История XX века знает немало примеров становления новой государственности, следовавшей за теми или иными революциями или же за военными поражениями.
Как правило, концепция новой государственности и силы, способные претворить ее в жизнь, формировались до событий, скрывающих путь к ее реализации. Концепцию выдвигали либо сторонники радикальных перемен в обществе, либо она формулировалась державами-победительницами, осуществлявшими ее под эгидой оккупационных войск.

Ситуация, сложившаяся в России, во многом оказалась уникальной. Оппозиция всевластию КПСС в обществе существовала практически постоянно, однако она была слишком слаба, идейно и организационно аморфна, чтобы определить концепцию альтернативной государственной организации. С началом перестройки, демократизации, оппозиция лишь начала оформляться в партии и движения современного типа. Она еще не успела структурироваться, выйти в разработке своих концепций за рамки только лишь критики КПСС, когда последняя в результате грубейших политических просчетов потерпела крах и ушла с исторической арены.

Власть оказалась в руках политических сил, которые желали этого, стремились к этому, но никак не ожидали, что это произойдет настолько скоро. В итоге, образ мышления демократических сил сохранил на себе налет оппозиционности уже ушедшему режиму, им не удалось обрести менталитет силы, стоящей у власти.

Более того, все "домашние заготовки" пошли прахом, так как и КПСС, и ее антагонисты в России мыслили категориями демократического реформирования Союза (за возможным исключением стран Балтии). Акцент на реформировании России делался преимущественно в политических, конъюнктурных целях, поскольку в 1991 году союзный "центр" еще был под контролем КПСС, а зарождающиеся российские органы власти в большой мере - под влиянием демократических сил. Последние, критикуя "центр" за его тяготение к унитаризму, противопоставляя ему идеи конфедеративной реорганизации геополитического пространства бывшего Союза, тем не менее, морально и идейно не были готовы к его полному распаду, обретению бывшими республиками СССР суверенности и осознанию своих интересов, в чем-то противостоящих российским. Не случайно многие критики унитаризма после краха Союза стали "державниками" и "государственниками", воспринимающими Россию как своего рода урезанный, неполноценный "мини-Союз".

Такое восприятие мешало четко и ясно определить национально-государственные интересы собственно Российской Федерации, без чего нет исходного пункта созидания основ новой государственности. Провозгласив Россию правопреемницей бывшего Союза по стратегическим вооружениям, международным обязательствам, новые лидеры, похоже, не осознали, что геостратегическое положение и интересы России объективно имеют совершенно иное содержание, чем у СССР. Потенциальные противники последнего стали союзниками России, а главные "факторы риска" оказались связанными с нестабильностью в "ближнем зарубежье", а не в Азии или в Африке, изменились экономические возможности, приоритеты.

"Дефицит" позитивных идей начал возмещаться за счет заимствования в других странах концепций, путей национально-государственного строительства. При этом не было в полной мере учтено различие в исторических, социокультурных традициях, характере проблем, стоящих перед обществом.

Например, мировой опыт свидетельствует о том, что модернизация экономики (в чем нуждается Россия), как правило, требовала установления авторитарного режима или же подразумевала его замену оккупационными войсками на территории страны. Однако в России нет политических сил в лидеров, способных стать носителями авторитарности созидательного типа. Кроме того, перед Россией стоит задача - избежать "отката" к тоталитаризму, заложить основы демократической традиции, что несовместимо с авторитарными методами управления и мобилизацией ресурсов. Принятие принципа разделения властей в условиях России вылилось в стабильный и затяжной конституционный кризис, постоянное противоборство исполнительной и законодательной власти.

Политический кризис 1991-1992 гг., достигший своего апогея в декабре прошедшего года, относительная неудача первого этапа реформы и поставили на повестку дня проблему российской государственности.

Истоки ее кризиса прежде всего в том, что, как отмечалось выше, сама эта государственность строилась исходя из основной задачи - борьбы против "имперского центра", то есть изначально создавалась как средство разрушения, а не созидания. Положительного потенциала она в себе практически не несла, с достижением основного результата: дистанцирования от центра, "независимости" от него, а затем и его ликвидации - быстро потеряла массовую поддержку.

И еще, новые политические режимы создавались не только с ограниченными задачами, но и под определенные политические силы, а чаще всего под определенных лидеров. Особенно это характерно для России, Украины и некоторых других республик. Задачи создания собственной государственности для них отодвигалась на второй план, так как их право на власть во многих регионах начали оспаривать лидеры и группы, оставшиеся не у дел. Политический кризис переместился в регионы, теперь уже "независимые", быстро перерастая в клановые столкновения, национально-этнические конфликты, межгосударственные столкновения.

Более того, многие режимы могли сохраняться только в условиях политической нестабильности, ибо только она позволяла оставаться у власти новым лидерам. Теперь уже на новом, суверенизированном региональном уровне задачи развития государственности выглядели лишь помехой для властвующих региональных клик. Противоречия и нерешенные проблемы проявились в исторически привычных для России формах. Этому немало способствовали и сами новые правящие режимы, переводя проявления структурного кризиса в "понятные" формы национальных, религиозных, этнических конфликтов, раздувая регионализм и сепаратизм.

Объективно сохранение российской государственности и ее развитие на новых началах сочетаются с возрождением национального самосознания многочисленных населяющих Россию народов. Эти два начала не только не противоречат, но и предполагают друг друга. Ибо сущностное содержание российской идеи - это полинациональность, органическое соединение различных народов, культур, традиций.

Что касается советской большевистской "империи", в идеологическом плане претендовавшей на интернационализм, то она была ориентирована на денационализацию населяющих ее народов и по своему характеру выступала метанационалистическим образованием. В основе национально-государственной стратегии КПСС и центрального правительства лежала установка на постепенное сглаживание и стирание национальных различий, преодоление социально-экономической и национально-культурной самобытности областей, регионов, автономий и союзных республик. В результате унификации государственно-административной структуры сверху донизу в рамках тоталитарной системы был, достигнут, по сути дела, суррогат единства.

В создавшихся ныне условиях жизненные императивы сохранения целостности и неделимости российского государства выдвигают на передний план сакраментальные вопросы. Как соотнести принцип государственной целостности со стремлениями входящих в Федерацию народов к самоопределению? Как сохранить единство Федерации, не допуская при этом ущемления интересов республик, автономий, краев и областей? Многие дилеммы здесь возникают в силу того, что, касаясь проблем государственного устройства, руководители центров автономий, как в Москве, так и в республиках, хотя рассуждают много и пространно о федерализме, республиканском суверенитете, самостоятельности, но в большинстве своем аргументируют в терминах именно унитарной, а не федералистской модели государства. Любой шаг к самостоятельности порой воспринимается как сепаратизм, и, наоборот, любые действия федерального правительства по укреплению властных вертикальных структур воспринимаются как имперские притязания. В этой связи возникает настоятельная необходимость определить, какое именно содержание вкладывается в каждое конкретное понятие, уточнить смысл и содержание таких понятий, как "суверенитет", "независимость", "федерация", "конфедерация", "автономия" и т.д.

Необходимо отметить, что в подавляющем большинстве случаев для автономных республик и проживающих в них народов речь идет о том, чтобы самим определить формы обустройства собственной жизни, об урегулировании отношений с центральными властями России на федеративных началах, а не о сепаратизме. не об отделении от России. Коль скоро признается право того или иного народа на самоопределение, нужно обеспечить ему условия для реализации этого права. Под самоопределением понимается свобода каждого народа жить по собственным законам, под управлением избранных им самим властных структур, распоряжаться своей судьбой по своему усмотрению, не нанося при этом ущерба свободе и законным интересам других народов.

Территория Федерации есть совокупность территорий, составляющих ее автономных образований, краев и областей. Коль скоро за автономиями признается статус государственности, то они не могут не обладать той или иной формой и степенью суверенитета на своей территории, их отношения с федеральными властями должны строиться на федеративных, конфедеративных или межгосударственных началах. Народы бывших автономий, объявившие о своем суверенитете, как раз и добиваются того, чтобы наполнить этот принцип реальным содержанием.

В контексте рассматриваемых проблем нельзя не затронуть и вопрос о соотношении державного начала, демократии, национального самоопределения, федерализма и т.д. В дискуссии, развернувшейся в последнее время в нашей публицистике, участники ведут ожесточенные споры относительно того, по какому пути следует идти России - "державности" или "демократии"; "державности" или "федерализма" (также отождествляемого с демократией). Истина, однако, в том, что правильно понятые державность и демократия отнюдь не исключают и не могут исключить друг друга. Без четкого, решительного и принципиального следования идее российской державности, российской государственной идее (разумеется, очищенной от имперских и псевдопатриотических напластований) все рассуждения о демократии, свободе, гражданском обществе, правовом государстве и т.д. останутся лишь пустыми разговорами. Истинная свобода, демократия и права всех граждан, независимо от национальной, социальной, религиозной принадлежности, отнюдь не противоречат идее и принципам державности, сильной, основанной на праве и законе государственной власти. Более того, они взаимно пронизывают и предполагают друг друга. Свобода и права человека оказываются иллюзией, если в полном объеме не работают все без исключения властные структуры, как по вертикали, так и по горизонтали.

Как свидетельствует исторический опыт, сильным и дееспособным оказывается то государство, где границы свобод и прав человека строго зафиксированы в законе и власть служит инструментом реализации и гарантией свобод и прав. Без этих условий демократия превращается в анархию. Правовое государство тогда и только тогда может в полной мере выполнить свои функции, когда оно - сильное государство, способное не только принимать, но и соблюдать свои законы и. что еще важнее, обеспечивать реализацию этих законов. Именно такое государство способно последовательно сочетать в себе основополагающие принципы прав человека, прав и свобод всех входящих в него народов, их самоопределения, выражающегося в принципах федерального устройства.

Разрабатывая модель национально-государственного устройства Российской Федерации и корректируя эту модель в процессе реализации, необходимо постоянно иметь в виду, что любой политической системе интегрально присущи не только конфликты интересов, но и конфликты основополагающих ценностей. Эти последние коренятся не только в социально-экономической и политических сферах, они лежат глубже политики и экономики, составляя незримую основу последних. Поэтому очевидно, что в российских реалиях речь может идти не только об экономическом и политическом плюрализме, но и о плюрализме социокультурном, конфессиональном, ценностном.

Осознав это, необходимо признать реальность пространственного плюрализма и многоукладное™ жизни, преодолеть страх призрака сепаратизма там, где речь идет о стремлении к утверждению действительно федеративных принципов. С этой точки зрения важно учесть, что одна из важнейших сущностных характеристик демократии состоит в том, что она признает не только равенство стартовых возможностей, но и равенство способов жизнедеятельности. Поэтому необходимо признать за территориями, населенными разными народами, право представительства не просто разных способов производства, а способов человеческой деятельности. Перспективы развития рынка и его эффективного функционирования определяются системой ценностей, формирующейся в контексте соответствующих этнонациональных и культурно-исторических, социокультурных и политико-культурных условий и традиций. Поэтому очевидно, что в России с ее национальным, религиозным, культурным и т.д. плюрализмом и соответственно плюрализмом ценностей рыночные отношения могут сложиться с различными экономическими, социальными и научно-техническими результатами.

Поэтому при разработке стратегии государственного строительства необходимо учитывать исторические, национально-культурные, конфессиональные и другие особенности каждого региона. И, конечно же, учитывать, что в значительной степени регионализм и сепаратизм питаются политической борьбой в верхах, негативными социально-экономическими последствиями экономической реформы, "уходом" государства из жизненно важных сфер, где оно необходимо в процессе радикальной реформы, и его чрезмерным "присутствием" в других сферах, где оно зачастую выступает монополистом и подавляет свободную инициативу регионов и отраслей. Регионы и национально-территориальные образования не без основания боятся нового авторитаризма центра Российской Федерации, как в свое время национальные республики страшились диктата союзного центра.

И здесь мы подходим к особенностям государственного строительства "молодой демократии" в России. Сразу же возникает вопрос о корнях и содержании теперь уже перманентного политического кризиса, потрясающего страну. Речь идет, на наш взгляд, о двух проблемах, тесно связанных и взаимозависимых: государственном строе (республика парламентская или президентская) и организации государства (унитарное, федеративное или "асимметричная федерация"). Однако устойчиво проявляется лишь тенденция к возрождению авторитаризма под любым политическим прикрытием. Именно она приводит к смещению понятий и критериев при оценке содержания, а тем более перспектив процесса, который мог бы быть назван нормальным конституционным кризисом, неизбежным этапом в становлении каждого государства.

Не меньшую опасность представляет нарастающее отчуждение власти от общества, относительная автономия власти, все большее безразличие и апатия основной массы населения при радикализации мелких политических групп, выступающих от имени многопартийной системы и якобы возникающего гражданского общества.

"Политическую возбужденность 1990-1991 гг. сменили индифферентность и разочарованность населения, раздавленного социально-экономическими последствиями "радикальной" экономической реформы. Опасности реставрации, конечно, не существует, но само течение политического кризиса и особенно последствия реформ создают реальную социальную опору для лидеров второго эшелона, предлагающих решить все проблемы силовыми методами, привычными и понятными большинству населения.

Если объективной основы для реставрации нет, а разницу между парламентской и президентской республикой парламент и президент понимают по-своему, то кризис приобретает своеобразные, присущие только "молодой российской демократии" черты непреодолимого противостояния между якобы сторонниками и противниками реформ, причем оба противостоящих лагеря персонифицируются.

Итак, в процессе становления российской государственности на фоне усиливающегося структурного кризиса и распада федерации, на наш взгляд, наблюдаются две противоположные тенденции: с одной стороны, попытки утверждения либерально-демократической модели в форме президентской или парламентской республики, а с другой - стремление к установлению режима личной власти (создание параллельных властных структур, попытки снова "поднять улицу" под знаменем конкретной личности, намерение легитимизировать авторитарный переворот через референдум). Последней задаче, скорее всего, будут подчинены все действия правящей группы, какими бы последствиями они ни грозили "молодой демократии" и модернизации страны.

Ситуация "несложившегося государства" отвечает потребностям определенных новых социальных слоев, порожденных именно искаженным ходом экономической модернизации. Реформа 1992 г. привела к ускоренной дифференциации общества, пролетаризируя и люмпенизируя до предела основную часть населения и создавая узкую прослойку компрадорской буржуазии, процветающей именно в условиях отсутствия государственности. Более того, эта часть буржуазии срастается с правящими группами или покупает" отдельных их представителей, без труда добиваясь принятия выгодных для себя решений.

В этих условиях происходит прогрессирующее отстранение от политики возникших политических и общественных организаций, которые могли бы составить основу будущей многопартийной системы. Эти организации либо стремительно теряют имевшуюся социальную опору, приобретенную ими на этапе политической возбужденности общества, либо стремятся включиться в правящие группы, отказываясь от массовой базы и принимая правила игры в верхах. Однако ни конструктивная позиция, ни сверхлояльность так называемых партий не дают им возможности реально влиять на политику групп, борьбу внутри них или формирование государственности. Именно эта растущая маргинализация политических организаций толкает их на выдвижение фантастических проектов государственного строительства: от возрождения земских соборов и монархии до созыва Учредительного собрания.

Однако в пестрой гамме партий, движений, организаций и блоков можно выделить три группы, имеющие шансы влиять на реальную политику или, вернее, способные стать опорой той или иной правящей фракции.

Во-первых, это так называемая "непримиримая оппозиция" (условно правые), объединяющая в несколько блоков пестрые группы от коммунистов до монархистов и шовинистов всех мастей. Эти партии могут стать опорой сильных автократов второго эшелона, предлагающих, как подчеркивалось выше, решать проблемы и противоречия силовыми методами.

На условно левом фланге вокруг призрачной ДемРоссии и реально претендующего на лидерство в этой группе Российского движения демократических реформ объединяются реформаторы-радикалы, приведшие к власти нынешние правящие группы и давшие им кадровое пополнение. Теперь они оказались не у дел и всеми силами стараются быть полезными власти, даже соглашаясь поддержать режим личной власти.

Наконец, в центре все более прочные позиции занимает Гражданский союз, пожалуй, самое перспективное объединение партий и групп как промышленников-прагматиков, так и политико-центристов, реально представляющих себе методы модернизации и перспективы развития государственности. Однако и центристы, все более усиливающие свое влияние в партийном лагере и парламенте, видимо, рискуют остаться на предстоящем референдуме и возможных выборах без массовой опоры, приняв правила игры в верхах, не создавая сети тех организаций, которые могли бы лечь в основу будущего гражданского общества в России.