ЕЩЕ РАЗ О СИЛЬНОЙ ДЕМОКРАТИИ

Ю.КРАСИН, А.ГАЛКИН

Наша предыдущая статья завершается выводом о том, что России нужна сильная демократия, способная противостоять авторитаризму и эффективно вывести страну из кризиса, обеспечить безопасность и благополучие граждан.1

Мы возвращаемся к этой важной теме для того, чтобы рассмотреть вопрос о предпосылках сильной демократии в современном российском обществе. Ведь если их нет, то все рассуждения на эту тему - лишь благие пожелания, которые не в состоянии противостоять авторитарным тенденциям. Реальна только та цель, которая исходит из реальных условий.

Непредвзятый анализ российского общества дает основания заключить, что на этот вопрос нельзя ответить однозначно, нельзя сказать просто "да" или "нет". Зрелые предпосылки для сильной демократии предполагают, что в обществе существуют развитое гражданское общество, высокая политическая культура, разветвленная система демократических институтов, через которые граждане активно осуществляют свои права в управлении и самоуправлении. Если бы все это было, то не такими бы уж опасными выглядели и нынешние авторитарные тенденции.

Однако в России этого пока нет. Но нельзя согласиться и с теми, кто отрицает наличие в российском обществе всяких условий для продвижения к сильной демократии и обреченно склоняет голову перед авторитаризмом.

В России существуют явные признаки назревания условий для сильной демократии. Проблема в том, как к этому процессу отнесется само общество, т.е. общественные силы и движения, политические партии, властвующая элита.

Важнейшее условие становления и функционирования сильной демократии - активная включенность в политический процесс основной части населения. Этого нельзя добиться искусственно. Необходим высокий уровень политической культуры, при котором тяга к политике, участие в ней становится внутренней потребностью людей. Ели это условие соблюдено, устойчивость общественной системы, как и ее эффективность, повышаются многократно. Управленческие импульсы, идущие сверху, не наталкиваются на равнодушие и пассивность, а, напротив, встречают живой отклик и приумножаются. Что же касается бюрократических отклонений, то они получают критическую оценку и отторгаются. Обратная связь власти с обществом, призванная уточнять и коррегировать управленческие решения, действует в оптимальном режиме.

Эти качества демократического устройства уже чуть ли не два столетия назад отметил один из самых ярких политических философов того времени Алексис Токвиль. "Демократия,- писал он, - не обеспечивает людям наиболее квалифицированное управление, но она производит то, что часто не могут создать способнейшие правительства: а именно - всепроникающую и неуемную активность, сверхмощную силу и неотделимую от нее энергию, которая способна творить чудеса, какими бы неблагоприятными ни были обстоятельства".

Как возникает такая энергия, какими источниками она питается? Среди этих источников выделяются два наиболее важных: во-первых, идентификация большинством населения себя с установившимся, строем; во-вторых, убежденность граждан в том, что активное участие в политическом процессе идет на пользу как индивиду, так и обществу в целом, что политическая активность не пропагандистская имитация, а реальное, общественно значимое действие.

С началом демократической реформации российского общества в середине 80-х годов возникла надежда, а затем появились и явные признаки того, что эти два источника политической активности заработали, оказывая влияние на массовое общественное сознание и поведение в России. Однако благоприятный шанс был упущен. Идентификация большинства граждан с общественным строем и режимом не состоялась. Этому помешали явно негативные результаты политики нынешнего режима и, как следствие, растущее недовольство населения развитием событий в стране после августа 1991 г.

По данным Аналитического центра Института социально-политических исследований РАН, в ноябре 1995 г. лишь 2,8% опрошенных граждан придерживались мнения, что реформы дали положительные результаты. 41,7% считали, что реформы пока ничего не дают, а 36,3% - что их результаты следует считать отрицательными. Довольными политической системой общества объявили себя 1,2% респондентов, 34,0 - отметили множество недостатков, которые, однако, можно было бы устранить реформами, а с точки зрения 40,2% - ее вообще необходимо изменить самым радикальным образом.3 В июне 1995 г., по данным опросов, проводимых Институтом социологии РАН, 58% респондентов, оценивая ситуацию в стране, признавали возможность массовых беспорядков, антиправительственных выступлений, кровопролитий.4 Все эти данные свидетельствуют о серьезном недовольстве населения результатами деятельности нынешней власти. Это сказывается на колебаниях избирательной активности российских граждан.

На рубеже 80-90-х годов, еще до ликвидации Советского Союза, в стране имело место явное повышение уровня включенности массовых слоев населения в политический процесс. На парламентских выборах 1989 г., несмотря на исчезновение практиковавшегося прежде давления на избирателей с целью побудить их к участию в выборах, уровень активности электората был очень высок и колебался от 76% в Мурманской до 96,6% в Тамбовской областях.

Затем под влиянием разочарования в политике верхов электоральная активность стала спадать. В выборах Президента России 12 июня 1991 г. она составила 72,86%, на референдуме 25 апреля 1993 года - 63,82%, в выборах в Государственную Думу в декабре 1993 г. (по общефедеральному округу) - 50,63%. На последующих промежуточных выборах показатели были еще ниже. Некоторые аналитики оценили это явление как проявление растущего политического абсентеизма населения. Но это было не так. Просто усилившееся разочарование ходом событий в стране, прогрессирующая утрата веры в возможность влиять на политический процесс способствовали сублимации массовой активности в неполитические формы, прежде всего в экономическую деятельность. Все это означало не столько деполитизацию населения, сколько переход политической активности в латентную форму. Вскоре это подтвердилось новым подъемом электоральной активности. В выборах в Государственную Думу в декабре 1995 г. участвовало уже 63,15%, в первом туре президентских выборов (июнь 1996 г.) - 68,68%.

Следовательно, потенциал политической энергии масс по-прежнему велик. И новый цикл разочарования в политике власти, не выполняющей свои предвыборные обещания, может привести к тому, что эта энергия выйдет на поверхность в более жестких формах и найдет для реализации соответствующие каналы.

Понятно, что само по себе накопление потенциала массовой активности не ведет к сильной демократии. Для ее становления необходимо, чтобы политическая энергия различных общественных групп и слоев реализовывалась в рамках демократического процесса. А это, в свою очередь, предполагает структурирование социальных интересов населения, которое, будучи самостоятельным фактором накопления энергии политической активности, одновременно создает предпосылки для ее целенаправленного и организованного выражения.

Конечно, кристаллизация социальных интересов в трансформирующемся обществе требует времени. Но можно уже констатировать, что структурирование коллективных субъектов, которые по их объективному положению в обществе, в том числе в системе собственности, проникаются общими для них интересами, уже идет полным ходом. Эти субъекты - работники наемного труда частных и государственных предприятий, традиционные рабочие преимущественно физического труда, "новые" рабочие, связанные с высокими технологиями, частные предприниматели, менеджеры и крупные акционеры государственного сектора экономики, мелкие бизнесмены, работники частной торговли и услуг, кооператоры, фермеры, деятели науки и культуры и т.д. Возникновение ощущения общности интересов неизбежно должно побуждать их к групповой солидарности. Нарождающиеся субъекты социально-экономического взаимодействия, потенциально заинтересованные в политическом выражении своих особых интересов, начинают искать способы активного включения в политику.

Политическая активность будируется не только влиянием экономического положения и социальных изменений, но и сдвигами в общественном сознании. Люди обретают сейчас свободу в ее так сказать "негативном" выражении, т.е. свободу от связей, сковывавших их возможности, скорее свободу "от", чем свободу "для". На уровне сознания - это освобождение от идеологического конформизма, подавлявшего критическое отношение к действительности и примирявшего с нею. На уровне индивидуальной психологии - это освобождение от социального иждивенчества и патернализма.

Свобода в "негативном" смысле - лишь первый шаг на долгом и сложном пути. Вторым шагом должно стать обретение "позитивной" свободы, т.е. способности осознанного выбора целей участия в реформации общества, выработки адекватных им форм социальной солидарности. Такой переломный рубеж еще не наступил. И в этом - главная причина того, что энергия массового действия, накапливающаяся в недрах российского общества, не находит пока адекватного политического выхода. Переход к этому новому рубежу в решающей степени зависит от состояния и возможностей элиты как субъекта мобилизации массового движения.

Нынешняя российская правящая элита, сложившаяся как конгломерат различных элитарных групп старого общества, характеризуется рядом особенностей, мешающих ей создать пользующиеся общенациональным влиянием политические организации, способные эффективно мобилизовать массовую активность. Среди таких особенностей можно выделить следующие:

Доминирование корпоративных интересов над публичными, общенациональными, преобладание группового и личного эгоизма.

Высокая степень бюрократизации со всеми присущими ей пороками: преобладанием аппаратной логики, волокитой, неэффективностью, чинопочитанием, пренебрежением к нуждам населения, отчуждением от народа.

Низкий уровень нравственности, по сути исключающий из политики моральные критерии. Отсюда - склонность к обману, необязательность, беззастенчивая демагогия, отсутствие иммунитета к коррупции, готовность применить любые средства для достижения поставленных целей.

Утилитарный прагматизм, отсутствие интереса к теоретическому осмыслению происходящего. При этом неспособность к поиску и выдвижению вдохновляющих идей оправдывается отождествлением идейности с догматическим утопизмом.

Отсутствие во властных структурах общенациональной солидарности; прагматизм и безыдейность, выведение нравственности за скобки политики, что оборачивается раздробленностью и групповыми разборками, подрывающими авторитет власти в глазах населения.

Ограниченность мобилизационных возможностей элиты определяется и тем, что ее деятельность разнонаправленна, а демократическая составляющая мобилизационных усилий - стимулирование массовых общественно-политических сил (социальных слоев и общественных групп) к самоуправлению и самоорганизации - выражена наиболее слабо. Преобладает иная направленность: поддержание любыми средствами собственных властных позиций. Ясно, что такая целевая установка не в силах пробудить энергию массового движения.

Думается, что важнейшее условие движения к сильной демократии - это формирование дееспособной, образованной, стратегически мыслящей, нравственно ориентированной и понимающей нужды населения политической элиты.

Сильная демократия, естественно, нуждается в совокупности политических и правовых институтов, которые принято считать атрибутами представительной демократии. Некоторые из них в России уже имеются. Однако отсутствует целостная демократическая система таких институтов. Конституция Российской Федерации и основывающаяся на ней политическая практика определяют такой характер и такой порядок функционирования политических институтов, которые во многом идут вразрез с демократическими принципами и создают предпосылки для авторитарного правления.

Но дело не только в неполноте и дефектах собственно политических и правовых институтов, в нарушении демократических принципов их взаимодействия. Даже идеальная модель институтов не станет базой сильной демократии, если в общественном организме не утвердилась совокупность общедемократических норм, определяющих жизнедеятельность политической системы.

Институционная база сильной демократии выходит за пределы политико-правовой организации общества. Она не в меньшей мере коренится в образе жизни и деятельности, в социальных отношениях, каковые, собственно, и находят выражение в политической культуре. Россия нуждается в такой политической культуре, при которой частные интересы синтезируются в общий (публичный) интерес, а последний концентрирует в себе все многообразие частных интересов, не подавляя ни одного из них.

В институциональном плане решение этой задачи предполагает четкое эшелонирование управленческих функций, выполняемых представительными и административными органами различного уровня. Речь идет не просто о перераспределении власти, в результате которого центр тяжести политических решений переносится в нижестоящие административные структуры. Без конкретизации функций, свойственных различным эшелонам управленческой пирамиды, подобный перенос способен привести лишь к ослаблению центральной власти и стимулировать центробежные тенденции.

Поэтому дело не сводится к передаче ответственности за проводимую политику региональным властям. Необходим учет объективной специфики задач, выполняемых на четырех ступенях общественного организма:

• в первичной территориальной ячейке (микрорайон, небольшой населенный пункт),
• на муниципальном уровне,
• в регионе,
• государстве в целом.

Одно из условий сильной демократии - это компетентность принимаемых решений. Однако политический профессионализм заключается вовсе не в том, что парламент комплектуется за счет специалистов (юристов, экономистов, управленцев). Представительный орган - даже на региональном, тем более на общегосударственном уровне, - орган политический. И профессионализм его членов - это профессионализм политиков, способных представлять и отстаивать интересы избирателей и страны в целом. Если они одновременно обладают специальными знаниями в области юриспруденции, международных отношений, военного дела и т. п., это идет на пользу их парламентской деятельности, но имеет лишь вспомогательное значение. Вопросы, требующие специальных знаний, в любом случае рассматриваются на основе экспертных оценок специалистов.

Из сказанного следует, что профессионализация парламентской деятельности не должна подменяться стремлением сформировать парламент из числа узких профессионалов. Это привело бы к снижению уровня политического профессионализма.

В наше время государству приходится заниматься не только политическими проблемами, но и специальными сферами деятельности. Это порождает такую специфическую форму воздействия на властные структуры, как лоббизм. С его помощью отстаиваются особые интересы социальных групп и корпораций. Однако лоббизм, как правило, исключает прозрачность процесса принятия и исполнения властных решений. Тем самым существенно затрудняется демократический контроль над ними. Одновременно открываются дополнительные возможности для коррупции. Соответственно возникает насущная необходимость публичных процедур обсуждения и решения специальных, "отраслевых" проблем государственной деятельности.

В качестве реакции на эти явления высказывается мысль, что государство должно иметь не только общий представительный орган, занимающийся по преимуществу политикой, но и специализированные представительные учреждения, призванные решать на общегосударственном уровне более частные, но тем не менее жизненно важные вопросы существования общества. Отсюда идея создания в системе институтов сильной демократии специализированных представительных органов экономического, экологического, культурного ("парламентов", "палат", собраний), обладающих законодательными функциями в своей области.

Чем сильнее представительная власть, как стержень сильной демократии, тем важнее наличие такого исполнительного аппарата, который бы не игнорировал идущих от нее импульсов и не пытался узурпировать ее функции. Формирование профессионального и эффективного аппарата - это не только обучение, воспитание и иерархизация государственных служащих путем введения табеля о рангах. Главное состоит в том, что исполнительный аппарат должен формироваться за счет наиболее подготовленных, деятельных, способных к самоотдаче людей. Работа в нем должна обладать высоким социальным статусом, а ее потеря рассматриваться как жизненная катастрофа. Но это предполагает высокую степень социальной, юридической и материальной защищенности работников государственного аппарата, в том числе - высокий уровень жизни, гарантии от произвола вышестоящих чиновников и колебаний конъюнктуры, обеспечение стабильного положения во время трудовой деятельности и после нее. Но при этом над исполнительным аппаратом необходим постоянный демократический контроль, с тем чтобы не допускать необоснованных привилегий, ставящих чиновников над обществом, пресекать коррупцию и другие формы использования этого аппарата в частных интересах отдельных групп или самих государственных институтов.

Институты сильной демократии - потребность демократического развития России, но потребность долговременная. Наивно было бы думать, что эти институты будут созданы в кратчайшие сроки. Очень важно поэтому, чтобы за схемой отдаленной перспективы не утрачивалась политическая воля для решения нынешних конкретных проблем, создающих предпосылки для будущего. Главная среди них сегодня - остановить авторитарный откат, сохранить и укрепить институциональную базу демократии.

Путь к сильной демократии сложен и тернист. Но он единственный, который может вывести наше общество из нынешних потрясений, беззакония и хаоса.

У России есть реальная возможность выбора из двух вариантов развития на пороге XXI века - авторитаризма и демократии. Такой выбор необходимо сделать. Но еще более важно - проявить решимость, добиваясь его реализации.

1 Обозреватель-Observer. 1996 г. № 9. С. 7.
2 A. de Tocqueville. Democrary in America. N.Y. Vol. I. Vintage Books. 1990. P. 252.
3 ИСПИ РАН. Аналитический центр. Социологический мониторинг. М., ноябрь 1995 г. С. 27, 90.
4 ИС РАН. Зеркало мнений. Результаты социологического опроса населения. М., 1995.