| Обозреватель - Observer
|
История
|
НЕИЗВЛЕЧЕННЫЕ УРОКИ: Антон Деникин о крахе Российской армии
О.Хлобустов,
эксперт Фонда национальной и международной безопасности
«Если вам пришла в голову умная мысль, — любил повторять своим студентам большой знаток античной философии профессор Валерий Фердинандович Асмус, — то не спешите обнародовать ее: поищите ее у древних. И, если вы не обнаружите ее у них, то, значит, вам пришла в голову банальность».
Помятуя об этом, следует, на наш взгляд, обратиться к малоизвестным страницам истории отечественной армии, рассказывающим о предпосылках и причинах ее разложения и краха в 1916—1917 гг.
Изрядную информацию для такого анализа дает первый том мемуаров «военного интеллигента» генерал-лейтенанта Антона Ивановича Деникина, написанных в 1921 г. и опубликованных позднее под названием «Очерки русской смуты».
Как представляется, многие свидетельства непо-средственного участника событий 1905—1917 гг., являются не чем иным, как предупреждением потомкам. Но предупреждением услышанным ли? Понятным ли?
В своем труде Антон Иванович предстает перед на-ми не только как вдумчивый наблюдатель, но и как один из первых... военных социологов России, анализирующий не понаслышке известную ему эмпирическую основу. И хотя мы далеки от мысли о полной аналогии событий, разделенных почти вековым временным интервалом, наблюдения и замечания Деникина кажутся нам во многом созвучными нашим дням, а потому и представляющими интерес для современного читателя.
«Жизнь как будто толкала офицерство на протест в той или иной форме против «существующего строя», — пишет Деникин уже на первых страницах своего труда, анализируя предпосылки «великой смуты». — Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство. Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия, венец карьеры для большинства — подполковничий чин и болезненная, полуголодная смерть...»
Деникин видит одну из причин трагедии русской армии в разрушении в XIX в. классово-кастового принципа формирования офицерского корпуса, в ротации в него разночинцев и «простолюдин» через школы прапорщиков, работавших в условиях империалистической войны на нужды пополнения армии офицерским составом.
Большие и малые недостатки офицерского корпуса, подчеркивает автор «Очерков...», увеличивались по мере расслоения кадрового состава.
Эти обстоятельства «понизили, несомненно, боевую ценность офицерского корпуса и внесли некоторую дифференциацию в его политической облик, приблизив его более к средней массе русской интеллигенции и демократии (разрядка А.И.Деникина. — О.Х.). Этого не поняли или, вернее не захотели понять вожди революционной демократии», к которой он относил «конгломерат социалистических партий», существовавших в то время в России — от «народных социалистов» (ПНС), социалистов-революционеров (эсеров) до РСДРП, противопоставляя ее «истинной русской демократии», к которой, по его мнению, принадлежали «средняя интеллигенция и служивый элемент».
«Японская война, — как и недавняя «чеченская», добавим мы от себя, — вскрывшая глубокие болезни, которыми страдала страна и армия, Государственная Дума и несколько более свободная после 1905 г. печать сыграли особенно серьезную роль в политическом воспитании офицерства. Мистическое «обожание» монарха начало постепенно меркнуть. Среди младшего генералитета и офицерства появилось все больше людей, умевших отличать идею монархизма от личностей, счастье родины — от формы правления. Среди широких кругов офицерства явились анализ, критика, иногда — суровое суждение.
Появились слухи — и не совсем безосновательные, — свидетельствовал бывший главнокомандующий Добровольческой армии Юга России, — о тайных офицерских организациях. Правда, подобные организации, как чуждые всей структуре армии, не имели и не могли приобрести ни особого влияния, ни значения.
Однако они сильно беспокоили военное министерство, и Сухомлинов (генерал-адъютант, военный министр в 1911—1915 гг. — О.Х.) секретно сообщал начальникам «о необходимости принятия мер против тайного общества, образовавшегося из офицеров, недовольных медленным и бессистемным ходом реорганизации армии и желавших якобы насильственными мерами ускорить ее...».
Настроения в офицерском корпусе, констатирует Деникин, не прошли мимо сознания высшей военной власти: с 1907 г. в «Особой подготовительной комиссии при Совете государственной обороны «обсуждались вопросы улучшения боевой подготовки войск и удовлетворения насущных потребностей армии, в том числе и офицерского корпуса». (Не просматривается ли и в этом факте некоторых параллелей с современностью?)
Как следует из секретного журнала заседаний Комиссии, генерал Иванов свидетельствовал, что подготовка офицеров «в общем слаба и в большинстве они недостаточно развиты; кроме того, наличный офицерский состав так мал, что наблюдается, как обычное явление, что налицо в роте всего один ротный командир. (Очевидцы могли также наблюдать абсолютно аналогичную картину в 1995—1996 гг. в ходе боевых действий в Чечне.) Старшие начальники мало руководят делом обучения — их роль сводится по преимуществу к контролю и критике. За последнее время приходится констатировать почти повальное бегство офицеров из строя, причем уходят, главным образом, лучшие и наиболее развитые офицеры...».
Разве не приходилось нам читать об этом в 1992—1997 гг.? А нынешние офицеры не замедлят подтвердить, что именно так и обстоит дело, равно как и то, что выпускники военных училищ пополняют «в значительной мере гражданские учреждения».
Ну разве не все — «что было — то и будет», как предсказывал мудрый Экклезиаст?
Начальник Главного штаба генерал от инфантерии Александр Захарович Мышлаевский указывал еще в 1907 г. на такие явления в офицерском корпусе, как «недоумение и беспокойство в верхних и средних слоях офицерского состава, вызванные непопулярностью введенного порядка аттестования, принудительным увольнением по предельному возрасту и неопределенностью и новых требований».
Следует особо подчеркнуть, что военные члены «Особой подготовительной комиссии...» видели главную причину ослабления офицерского корпуса в вопиющей материальной необеспеченности его, а в устранении этого положения — надежнейшее средство разрешения «офицерского вопроса».
Подполковник Генерального штаба князь Волкон-ский во всеуслышание заявил на заседании Комиссии: «Офицерство волнуется. Кроме волнений, оставляющих след в официальных документах, есть течения другого рода: офицеры, преданные присяге, смущены происходящим в армии; иные подозревают верхи армии в тайном желании ее дезорганизовать. Такое недоверие к власти — тоже материал для революционного брожения, но уже справа. Вообще, непрерывное напряжение, травля газет, ответственность за каждую похищенную винтовку, недохват офицеров и бедность истрепали нервы, то есть создали ту почву, на которой вспыхивает революционное брожение, нередко даже наперекор убеждениям...».
Несколько в стороне от общих условий офицерской жизни, — подчеркивал Деникин, — стояли офицеры гвардии. Рознь между офицерами армейскими и гвардейскими (читай: элитных частей), вызывалась целым рядом привилегий последним по службе — более быстрое чинопроизводство и т.д., тормозившее и без того нелегкое движение армейского офицерства.
Как настоящий социолог, Деникин не мог обойти вниманием и непосредственно солдатские массы, которые хорошо знал еще будучи командиром полка.
При этом он признает, что «отношения между офицерами и солдатами не везде были построены на здоровых началах. Нельзя отрицать известного отчуждения между ними, вызванного недостаточно внимательным отношением офицерства к духовным запросам солдатской жизни».
Крайне важна, на наш взгляд, и констатация Деникиным в первых же строках своего труда такого ныне забытого факта, что «религиозность народа, установившаяся за ним веками, к началу XX столетия несколько пошатнулась».
В мировой истории этот процесс. Отмечавшийся в Европе уже в XVIII—XIX вв., как известно, получил название секуляризации.
«Казарма, — отмечал Деникин, — отрывая людей от привычных условий быта, от более уравновешенной и устойчивой среды с ее верой и суевериями, не давала взамен духовно-нравственного воспитания». (Чем, заметим от себя, РККА и Советская армия, — как социальный и государственный институт, — выгодно отличалась как от своих предшественников и современников, так и от нынешней российской армии.) В «старой» русской армии этот вопрос занимал совершенно второстепенное место, заслоняясь всецело заботами и требованиями чисто материального, прикладного порядка.
Казарменный режим, где все — и христианская мораль, и религиозные беседы, и исполнение обрядов — имело характер официальный, обязательный, часто принудительный, не мог создать надлежащего настроения...
Как бы то ни было, — продолжал Антон Иванович, — в числе моральных элементов, поддерживавших дух русских войск, вера не стала началом, побуждающим их на подвиг или сдерживающим от развития впоследствии зверских инстинктов.
А первая империалистическая «добавила ко всему прочему еще и моральное огрубление и ожесточение». Ну чем не современные нам «вьетнамский», «афганский» или нынешний — «чеченский» синдромы, корежившие и ломавшие не одного человека, а целые поколения, нации и народы?
Не менее важна, на наш взгляд, и следующая констатация автора: «В солдатской толще, вопреки сложившемуся убеждению, идея монархизма глубоких мистических корней не имела. Еще менее, конечно, эта малокультурная масса отдавала себе тогда отчет в других формах правления, проповедуемых социалистами разных оттенков. Известный консерватизм, привычка «спокон веков», внушение церкви — все это создавало определенное отношение к существующему строю как к чему-то вполне естественному и неизбежному».
Будучи далекими от мысли напрямую экстраполировать социальный портрет армии, созданный Деникиным, на современную российскую действительность, тем не менее, мы вряд ли должны полностью пренебрегать опытом подобного социального анализа.
Быть может, Деникин был первым, кто констатировал, что армия отражает в себе все недостатки и достоинства народа. Это первоначально гениальная констатация ныне низведена до уровня банальности.
Народ же, по мнению Антона Ивановича, страдал в то время такими пороками, как невежество, инертность, слабая воля к сопротивлению, к борьбе с порабощением, откуда бы оно ни исходило — «от вековой традиционной власти или от внезапно появившихся псевдонимов».
«Потребовалось потрясение слегка подгнивших основ, целый ряд ошибок и преступлений новой власти (то есть Временного правительства в марте-октябре 1917 г.), огромная работа сторонних влияний, чтобы инерция покоя перешла наконец в инерцию движения, кровавый призрак которого долго еще будет висеть над несчастной русской землей. Сторонним разрушительным влияниям в армии не противополагалось разумное воспитание. Отчасти по крайней неподготовленности в политическом отношении офицерского корпуса, отчасти вследствие инстинктивной боязни старого режима внести в казармы элементы «политики» хотя бы с целью критики противогосударственных учений. Этот страх относится, впрочем, не только к социальным и внутренним проблемам русской жизни, но и к вопросам внешней политики».
В то же время «своего рода естественной пропагандой служили неустройство тыла и дикая вакханалия хищений, дороговизны, наживы и роскоши, создаваемая на костях и крови фронта. Но особенно тяжко отозвался на армии недостаток техники и главным образом боевых припасов».
И, как бы подводя итог сказанному ранее, во второй главе, озаглавленной «Состояние старой армии перед революцией», Деникин счел нужным еще раз перечислить ее беды и невзгоды:
крупные недостатки в системе назначений и комплектования командного состава;
ошибки стратегии, тактики и организации;
техническую отсталость;
несовершенство офицерского корпуса, невежество солдатской массы, пороки казармы;
дезертирство и уклонение от военной службы, «в чем повинна наша интеллигенция едва ли не больше, чем темный народ. Но ведь не эти серьезные болезни армейского организма привлекали впоследст-вии особливое внимание революционной демократии. Она не умела и не могла ничего сделать для их уврачевания да и не боролась с ними вовсе. Я, по крайней мере, не знаю ни одной больной стороны армейской жизни, которую она исцелила бы или, по крайней ме-ре, за которую взялась бы серьезно и практически».
А что же армия? Каков народ — такова и армия. И... «старая русская армия, страдая пороками русского народа, вместе с тем в своей преобладающей массе обладала его достоинствами и прежде всего необычайным долготерпением в перенесении ужасов войны; дралась безропотно почти три года; часто шла с голыми руками против убийственно высокой техники врагов, проявляя высокое мужество и самоотвержение; и своей обильной кровью искупила грехи верховной власти, правительства, народа и свои».
Таковы, по мнению автора «Очерков русской смуты», были предпосылки разложения российской армии в первой четверти уходящего века. Предпосылки, дополненные действием иных негативных факторов, которые можно назвать более непосредственными причинами этого разложения.
Первым из них Деникин называет распутинщину у власти: «правда, переплетенная с вымыслом, проникала в самые отдаленные уголки страны и армии, вызывая где боль, где злорадство. Члены романовской династии не оберегли «идею», которую ортодоксальные монархисты хотели окружить ореолом величия, благородства и поклонения»...
Делится с читателем Деникин и впечатлением о первом случайном посещении думского заседания, когда «первый раз с думской трибуны раздалось предостерегающее слово Гучкова о Распутине: «В стране нашей неблагополучно...»
Думский зал, до тех пор шумный, затих, и каждое слово, тихо сказанное, отчетливо было слышно в отдельных углах. Нависало что-то темное, катастрофическое над мирным ходом русской истории...»
Впоследствии это, сначала лишь слегка уловимое предчувствие, как свидетельствует Деникин, вкупе с «пассивным противодействием ряда лиц, стоящих во главе военного министерства и генерального штаба, — лиц, неспособных или донельзя безразлично и легкомысленно относящихся к интересам армии», привело в войсках к тому, что «наиболее потрясающее впечатление произвело роковое слово: «Измена».
И оснований для этого было немало:
летом 1915 г. военный министр Владимир Александрович Сухомлинов был отстранен от должности по обвинению в государственном преступлении;
всевозможные слухи о связях «двора» с «германцами»;
череда военных неудач на фронтах.
Все это подрывало боевой дух армии, вело ее к окончательному внутреннему «поражению», завершившемуся ее разложением как единого государственного института...
Кажется невозможным не отметить и следующей его констатации, также имеющей некоторое отношение к событиям начала 90-х годов. Говоря о первом в истории России «параде суверенитетов» 1917—1918 гг., он замечает, что «явление распада русской государственности, известное под именем «самостийности», во многих случаях имело целью только от-городиться временно от того бедлама, который представляет из себя «Советская республика». Но жизнь, к сожалению, не останавливается на практическом осуществлении такого в своем роде санитарного кордона, и поражает самую идею государственности. Даже в землях крепких, как, например, казачьи области».
По-своему любопытно и мнение крупного военного мыслителя, каковым, бесспорно, и является генерал Деникин, о причинах войны:
«Если верхи русской интеллигенции отдавали себе ясный отчет о причинах разгоравшегося мирового пожара — борьба государств за гегемонию политическую и главным образом экономическую, за свободные пути, проходы, за рынки и колонии.., то средняя русская интеллигенция, в том числе и офицерство, удовлетворялась зачастую только поводами — более яркими, доступными и понятными...
Офицерский корпус, как и большинство средней интеллигенции, не слишком интересовался сакраментальным вопросом о «целях войны». Война началась... Поражение повело бы к территориальным потерям, политическому упадку и экономическому рабству страны. Необходима победа. Все прочие вопросы уходили на задний план, могли быть спорными, перерешаться и видоизменяться...»
Как видим, в истории и современности «нет ничего, чего бы не было прежде» (Экклезиаст). И остается только выяснить, были ли усвоены отечественной интеллигенцией, в том числе и военной, уроки, из которых следуют весьма однозначные выводы.
Ответ на этот вопрос даст время.
