крупных компаний и банков, находившихся за пределами Франции. “Банк де л’Юньон паризьенн” вел дела с могущественным бельгийским банком “Сосьете Женераль де Бельжик”, также участвовал в предприятиях германской угольной промышленности, развивал большую активность в области нефтяной промышленности и удерживал значительные позиции в Северной Африке. Он имел интересы в крупном химическом обществе “Нобель-Базель”, которое в свою очередь было связано с двумя важнейшими гигантами финансового капитала — группами де Ванделя и Шнейдера.
Очевидно, что для объективного объяснения политической ориентации личности является недостаточным знакомство с его семьей и близкими. Более важным критерием оценки служит выбор людей, которыми этот человек себя окружает. Де Голль не только оставался верен семейным традициям, но на протяжении всей своей карьеры неизменно отдавал предпочтение лицам из высших финансовых кругов.
В деголлевскую свиту сумели войти лишь избранные и наиболее влиятельные люди своего времени, занимавшие ключевые посты в компаниях, банках и на предприятиях. Они составляли элиту общества, их имена говорят сами за себя: Морис Кув де Мюрвиль, связанный через жену с банком Мирабо и “Банк де л’Юньон паризьенн”; Леруа-Болье, назначенный в 1958 г. председателем и генеральным директором “Сосьете де мин де фер де Моритани”, где руководящую роль играла группа Ротшильда; Рене Мейер, являвшийся председателем бельгийской холдинг-компании “Софина”, “Эрафрен” и общества “Ле никель”, а также членом правления “Рио Тинто”, “Юньон э Феникс эспаньоль”; Жорж Помпиду, генеральный директор банка Ротшильда и другие. Со времени установления режима личной власти генерала проникновение финансового капитала в правительственные органы приобрело огромные мас-штабы. Наряду с личными представителями финансовой олигархии в правительстве де Голля — Дебре заседали либо чиновники, связанные с финансовым капиталом, либо ставленники средней буржуазии, которые служили прикрытием для непосредственных управляющих монополий. Но и те и другие были объединены общей идеей — проведение политики крупного капитала. Таким образом, фактически сформированное из представителей одного класса правительство стало орудием реализации интересов финансовой олигархии. Следующей ее целью были временные комиссии, созданные в помощь министрам для урегулирования важнейших экономических вопросов по мере их возникновения. Однако и этот барьер был с триумфом взят крупным капиталом, о чем свидетельствует классовый состав комиссии Рюеф, учрежденной Пинэ 30 сентября 1958 г. Именно эта комиссия определила до мельчайших подробностей все финансовые мероприятия, принятые правительством де Голля в декабре 1958 г.
В нее входили: Ж. Рюеф — проводил политику финансовой олигархии, являлся президентом Всеобщей конференции французских предпринимателей; Гюйе, заместитель управляющего Банка Лазар; Лорэн, председатель “Сосьете Женераль”; Р. де Витри д’Авокур, один из главных деятелей финансового капитала, так как он являлся членом правления “Банк де Пари э де Пэи-Ба”, президентом “Пешинэ”, членом правления “Компани франсэз де петроль”, “Нобель-Базель”, “Женераль де ТСФ”, “Компани Женераль д’электрисите”, “Д’Очкисс-Брандт” и другие.
Нашествие в правящий аппарат государства руководящих лиц ведущих банков и мощных монополистических групп составляло отличительную черту голлистского режима.
Подводя некоторые итоги, уместно было бы вспомнить слова Анри Клода, сумевшего разглядеть истину: “ ...де Голль царствует, крупный капитал управляет”.
Действительно, в этом высказывании раскрывается реальное положение дел во Франции на начало 60-х годов. Через усиление и абсолютизацию власти де Голля крупный капитал использовал свой шанс взобраться на политический олимп и удерживать там свои позиции. Дело в том, что майские события 1958 г. (время Четвертой республики) обнаружили полное отсутствие имен, связанных с значимыми историческими событиями. Что касается буржуазных деятелей Четвертой республики, стоявших у власти в последнее десятилетие, то мало кто из французов мог вспомнить, чем каждый из них отличался от своего предшественника и своего преемника. Если некоторые имена и запомнились, то только в связи с девальвацией, введением нового налога, началом или провалом очередной колониальной авантюры и т.п.
Генерал де Голль был человеком совершенно иного масштаба, так как сумел сохранить о себе преимущественно хорошие воспоминания — ничто не порочило его имя как политика. Во всей его прошлой политической биографии каждый мог найти те моменты, слова и поступки, которые ему больше импонировали. С именем генерала де Голля была связана постоянная забота о независимости и величии Франции, чего так не хватало стране в эти годы.
Другими словами, де Голль для правящего класса был козырным тузом, за который он крепко схватился, и, как видно, удачно. Победа де Голля на выборах не была случайной, потому что явилась следствием огромной проделанной работы во время предвыборной кампании. Однако, как известно, победить — только половина дела. Намного труднее сохранить, удержать достигнутый успех. Теперь от де Голля требовалось еще больше усилий и труда, чтобы постоянно поддерживать свое реноме.

Результаты структурных преобразований промышленного производства
МНОЖЕСТВО проблем, порожденных второй мировой войной, — потеря ссудных капиталов, распад колониальной империи, превращение Франции из “мирового банкира” в страну-должника, хроническая инфляция и другие не испугали де Голля, не заставили отказаться от выбранной его предшественниками экономической политики, которая, бесспорно, содержала рациональное зерно. Согласно ей, чтобы догнать США, Западную Германию, Англию и даже ряд европейских стран, стремительно вырвавшихся вперед по уровню развития производительных сил, Франции необходимо было сделать последовательно следующие шаги:
-окончательно превратиться в индустриальную державу, преодолев исторически сложившуюся слабость промышленного сектора по сравнению с аграрным, торговым и банковским;
- развить передовые отрасли и модернизировать некоторые традиционные виды производства;
- в рамках быстро развивающихся отраслей специализироваться на выпуске тех видов товаров, которые могли бы завоевать устойчивое или господствующее положение на мировых рынках.
Данная программа уже к середине 50-х годов доказала свое право на существование. Дальнейшее ее будущее зависело во многом от де Голля и его окружения, от их правильного и своевременного выполнения сформулированных в ней задач.
Быстрое развитие промышленности привело к увеличению ее значения в структуре народного хозяйства и способствовало завершению процесса индустриализации Франции, превратившейся в индустриально-аграрную державу. После второй мировой войны наметился значительный рост удельного веса отраслей тяжелой промышленности, стоимость продукции которой в 1958 г. составила 63,7% общей стоимости французской промышленности. Главенствующее положение стали занимать по праву отрасли машиностроения и металлообработки, тогда как только накануне войны они уступали по числу занятых в них людей более чем в 1,5 раза пищевой, текстильной и швейной промышленности.
В послевоенные годы под влиянием милитаризации хозяйства, НТР и ряда других факторов диспропорции в развитии отдельных отраслей промышленности резко усилились. Монополии уделяли внимание именно тем из них, которые могли обеспечить им наиболее высокие прибыли. Сюда относились прежде всего химическая и авиационно-ракетная промышленности, радиоэлектроника и т.д.
Во времена Пятой республики первое место по темпам развития безоговорочно занимала химическая промышленность. Лишь за период 1958—1964 гг. общие размеры ее производства увеличились почти в 2 раза. Такой рост происходил главным образом за счет органической химии, продукция которой выросла за 1952—1964 гг. более чем в 9 раз; производство пластмасс — в 40 раз. Удельный вес Франции в мировой химической промышленности значительно увеличился.
Бурное развитие наблюдалось и в нефтегазовой промышленности: изменилась структура энергетического баланса страны из-за роста доли нефти и газа при сокращении объемов потребления каменного угля. Алжир прочно занял основное место по обеспечению Франции “черным золотом”.
В послевоенные годы в стране были созданы самая передовая в Западной Европе атомная, третья в капиталистическом мире авиационно-ракетная и радиоэлектронная промышленности, ряд специализированных отраслей металлообработки и машиностроения.
Огромные капиталовложения позволили обновить и существенно расширить производственный аппарат в черной металлургии, алюминиевой промышленности, в машиностроении. Из отраслей транспорта наиболее высокими темпами развивался автомобильный. И поэтому как закономерный результат — первое место Франции в Западной Европе по степени насыщенности автомобилями.
Но, несмотря на столь блестящие итоги, экономическая программа все же имела несколько значительных недостатков. Послевоенное ускорение промышленного роста осуществлялось целиком за счет усиления эксплуатации трудящихся, народов колониальных и зависимых стран. Совершенно отчетливо стала прослеживаться неравномерность развития экономических районов и различных отраслей, некоторые из которых уже давно находились в состоянии хронического кризиса. Были и другие негативные явления, причем в своей совокупности они достаточно наглядно указывали на общую тенденцию снижения темпов экономического роста. К такому же выводу пришел известный французский буржуазный экономист М.Пелленк, который, основываясь на данных официальной статистики, показал, что за период с апреля 1954 г. по апрель 1958 г. промышленное производство Франции увеличилось на 42%, а с июня 1958 г. по июнь 1962 г. — лишь на 28%. Капиталовложения с 1953 по 1957 г. выросли на 55%, а в 1957—1961 гг. — лишь на 11%. Общий объем внутреннего потребления в 1953—1957 гг. вырос на 24%, а в 1957—1961 гг. — только на 8% и т.д. И хотя эти расчеты были весьма приближенными, динамику они раскрывают правильно. Но если взять развитие промышленности Франции в течение всего послевоенного периода, то факт ускорения ее развития по сравнению с довоенными годами будет несомненным.
Усиление роли промышленности в структуре народного хозяйства неизбежно привело к укреплению международной экономической позиции французских монополий. Так, по темпам увеличения промышленного производства Франция сумела обогнать такие страны, как США, Англия, Канада, и шла вровень с ФРГ. Наряду со становлением и расширением своей промышленной базы в стране, французские монополии все чаще устремляли свои взгляды за ее пределы в поисках новых источников обогащения.

ПОСЛЕВОЕННЫЕ годы ознаменовались серьезными изменениями во французском экспорте капитала. Воспоминания о временах, когда о Франции говорили как о “мировом банкире”, незаметно ушли в прошлое, столкнувшись с тяжелыми последствиями второй мировой войны. Потеря значительной части иностранных капиталовложений, признание независимости бывших колоний в Африке и Азии, национализация французской собственности в странах Латинской Америки, инфляция и обесценение денег — эти вопросы требовали немедленного решения для скорейшего восстановления былого величия Франции.
Прошло только два десятилетия, как ситуация коренным образом изменилась. Уже на начало 1965 г. общая сумма экспортированного французского капитала была оценена в 17 млрд. долл., из которых 47% пришлись на иностранные государства. Это ставило Францию по размерам иностранных инвестиций на третье место в мире — после США и Англии. Изменились и формы вывоза капитала, что явилось закономерным результатом сложного процесса внутреннего развития мирового хозяйства. Преобладание вывоза производственного капитала, который часто осуществлялся путем создания монополиями филиалов и отделений за границей, стало очевидным после второй мировой войны, когда увеличилась неустойчивость финансовой системы всего капиталистического мира. На фоне усилившейся роли крупного производства во французской промышленности и роста могущества промышленно-финансовых объединений обесценение валюты и потери, обусловленные им, породили недоверие к ссудной форме вывоза. По словам французского банкира Моро-Нерэ, “...опыт последних десятилетий заставил экономистов и представителей делового мира отказаться от их традиционных взглядов.., понять невозможность продолжения использования способа классических займов”. Изменение формы вывоза капитала явилось выражением усилий французских монополий по укреплению своих международных позиций и созданию собственной сырьевой базы за рубежом.
В 60-е годы экспорт капитала во Франции переживал переход к качественно новому этапу своего развития. В это время широкое распространение получила практика предоставления займов, которые, в отличие от займов в прошлом, служили средством сбыта французских товаров. Важное значение также приобрела покупка акций иностранных компаний, причем большинство таких операций приходилось на долю французских банков.
Рост вывоза капитала явился стимулом для развития внешней торговли, которая более не могла оставаться в стороне от серьезных структурных преобразований, происходивших в стране после второй мировой войны. Данный период характеризовался серьезным сокращением доли США и Англии в международной торговле, что позволило Франции и ряду других государств улучшить свои позиции на мировом рынке. Правда, со второй половины 60-х годов ее по стоимости экспорта обогнала Япония, оттеснив на пятое место среди капиталистических стран. Но по объему экспорта на душу населения Франция к 1970 г. опередила такую традиционно торговую державу, как Англия, вплотную приблизившись к ней и по его абсолютному показателю.
Дальнейшему расширению внешнеэкономической экспансии, безусловно, способствовало улучшение международного валютного положения страны, начавшееся только после прихода к власти генерала де Голля, решительно взявшего курс на обеспечение стабильности франка. Этот курс диктовался как необходимостью прервать сложившуюся тенденцию хронического дефицита платежного баланса, так и стремлением покончить с систематическим выпрашиванием долларовых подачек, несовместимым с национальной независимостью страны. Так, проведенная де Голлем вскоре после его прихода к власти девальвация франка на 14,93% сопровождалась не только денежной реформой (введением нового “тяжелого” франка, равного 100 старым), но и сокращением вдвое, а затем ликвидацией бюджетного дефицита за счет новых налогов и экономии на гражданских, особенно социальных, расходах. Следующим мероприятием, положительно отразившимся на платежном балансе, было разумное сочетание экспортной премии, созданной девальвацией 1958 г., с высоким внешним спросом и либерализацией международной торговли. Подобные изменения, осуществленные де Голлем, стали своего рода гарантом относительной устойчивости валютного положения Франции в 1959—1967 гг. К тому же, используя частичную репатриацию частного французского капитала из Индокитая и Северной Африки, увеличение экспорта товаров и услуг и доходов от зарубежных капиталовложений, Франции удалось почти в 6 раз приумножить свои запасы золота и твердой иностранной валюты. Если в 1958 г. эти запасы равнялись 1050 млн. долл., то в январе 1965 г. они составляли 5724 млн. долл. Благодаря этим средствам была практически погашена финансовая задолженность Соединенным Штатам. Таким образом, Франция получила возможность вновь превратиться в страну-кредитора, что существенно увеличило экспансионистские устремления французских монополий.
Но золотовалютные резервы являлись не только ресурсом платежных средств, они служили также важным политическим фактором. Свобода политического маневра Франции на международной арене до конца 60-х годов во многом объяснялась устойчивостью франка почти на всем протяжении президентства генерала де Голля. Франк превратился в одну из наиболее твердых валют капиталистического мира, причем курс его обычно был выше паритетного.

ОЧЕВИДНО, стабильная валюта, положительный платежный баланс, заметные успехи в производстве — все это можно смело относить к активу проводимой экономической политики, в которой решающую роль сыграло государство.
Французский вариант государственно-монополистического капитализма, сложившийся вскоре после второй мировой войны, отличался широкими масштабами прямой предпринимательской деятельности государства, перерас-пределением через бюджет огромных средств в наиболее перспективные отрасли, созданием относительно эффективной системы планирования.
Раймон Арон так охарактеризовал происходившие в то время перемены: “После окончания войны перед лицом разрушений, нагроможденных депрессией 1930—1938 гг. и годами оккупации, правящие круги приняли смелое решение сосредоточить в первую очередь ресурсы государства, если не всего общества, на базовых отраслях (уголь, электроэнергия, газ, железные дороги, черная металлургия, нефть, цемент)... Поскольку государство само финансировало капиталовложения в базовых отраслях, они выдвинулись в авангард реконструкции”.
Правда, по прошествии первоначального периода восстановления в начале 50-х годов во Франции стали заметны тенденции к уменьшению степени государтвенного вмешательства в экономику. Частично это было обусловлено усилением крупного капитала, почти полностью освободившегося от страха депрессии 30-х годов. Также сказался и прогресс в развитии производства и производительных сил, что сделало ненужным сохранение отдельных форм государственного контроля первых послевоенных лет. Были и другие причины этих тенденций, скрытые в самой природе государственно-монополистического капитализма.
Однако роль государства в экономике достигла такого уровня, что оно стало неотъемлемой составной частью механизма воспроизводства. Важнейшим фактором развития государственно-монополистического капитализма во Франции явилось усиление процесса концентрации производства и централизации капитала на основе государственного вмешательства, охватывавшего все сферы предпринимательского бизнеса.
Первым конструктивным шагом, предпринятым правительством, стала национализация угольной промышленности, производства электроэнергии и газа, банков и страховых компаний с целью создания базового фундамента в форме крупных монополий. Здесь стоит отметить, что огосударствление подавляющего большинства предприятий и отраслей осуществлялось во Франции путем выплаты владельцам компенсаций. Бывшие собственники объектов национализации взамен прежних акций получили государственные ценные бумаги (боны, доли, титулы). Этот обмен происходил на основе курсовой стоимости акций прежних компаний, причем за базу курса, как правило, брался наиболее высокий уровень. В результате национализации частные предприниматели получили возможность изъять свои капиталы из предприятий, которые во многих случаях были нерентабельными, и вложить их в новейшие отрасли производства, обеспечивавшие высокие прибыли. С другой стороны, им все же удалось сохранить кон-троль за национализированной собственностью, включив в их руководство либо директоров старых компаний, либо представителей финансовой олигархии. Если на первых порах осуществления программы национализации члены Французской коммунистической партии и могли участвовать в управлении государственным сектором, то в последующем было сделано все, чтобы максимально сократить или полностью ликвидировать их участие.
Подобная ситуация была и в государственной банковско-кредитной системе. Национализация совсем не изменила характера деятельности банков, о чем довольно однозначно высказался президент “Кэсс де депо” Ф.Блок-Ленэ:” Государство как банкир имеет особенно большое значение в партнерстве с частным сектором. Банкиром государство является весьма специфическим, поскольку соображения общей пользы преобладают в его деятельности над всеми остальными. В итоге условия его деятельности для обычного банкира могут показаться чрезмерно щедрыми или даже неосторожными. Предоставляя субсидии, кредитуя или выступая в качестве гаранта при размещении займов, государство всегда обеспечивает предприятиям более льготные условия по сравнению с теми, которые имеются на денежном рынке. Государство требует наименьшей платы за свои услуги банкира, обеспечивает абсолютную гарантию кредитных операций, делит с предприятиями убытки в случае неудачи”.
Следующим шагом, логично дополнившим национализацию, стало проведение целенаправленной политики поощрения промышленной концентрации через различные мероприятия административного, фискального и экономического характера: принятие законодательных актов, налоговых льгот, государственные заказы, разные виды помощи и поддержки финансового капитала, образование смешанных компаний и т.д.
Наиболее интересным новшеством в этой связи было разрешение создавать особого рода компании, имевшие статус юридического лица, но фактически рассматривавшиеся налоговыми органами как совокупность физических лиц. Такое “объединение в экономических интересах” автоматически освобождалось от налога на прибыль, ему предоставлялись широкие права определять детали внутренней организации, для него была возможна ускоренная и упрощенная процедура регистрации. Условия консолидации отдельных капиталов, порожденные новой формой, оказались столь выгодными, что менее чем за 3 года (с 23 сентября 1967 г., когда был принят правительственный ордонанс, до середины 1970 г.) число подобных объединений достигло 1700.
Еще одним способом государственного стимулирования процесса укрупнения производства с централизацией капитала можно считать предоставление льготных государственных кредитов крупным предприятиям. В этом отношении велико значение национализированных банков и других государственных финансовых учреждений, роль которых состояла в том, чтобы деньги многочисленных мелких и средних вкладчиков перераспределять монополиям. К тому же, национализированные депозитарные банки, по словам французского экономиста Андре Ваноли, “свои финансовые операции ведут так же, как и другие банки: финансовая помощь на более выгодных условиях для монополий, жалкие крохи на подчас ростовщических условиях для мелких и средних предпринимателей”. Подобное поведение, бесспорно, способствовало ликвидации последних и ускорению процесса слияния и поглощения более сильными конкурентами, что наглядно подтверждается статистикой: в 1954 г. количество слияний и поглощений было представлено скромной цифрой 39, а в 1960 г. оно уже перешло за одну тысячу.
Иными словами, крупные монополии, пользуясь благосклонностью правительства, подчинили себе небольшие предприятия, производившие вспомогательное оборудование, инструменты, детали машин и т.д. В связи с обострившейся конкуренцией на “Общем рынке” компании-гиганты стремились упразднить существовавшую ранее некоторую самостоятельность зависимых предприятий. Это относилось прежде всего к отраслям, где значительная часть производства была распылена среди множества мелких предприятий.
Благодаря государственной политике поощрения концентрация достигла невиданных размеров, заметно укрепив позиции финансового капитала, подведя под него прочную монополистическую базу в производственной сфере. Начиная с середины 60-х годов частнопредпринимательские круги во Франции даже оказались в состоянии переложить на свои плечи ряд экономических задач, которые раньше выполняло государство. Деятельность французских крупнейших фирм в рамках “Общего рынка” постепенно перестала носить только оборонительный характер, став более агрессивной. И, как следствие, положительные результаты финансовых олигархий положили начало существенному переосмыслению роли государства во французской экономике: вместо того чтобы заниматься самостоятельно производством, государство должно было теперь только создавать благоприятные условия для частного бизнеса.

ПРОБЛЕМЫ, которые возникли во Франции в результате сочетания крутой ломки прежних пропорций экономики с трудностями в накоплении денежных капиталов и обеспечении перелива из одной отрасли или сферы хозяйства в другую, находили выражение в быстром росте цен. Иногда “ползучий” рост цен переходил в инфляцию, когда темпы роста стоимости жизни достигали 10—15% в год. В общем же за 20 лет — с 1950 по 1969 г. — цены на товары и услуги увеличились в 2,7 раза. Эту проблему безуспешно пытались решить все правительства как Четвертой, так и Пятой республик. Инфляция явилась тем обстоятельством, в котором сосредоточились все противоречия французской экономики. Необходимость обеспечить максимально высокие темпы роста, завершив тем самым перестройку прежних устаревших структур, оказалась несовместимой с сохранением стабильности цен. Подрыв же последних неминуемо повлек за собой нарастание конкурентной борьбы как на чужих, так и на собственных рынках, а попытка восстановить равновесие за счет трудящихся привела к усилению социальной напряженности.
Стоит пояснить, что инфляция являлась только одной из причин, усугублявших положение в стране. Конечно, были и другие не менее важные причины. Сведение на нет роли парламента и традиционных буржуазных партий, авторитарная политика, насильственная скорая реконструкция, форсированные концентрация и централизация капитала и производства — все это не могло не обострить социальных противоречий. 11 лет деголлевского режима, с социально-экономической точки зрения, были отмечены такими глубокими изменениями, как гигантская “тихая революция” в сельском хозяйстве, за-тронувшая самую стабильную и многочисленную часть французского населения — крестьянство. Массовая эмиграция сельских жителей в города, обеднение широких слоев ремесленников и мелких торговцев, несомненно, повысили социальную напряженность в стране. Процесс концентрации в промышленности, подстегиваемый условиями открытых границ в рамках ЕЭС, намного ускорил разорение небольших предприятий и одновременно увеличение удельного веса и роли новых слоев, обслуживавших цикл производства — административных кадров, техников, инженеров, научных работников.
К политическим причинам социальной напряженности в период правления де Голля следует отнести переход, который совершила тогда страна, от состояния метрополии колониальной империи до состояния экономического района, интегрированного в экономическую систему Западной Европы. Разумеется, этот переход, завершившийся после признания независимости Алжира, не мог не вызвать целый ряд болезненных социальных реакций во Франции.
Именно в силу этих причин времена Пятой республики были отмечены самыми разнообразными социально-политическими кризисами. При этом степень их серьезности постепенно нарастала, достигнув своего апогея в мае 1968 г.
Майский кризис обнаружил действительные социальные контрасты, показал субъективные воззрения основных политических сил. События, происходившие во Франции, поражали своими масштабами: они затронули интересы всей нации. Глубокое недовольство трудящихся социально-экономической политикой Пятой республики совпало с недовольством влиятельной группы монополистической буржуазии, связанной с американским и германским капиталом и ставившей в вину де Голлю как перенапряжение французских финансов, так и пережитый ею страх в период кризиса. Такое стечение обстоятельств нарушило равновесие в обществе, главным условием которого на протяжении 10 лет оставалась фигура самого де Голля. Это должно было рано или поздно случиться, так как из года в год подобное равновесие становилось все менее устойчивым: “Основной недостаток голлизма с самого его зарождения заключался в том, что он опирался на одного определенного человека...Чем более старел человек, тем менее надежным становилось здание, державшееся только на нем одном”.