В 1875 г. знаменитая певица Полина Виардо и ее супруг вместе со своим русским другом Иваном Тургеневым приобрели бывшее имение Жозефины Богарне, первой супруги Наполеона. По соседству с белоснежным каменным особняком с изящной колоннадой автор «Записок охотника» построил двухэтажную дачу, своими верандами напоминающую его дом в Спасском-Лутовиново. В имении, некогда принадлежавшем подруге «властителя Европы», поселились русский «властитель дум» и боготворимая им «королева», королева сцены.

В одном из первых писем, отправленных из Буживаля Павлу Анненкову, Тургенев сообщал: «...я Вам пишу из нового места — а именно из моего только что отстроенного и омеблированного (правда, еще не вполне) дома... Вид из окон чудный, деревья все еще зелены...» Иван Сергеевич указывал свой новый адрес: «Ле Френ» («Ясени»), 16, Рю де Мем.

Много десятилетий спустя эта «рю» будет переименована в «Улицу Тургенева». Но до этого события имение неоднократно переходило из рук в руки. Новым владельцам, откровенно говоря, было безразлично, что здесь жили знаменитый писатель и выдающаяся певица, создавшие в этом уголке уникальный центр франко-русского духовного единения. К счастью, в конце 70-х годов в Париже была создана ассоциация «Друзья Ивана Тургенева, Полины Виардо и Марии Малибран» (Мария — сестра Полины, также известная певица). Несколько лет спустя имение было приобретено мэрией соседнего с Буживалем городка — Сель-Сен-Клу. Затем, благодаря стараниям энтузиастов — почитателей Тургенева и Полины Виардо, этот «объект» был включен министерством культуры Франции в «дополнительный реестр исторических памятников». По крупицам собирались средства и пожертвования на реставрацию имения и создание музея. Благодаря энергии тогдашнего советского посла во Франции С.Червоненко и других представителей нашей страны в Буживаль для ремонта дачи было доставлено примерно 150 куб. м лиственницы — из далекой Сибири!

Наконец, в сентябре 1983 г. в бывшем имении «Ясени» был торжественно открыт Музей Тургенева.
За прошедшее с тех пор время музей, несмотря на серьезные финансовые трудности, продолжал успешно работать и 28 октября 1998 г. отметил 180-летие со дня рождения великого сына России.

По словам директора музея, в «Ясенях» и в «зимней» парижской квартире Виардо и Тургенева на улице Дуэ перебывало множество гостей: писателей, художников, просто почитателей таланта хозяев из России, Франции и других стран. Иван Сергеевич и чета Виардо были на редкость общительными людьми, оставившими добрую память у многих. Литературными кумирами Тургенева были Пушкин, Толстой, Гоголь. Гениальный поэт — «невольник чести» был убит в пору студенчества Ивана Сергеевича, еще мало кому известного сына богатой помещицы из Орловской губернии. 15 лет спустя умирает, доведенный до исступления Гоголь, и знаменитый автор «Записок охотника» публикует некролог, вызвавший у Николая «Палкина» примерно такое же раздражение, как и после появления стихотворения «Смерть Поэта», бичующего палачей «свободы, гения и славы». Как в свое время Лермонтов, так теперь и Тургенев подвергся царской опале и выслан на родину, «под присмотр». Основной же причиной ссылки были «Записки охотника» — литературная «мина замедленного действия», направленная против существовавших тогда в России порядков и, прежде всего, против крепостного права. «Я нахожусь под арестом по высочайшему повелению в полицейской части за то, что напечатал в одной московской газете статью в несколько строк о Гоголе. Это только послужило предлогом... обрадовались случаю наложить вместе с тем эмбарго на всю мою литературную деятельность... Мне не для чего говорить вам, что все это должно остаться в глубокой тайне; малейшего упоминания, малейшего намека в какой-нибудь газете будет достаточно, чтобы окончательно погубить меня». Это строки из письма Тургенева своим друзьям Луи и Полине Виардо, отправленного в мае 1852 г.

Со знаменитой певицей молодой литератор познакомился в 1843 г., во время ее гастролей в Санкт-Петербурге. С тех пор на протяжении почти четырех десятилетий жизнь Ивана Сергеевича была связана с испанской чаровницей Мишель Фернандой Полиной Гарсиа, ставшей после брака с французским искусствоведом, директором Итальянской оперы в Париже Луи Виардо гражданкой Франции. «Перст» судьбы — Луи Виардо и Иван Тургенев скончались в одном и том же 1883 г. Правда, француз был на 18 лет старше нашего соотечественника.

За прошедшие десятилетия было немало написано об интригующем «треугольнике», а вернее — об отношениях между выдающимся русским писателем и французской «звездой» сцены. Достойный ответ слишком настырным любителям покопаться в чужих интимных делах дала сама Полина Виардо. Уже после кончины Ивана Сергеевича она заметила, беседуя с художником А.П.Боголюбовым: «Какое право имеют так называемые друзья Тургенева клеймить меня и его в наших отношениях? Все люди от рождения свободны, и все их действия, не приносящие вреда обществу, не подвержены ничьему суду!.. Ежели русские дорожат именем Тургенева, то с гордостью могу сказать, что сопоставленное с ним имя Полины Виардо никак его не умаляет».

Однако следует отметить, что большинство  книг И.С.Тургенева было создано на родине и, прежде всего, в милом сердцу писателя Спасском-Лутовинове. Родная почва как бы питала его творчество, несмотря на, казалось бы, неблагоприятные социально-политические условия, и даже вопреки им. «Нет счастья вне родины, — говорил писатель, — каждый пускай корни в родную землю»...

Столь искреннему утверждению отнюдь не противоречило то обстоятельство, что значительную часть своей жизни Тургенев провел за рубежом, в основном, во Франции. Патриотические чувства, неразрывно связанные со страстным желанием добра и лучшей жизни для народа, не покидали писателя ни в России, ни за ее пределами. Хорошо сказал об этом парижский и буживальский гость и почитатель Тургенева, американский писатель Генри Джеймс. Одной из всегдашних тем разговоров Тургенева, вспоминал американец, «была его родная страна, его надежды и опасения за ее будущее. Он писал повести и драмы, но драмой его жизни была борьба за лучшее будущее России, он сыграл в этой драме выдающуюся роль...».

Слово «борьба», казалось бы, не вяжется со всем обликом благожелательного к людям Ивана Сергеевича Тургенева, с его утонченным, согретым глубочайшим лиризмом творчеством. Известно, что автор «Вешних вод» или «Первой любви» сторонился политической деятельности, скептически относился к революционным идеям. Но его талант, прозорливость и чуткость истинного художника были столь сильны, что творения его, независимо от воли их автора, становились существенным фактором социально-политической жизни.
Далекий, вроде бы, от политики рассказ «Хорь и Калиныч» и другие очерки, составившие «Записки охотника», сыграли огромную роль в борьбе за отмену крепостного права, что, кстати, признавал даже царь Александр II.

Задолго до чеховского «Вишневого сада» автор «Дворянского гнезда» и пьесы «Месяц в деревне» показал начало заката дворянства, а его Рудин и Лаврецкий стали столь же нарицательными именами, как Онегин или Печорин. Раньше многих других своих коллег по литературному цеху Тургенев провидчески указал на рождение в России новых сил, воплощенных им в героях романа «Новь», в образах Инсарова («Накануне») или Базарова — в «Отцах и детях». Его романы порождали в общественных кругах России яростные споры. Непонимание, а часто и враждебность, грубые нападки болезненно сказывались на настроении обычно уравновешенного Ивана Сергеевича, заставляли его глубоко страдать.

Один из гостей тургеневских «Ясеней», участник франко-прусской войны 1870 г. Батист Фори вспоминал, что роман «Отцы и дети» поссорил Тургенева «и с отцами, и с детьми»; его упрекали в том, что он оказал услугу ретроградам. Герцен был почти единственным, кто защищал его, разъясняя характер нигилиста Базарова.

Кстати сказать, Тургенев, придерживавшийся либеральных взглядов, был дружен не только с Герценом, но и с Белинским, Некрасовым, Салтыковым-Щедриным и рядом других известных демократов, что, увы, не мешало некоторым из них, скрепя сердце, идти на разрыв своих отношений из-за принципиальных разногласий. (Стоит ли здесь доказывать, что тогдашние демократы, боровшиеся за свободу и лучшую долю для народа, не имели ничего общего с их нынешними «однофамильцами»?)

И разве на закате XX в., в нашей истерзанной «шоковым» самодурством стране, роман «Отцы и дети», как и многие другие творения Тургенева, не приобретает новое звучание, не заставляет задуматься над нынешним «конфликтом поколений», который выглядит сейчас несравненно сложней и противоречивей, чем в былые времена? Думается, что современных базаровых следует искать среди тех молодых и не очень молодых людей, кто, сознавая невозможность возврата к прошлому, в то же время отвергают путь, опозоренный предательским беловежским сговором, грабительскими «шоковыми реформами», расстрелом парламента, чеченской «мясорубкой», геноцидом собственного народа и забвением лучших традиций и достижений нашей великой Отчизны.

«Родитель» многих литературных героев, обогативших «генофонд» отечественной и мировой культуры, Тургенев был особым мастером «женского портрета». Прелестные и трогательные «тургеневские девушки» также вошли в разговорный лексикон. Своих героинь писатель находил в жизни. Одна из частых посетительниц «Ясеней» Елена Апрелева, писавшая под псевдонимом «Е.Ардов», вспоминала о впечатлении, вынесенном Иваном Сергеевичем от выступления на одном диспуте молоденькой, восемнадцатилетней девушки: «Тургенев был очарован, но его приводило в восхищение и внушало ему какое-то трогательное благоговение главным образом то, что эта очаровавшая его девушка была русская девушка. В ней он видел нарождающийся новый тип честной, благородной русской женщины, доброй, умной, кроткой, веселой при изумительном трудолюбии и обширном образовании».

Принятый с огромным уважением как «свой, а точнее, как «мэтр», в парижских литературно-артистических кругах, Иван Сергеевич особенно любил дружеские встречи близких ему по духу писателей. Поначалу эти встречи назывались «обедами освистанных авторов», потом «обедами пяти» или «обедами Флобера». Помимо И.С.Тургенева и Г.Флобера в этих литературных «рандеву» участвовали Эмиль Золя, Эдмон де Гонкур и Альфонс Доде. «Мы садились за стол в семь часов вечера, а в два часа ночи трапеза еще продолжалась, — вспоминал Доде. — Флобер и Золя снимали пиджаки, Тургенев растягивался на дивине. Мы выставляли за дверь гарсонов... и беседовали о литературе... Мы разговаривали с открытой душой, без лести, без взаимных восторгов».

Помимо этих имен в обширной переписке Тургенева чаще других фигурируют Ги де Мопассан, Жорж Санд, молодой Анатоль Франс, который в 1905 г. в ответ на «кровавое воскресенье» в Санкт-Петербурге станет основателем Общества друзей русского народа.

Авторитет знаменитого русского литератора огромен. В 1878 г. на состоявшемся в Париже Международном конгрессе писателей Тургенева избирают вице-председателем. Председательствует на этом форуме Виктор Гюго.

Весьма спокойно, по-философски воспринимая собственную популярность, Тургенев делал все возможное для того, чтобы лучшие произведения его русских коллег становились известны французским читателям, а французских — русским. Автор «Отцов и детей» по праву становится первейшим послом русской культуры во Франции. Из многих свидетельств друзей и знакомых Тургенева приведем лишь воспоминания Ги де Мопассана. Восторженно называя своего старшего друга «одним из величайших гениев русской литературы», Ги де Мопассан писал, что Тургенев «всегда будет одним из тех, кому Россия должна быть обязана глубокой и вечной признательностью, ибо он оставил ее народу нечто бессмертное и неоценимое — свое искусство, незабываемые произведения, ту драгоценную и непреходящую славу, которая выше всякой другой славы! Люди, подобные ему, делают для своего отечества больше, чем люди вроде князя Бисмарка: они стяжают любовь всех благородных умов мира».

Столь же восторженно говорила мне о Тургеневе и вдова Жака-Поля Виардо — внука певицы. Мадам Пьеретта Виардо, как и ее супруг, в течение многих лет занималась изучением жизни и творчества И.С.Тургенева и П.Виардо, написала несколько работ о них и перевела с немецкого языка на французский книгу Ольги Рахмановой «Любовь одной жизни. Иван Тургенев — Полина Виардо-Гарсиа». Преподнося мне это исследование, она сказала: «Как и другие наследники Полины Виардо, мы с мужем передали в буживальский музей все, что было связано с нашей бабушкой и ее русским другом. Мы были рады хоть чем-то способствовать укреплению духовных связей между Францией и Россией. Хочется верить, что и у нас, и в вашей стране хорошо понимают все значение очага франко-русской культуры в Буживале».

Между тем над тургеневскими «Ясенями» продолжают сгущаться финансовые тучи. Профессор Александр Звигильский сообщил, что «Дом Ивана Тургенева в Буживале подлежит продаже... Нам необходима сумма в три миллиона франков, чтобы выкупить его... Двери нашего музея будут всегда открыты для щедрых спонсоров и их имена будут выгравированы на мемориальной доске».

Слышите, господа-товарищи, «новые» и «старые» русские, нынешние «дети» и «отцы»! Вам представляется отличная возможность уже при жизни запечатлеть свои имена на весьма почетной мемориальной доске. Это обойдется вам в несравнимо меньшую «копеечку», чем, скажем, одна ночь в «казино» на Лазурном берегу, или содержание воздвигнутых для многих из вас вокруг Москвы и других крупных городов России краснокирпичных дворцов-замков, по сравнению с которыми дача нашего всемирно известного земляка в Буживале выглядит скромным летним флигельком. Пусть на этот благородный поступок вдохновит вас не только творчество Тургенева, но и сам его облик, в котором иностранцы видели образ типичного русского человека. И вновь приведем воспоминания о Тургеневе тончайшего мастера литературного портрета Ги де Мопассана: «Дверь отворилась. Вошел великан. Великан с серебряной головой, как сказали бы в волшебной сказке. У него были длинные седые волосы, густые седые брови и большая седая борода, отливавшая серебром, и в этой сверкающей снежной белизне — доброе, спокойное лицо с немного крупными чертами. Это была голова Потока, струящего свои воды, или, что еще вернее, голова Предвечного отца... Не было души более открытой, более тонкой и более проникновенной, не было таланта более пленительного, не было сердца более честного и более благородного».