Я.ПЛЯЙС,
доктор исторических наук,
профессор Финансовой академии
при Правительстве РФ
 
 
Втечение почти всего XX столетия российские, а затем советско-афганские отношения были предметом особого внимания, а нередко и особой гордости двух стран.

Внимание это было обусловлено главным образом стратегическим значением обеих сторон друг для  друга. Для царской России и СССР Афганистан имел такое значение потому, что непосредственно примыкал к их азиатскому подбрюшью, а для Афганистана потому, что, как и многие другие слаборазвитые страны, он всегда нуждался (и еще долго будет нуждаться) в великом союзнике, который был бы надежной опорой, защитником, помощником, донором и т.д. Таким союзником и была всегда наша страна.

Значение Афганистана для России хорошо понимало уже царское правительство в XIX в., равно как афганские правители хорошо понимали значение для их страны России, помогавшей им бороться против империалистической колониальной экспансии в Средней Азии.

С распадом СССР ситуация резко изменилась в худшую  сторону. Главным образом потому, что Афганистан, в общем не потерявший своего стратегического значения для новой России, заметно отодвинулся от нее. Отодвинулся не только с точки зрения границ, но и духа, характера отношений. Именно в этом новом характере, в целом недружественном, кроется причина тупика (не кризиса, а именно тупика) российско-афганских отношений. И весь вопрос в том, как этот тупик преодолеть.
В 1992 г. вместе с падением власти НДПА, завершился и период особых, подлинно добрососедских и дружественных отношений между  Афганистаном и СССР (с декабря 1991 г. — СНГ), который длился несколько десятилетий. Особенно близкими и теплыми эти отношения стали после победы Апрельской революции в Афганистане, 20-летие которой отмечалось 27 апреля с.г.

Народно-демократическая партия Афганистана, захватившая власть в 1978 г., называла отношения с СССР не иначе, как братскими. Признаки окончания такого рода отношений появились уже раньше, в октябре 1985 г. А после  подписания в апреле 1988 г. Женевских соглашений, завершения вывода советских войск в феврале 1989 г. и прекращения военных поставок с 1 января 1991 г. от особых отношений  практически мало что оставалось. Но последнюю точку в них поставил все же приход к власти моджахедов, эвакуация 28 августа 1992 г. всех наших сотрудников и закрытие Посольства России в Кабуле.

С приходом к власти в Кабуле моджахедов, а затем талибов российско-афганские взаимоотношения резко осложнились.

Исходя из того, что кто  бы ни утвердился в этой стране у власти, решать проблему отношений с ней все равно придется, а также из того, что «Афганистан — это не та страна, которую можно волевым решением вычеркнуть из российской внешней политики» (так говорил последний Посол России в Афганистане Е.Островенко, покинувший Кабул 28 августа 1992 г.), российское руководство прилагало и продолжает прилагать усилия, чтобы определиться в этом вопросе.

При этом, правда, следует заметить, что усилия эти, с моей точки зрения, были далеко не всегда адекватными ситуации. В частности, в 1992 г., посетив Кабул сразу после прихода к власти моджахедов, А.Козырев, пребывавший в то время в антикоммунистическом и антисоветском угаре, не только документально приветствовал «мирную передачу власти в Афганистане исламскому
правительству», но и решительно осудил «импер-скую политику правительства Советского Союза», отметив при этом «сходство исторических судеб народов обеих стран, ставших жертвой коммунистического тоталитаризма». Далее в подписанной во время визита декларации говорилось, что, по мнению сторон, «в нынешних условиях появилась реальная возможность окончательно порвать с прошлым, открыть новую страницу в истории двусторонних отношений». Но открыть новую страницу, конечно, не удалось, и было наивно думать, что это удастся сделать с моджахедами.

После очередной смены власти в Кабуле осенью 1996 г., когда часть наших аналитиков стала энергично склонять Кремль и МИД к тому, чтобы благосклонно отнестись к талибам, как к той единственной силе, которая способна установить над всем Афганистаном твердую власть пуштунов, российские власти заняли, на мой взгляд, значительно более взвешенную позицию, чем в 1992 г., и не стали торопиться с их признанием. Однако маленький шажочек российская дипломатия все же сделала. Но шажок этот имел, судя по всему, чисто рекогносцировочный характер. Речь идет о встрече заместителя министра иностранных дел РФ В.Посувалюка с Послом талибов, которая состоялась в начале июня 1997 г. в Исламабаде и о которой сообщала пресса. Однако официальная позиция российских властей, которую выражает глава МИД Е.Примаков, состоит в том, что «мы стоим за урегулирование между афганскими сторонами без всякого вмешательства извне». Иными словами, Москва держит нейтралитет и не спешит с поддержкой той или иной группировки сил. На мой взгляд, в нынешней, весьма запутанной ситуации, это правильно.

Пока у России есть, так сказать, тайм-аут, ей следовало бы определиться по некоторым сложным вопросам будущих взаимоотношений с Афганистаном, которые рано или поздно все равно придется решать, если мы хотим преодолеть тупик в наших отношениях. И наиболее острым и сложным из них будет, пожалуй, вопрос о возмещении того материального ущерба, который был нанесен этой стране в период с 1978  по 1992 г. Этот вопрос будет, очевидно, ставить любая афганская власть. Моджахеды его уже ставили и притом в самой острой форме. Чтобы сохранить отношения, нам, судя по всему, придется пойти здесь на некоторые уступки. В каком объеме и под какими условиями — это другой вопрос.

Учитывая, что основная доля афганского промышленного потенциала и инфраструктуры была создана с помощью СССР и что все это пострадало от войны, речь пойдет, вероятно, в первую очередь об участии России и других стран СНГ в восстановлении разрушенного хозяйства. Но ни одно государство СНГ не находится сейчас в том состоянии, чтобы активно включаться в восстановление хозяйства Афганистана. В свою очередь и Афганистан тоже не в том состоянии, чтобы начать решение этой задачи незамедлительно. Речь, разумеется, идет о достаточно отдаленной перспективе и об отношении к проблеме в принципе.

В нынешней ситуации ответ России на этот вопрос может быть различным. Афганцам можно дать полный отказ, им можно продолжать поставлять оружие и снаряжение на коммерческой основе или в качестве компенсации за нанесенный ущерб, можно согласиться на поставку лишь определенных видов оружия и на заранее определенных условиях и т.д. В общем ответ на вопрос о военном сотрудничестве должен зависеть от конкретных обстоятельств.

Наряду с названными, при налаживании отношений с новым Афганистаном России предстоит решить немало других вопросов. И исходить при этом следует, по-видимому, из нескольких фундаментальных факторов.

Первым из них является то, что при любом политическом режиме в той и другой стране Афганистан и Россия объективно нуждаются друг в друге. К этому их побуждали и будут побуждать государственные и национальные интересы. Это не раз доказывала история. Как в прошлом веке, так и в нынешнем. Сейчас это готовы признать даже моджахеды. (Скорее всего, по конъюнктурным политическим соображениям.) «Россия, — говорил в одном из своих недавних интервью Б.Раббани, — одно из ведущих государств в мире, и мы это учитываем. Кроме того, у нее большое влияние в нашем регионе. У нас сложились действительно хорошие отношения. Хочу напомнить, что дружеские связи афганского и русского народов имеют долгую историю. Мы знаем, что решение о вводе войск в Афганистан принимал не народ вашей страны, а узкая группа лиц. Сегодня Россия — демократическое государство...».

Однако в последние годы ситуация  для России заметно осложнилась тем, что Афганистан стал зоной пристального интереса США и их союзников, почувствовавших возможность реализовать свои стратегические цели в этом регионе мира и навсегда оторвать от России страны Средней Азии. Утверждение в Афганистане сулит США, точнее американскому и в целом западному бизнесу, а также их партнерам в Азии немалые экономические и сырьевые выгоды. Не случайно в последние годы много пишут и говорят о том, что США, Англия и Саудовская Аравия рассчитывают открыть дороги и построить нефтегазопроводы из Средней Азии к теплым морям. Речь идет, в частности, о магистральном газопроводе из района Мары в Туркменистане через Герат к пакистанскому порту Карачи на Индийском океане, о строительстве железной дороги Кушка (Туркменистан) — Кветта (Пакистан) и автомобильной дороги Средняя Азия — Карачи. Этим проектам, воспринимаемым как средство прекращения войны, готовы способствовать и моджахеды и талибы.

Но стремящимся к вполне реальным стратегическим выгодам американцам, если судить по их действиям в последние годы, в принципе все равно, на кого делать ставку: на моджахедов или талибов. Лишь бы эта сила была способна установить твердую власть, сохранить единство страны и эффективно ею управлять. Однако никому не должно быть безразлично, какими средствами это будет достигаться: средствами религиозного фанатизма, жесткой военной диктатуры пуштунов-талибов или средствами свет-ского государства с демократически-теократическим фасадом. Первое сегодня в Афганистане невозможно (если исламский фундаментализм и победит, то ненадолго), а второе утвердится тоже не так скоро и в великих муках. Но это второе как раз то, к чему вот уже не одно десятилетие стремится афганское общество и к чему оно уже внутренне готово. Поэтому надо способствовать второму, а не первому. В любом случае надо исходить из того, что события последних двадцати лет настолько глубоко перепахали и изменили афганское общество и государство, что возврата к прошлому уже не может быть никогда. Исходить надо также из того, что за последние десятилетия различные политические силы Афганистана опробовали несколько моделей общественного развития (буржуазную, национально-демократическую с ориентацией на социализм, две разновидности исламского фундаментализма), но ни одна из них пока не прижилась. Какая модель в конечном счете утвердится, сказать сейчас невозможно. Но если исходить из характера афганского общества, то можно все же предположить, что эта модель будет носить больше светский характер, чем исламский. Если это будет так, то та политическая сила, которая займется реализацией этой модели, не будет представлена моджахедами или талибами, а новой силой, речь о которой пойдет ниже.

К вопросу о будущих взаимоотношениях России и Афганистана возможен, правда, и иной подход. Он основывается на том, что новая Россия это не СССР и не царская империя, интересы и возможности у нее принципиально другие и поэтому тот подход, который господствовал раньше, не только устарел, но даже вреден. Следовательно, можно и нужно дистанцироваться и занять позицию стороннего наблюдателя. И если бы Средняя Азия не занимала столь стратегически важное для России положение, не была ее, как уже отмечалось выше, азиатским подбрюшьем, если бы здесь так настойчиво не стремились утвердиться наши новые западные партнеры, то тогда можно было бы и дистанцироваться. Но реальная ситуация едва ли позволит это сделать.

К следующему, или второму фундаментальному обстоятельству относится то, что афган-ское общество объективно нуждается в коренном реформировании. Об этом говорит не столько его социально-экономическая отсталость, сколько настойчивые попытки его обновления, предпринимавшиеся в 20-е годы и в послевоенные десятилетия. Особенно настойчивые усилия часть правящих кругов прилагала в 60-е и 70-е годы. Однако по различным причинам они не приводили к желаемым позитивным результатам. Попытки НДПА покончить с феодализмом и дофеодальными пережитками экстремистскими, насильственными методами также закончились крахом. Так же, как терпят поражение подобные же усилия, но уже под знаком религиозного фанатизма, предпринимаемые моджахедами и талибами. Ни левого, ни правого экстремизма афганцы, как видно, не приемлют. И поскольку афганское общество уже давно созрело для буржуазных перемен со светским характером, они в любом случае пробьют себе дорогу. Основной движущей силой этих перемен, судя по всему, будут средние слои. Прежде всего те, которые связаны с компродорским капиталом и землей. С учетом сказанного, социальные потрясения, связанные с поиском путей развития, неизбежно будут продолжаться в Афганистане, и этот процесс, на мой взгляд, будет длительным.

К третьему фундаментальному фактору можно, на мой взгляд, отнести то, что период полновластного правления пуштунов в Афганистане, судя по всему, закончился навсегда, так же, как закончился период унитарного государства. Хотят пуштуны того или не хотят, им придется поделиться властью с другими народами страны, прежде всего с таджиками и узбеками, в том числе, весьма возможно, через изменение государственного устройства страны и переход от унитарного устройства к федеративному или даже конфедеративному. Не учитывать этого в своей будущей политике в отношении Афганистана России нельзя.

Чтобы преодолеть тупик в российско-афганских отношениях, России надо сформулировать и
 предложить программу его преодоления, что невозможно без решения тех непростых проблем наших взаимоотношений, о которых говорилось выше. Эта программа должна быть рассчитана на определенную политическую силу, с которой скорее всего будет связано будущее Афганистана. Определить эту силу, также как разработать программу выхода из тупика, должны профессионалы.
Ситуация, сложившаяся в последние месяцы в самом Афганистане и вокруг него, опасность распространения исламского фундаментализма на весь Центрально-Азиатский регион побуждает Россию и ее партнеров по СНГ искать новые пути и средства противодействия этой опасности. Этой цели, как считают аналитики, будет служить и новое объединение в рамках СНГ. В него войдут Россия, Узбекистан и Таджикистан. Решение о создании «тройки» было принято в мае 1998 г. на встрече президентов России и Узбекистана Б.Ельцина и И.Каримова и согласовано по телефону с Президентом Таджикистана Э.Рахмоновым. В отличие от союза «двух» (России и Белоруссии) и союза «четырех» (России, Белоруссии, Казахстана и Киргизии) «тройка» сконцентрирует свою деятельность не только на проблемах экономической и гуманитарной интеграции, но и на вопросах идеологического и политического характера, главным из которых станет противодействие всем видам агрессивного национализма и фундаментализма, несущих реальную угрозу Средне-Азиатскому региону и народам Северного Кавказа.
По словам Б.Ельцина, необходимость создания «тройки» продиктована реальной идеологической опасностью, идущей сегодня с Юга. Кроме того, такой шаг продиктован ситуацией в Афганистане, оцененной президентами как «взрывоопасная», как «чреватая распространением религиозного экстремизма и терроризма» и как «представляющая угрозу национальным интересам и безопасности стран региона».

Not Found

The requested URL /hits/hits.asp was not found on this server.