Очевидно, что наступление нового тысячелетия предоставило немало объективных предпосылок, позволяющих сделать вывод о принципиальном изменении сущности современного миропорядка. Многие специалисты ответственно заявляют о завершении эры Вестфальской системы, которая с XVII в. определяла суверенное государство в роли полноправного субъекта отношений на международной арене. Несмотря на многочисленные сложности регулирования международных отношений, связанные со стремлением каждого из ее субъектов к реализации, прежде всего, собственных национально-государственных интересов, причем очень часто в ущерб другим странам, данная система через войны и революции провела мир к такому состоянию, когда основанная на балансе сил система международных отношений даже в годы "холодной войны" смогла сохранить мир, обеспечить безопасность и стабильность развития государств, доверяя решение наиболее важных проблем ООН. При всех своих недостатках ООН выступала легитимным и авторитетным международным инструментом, обеспечивающим справедливое решение международных споров и конфликтов.

На протяжении XX столетия мировому сообществу методом проб и ошибок удалось сформировать, в общем-то, целостную и легитимную систему международного права, посредством которого неоднократно удавалось решать сложные и неординарные проблемы сведения к общему знаменателю разнородных и разнонаправленных интересов государств на международной арене. Тот факт, что столь противоречивые и сложные мировые политические процессы, как крушение колониальной системы или распад мировой системы социализма, удалось завершить без системного кризиса мирового сообщества свидетельствует о достаточно высокой степени эффективности механизмов международного права. В этой связи события, последовавшие вслед за распадом СССР, когда на позициях международного лидера осталось лишь одно государство - США - и связанные с этим лидерством его действия на международной арене, направленные, в первую очередь, на слом сложившейся системы международных отношений и формирование нового миропорядка, вполне естественно вызывают не только недоумение мирового сообщества, но и реакцию противодействия.

Одним из своих первых внешнеполитических актов в роли единственной сверхдержавы - агрессией в Косово - США уведомили все страны и народы об отмене международного права как такового¹. Все прежние договоренности и международно-правовые акты сохраняли свою легитимность для США лишь в той степени, в какой они соответствовали их собственным интересам. Мало того, Америка выразила готовность выполнить роль мирового лидера даже не опираясь на международную поддержку не только ООН, но и своих союзников по НАТО. Принцип: кто не с нами, тот против нас - наиболее ярко продемонстрировал имперскую суть внешней политики США. Термин "империя" все чаще и чаще стал употребляться в политическом лексиконе вашингтонских политиков и на страницах печати. "Сегодня Америка - это уже не просто супердержава или мировой гегемон, но достигшая зрелости империя - в том смысле, в котором мы говорим о Римской или Британской империях"².

Практически одновременно с ростом имперских притязаний Америки на страницы сначала научной литературы, а затем и в обиход политиков была вброшена концепция глобализации, социальное предназначение которой раскрывают сами американские авторы.

"Соединенные Штаты - это величайшая в военном, экономическом, технологическом и культурном планах из империй, которые знает история человечества. У нас есть сила, которую мы используем, чтобы заставить другие страны - на деле или на словах - принять наши идеи рыночного капитализма и политической демократии. В конечном счете, именно это означают слова типа "глобализации"³. Поэтому не удивительны крайне негативные оценки процесса глобализации со стороны целого ряда исследователей и политиков. Так, по мнению отечественного исследователя А.С.Панарина, "глобализация в настоящем виде и представляет собой не что иное, как попытку компенсировать геополитическим перераспределением благ и ресурсов уменьшение рентабельности прогресса, отягощенного новыми экологическими и социальными издержками"⁴.

Действительно, многие беды современного мира большинство исследователей, политиков и простых людей связывают с глобализацией. Но правы ли они, считая все происходящие перемены и технологические достижения беспрецедентными?

Бесспорно, ускорение социального времени за период жизни последнего поколения невероятен.

Каких-то 30-40 лет тому назад о современных достижениях в сфере техники и быта, производства и потребления могли мечтать только самые смелые фантасты. Масштаб перемен просто потрясает, и мы забываем о том, что социальное время, пожалуй, с момента появления социума всегда имело иной темп, нежели физическое. Взаимопроникновение культур, конфликт цивилизаций, религий, поколений, невероятные технические новации и научные достижения, резкое изменение стиля и образа жизни, насаждение чуждой культуры, встреча с неведомым и непознанным, неуверенность в завтрашнем дне и невозможность заглянуть в завтра - все это же изобретено и придумано не нами. С этими проблемами человечество сталкивалось на протяжении всего своего существования, поэтому еще один всего лишь интуитивно почувствованный скачок социального времени вряд ли стоит считать предтечей конца света или начала новой эры человечества.

Сколько подобных оптимистично-аппоколиптических заключений было сделано специалистами под магическим воздействием круглых дат! "Время, переживаемое человечеством на грани XX столетия, - писал выдающийся отечественный исследователь В.И.Вернадский в 1915 г., - едва ли имеет себе аналогию во всей предшествовавшей истории. И едва ли когда приходилось так быстро испытывать столь великие изменения в течение немногих лет, какие суждено было пройти нашему поколению"⁵.

Однако оказалось, что основные изменения и потрясения еще впереди. По всей вероятности и сегодня глобализация, во всяком случае, в ее научно-футурологическом осмыслении зарубежными и отечественными учеными, пока лишь делает первые шаги, затрагивая менее трети населения планеты, и их последующая направленность пока еще трудно предсказуема. Поэтому большинство бед и положительных достижений глобализации, о которых столь детально и обстоятельно идет речь не только в научной среде, но и на политической арене, существует лишь на уровне гипотез и прогнозных оценок. В реальной же политике такие фундаментальные вещи как интересы, ресурсы и сила будут еще очень долго определять ее направленность, цели и методы их достижения. Поэтому многое из того, что в сфере международных отношений приписывается глобализации, на деле есть лишь следствие политики вполне конкретных государств, подменяющих глобализацию глобальностью своих имперских притязаний.

Одно из важнейших и "продвинутых" положений концепции глобализации связано с посягательством на суверенитет государства.

Об этом писал еще в 70-х годах прошлого века один из теоретиков постиндустриализма Д.Белл⁶.

В современном изложении одного из ведущих теоретиков глобализма М. Кастельса процесс ограничения государственного суверенитета уже выглядит следующим образом: "…государство не исчезает. В информационную эпоху оно просто понижается в статусе. Оно множится в форме местных и региональных правительств, которые покрывают мир мозаикой своих проектов, создают свои электораты и ведут переговоры с национальными правительствами, мультинациональными корпорациями и международными агентствами. Эра глобализации экономики есть также эра локализации политики"⁷.

Таким образом, вместо единого государства, представлявшего на международной арене определенную территорию и народ, в роли акторов международных отношений начинают выступать региональные, национальные, экономические и иные элиты, экономические субъекты и муниципальные образования. "Образование на месте единых крупных суверенных государств множества этно-суверенитетов означает поставку на рынок того, что прежде не обменивалось и не продавалось, - национальных интересов. Но для этого требуется, чтобы новые властные элиты не только освободились от власти прежних "имперских" центров; требуется также, чтобы они по возможности освободились от контроля со стороны собственного населения и выступили в качестве действительно свободных поставщиков специфического товара, востребованного на глобальном рынке"⁸. Подобная свобода, свобода от контроля со стороны государственной власти и от подотчетности собственному народу, с точки зрения либеральных концепций глобализации, - неотъемлемая составная часть современного миропорядка.

Но если ограничен суверенитет государства, то характер его организации уже не важен, поскольку власть не несет ответственность за состояние дел в стране, в которой хозяйничают ТНК. "Подрыв национального государства как субъекта, защищающего местную экономику от международного финансового хищничества, неминуемо ведет к олигополизму и монополизму в мировом масштабе, к замене плюралистической экономической и политической системы глобальным тоталитаризмом единственного центра силы"⁸.

Вот почему Соединенные Штаты столь индифферентно относятся к характеру политического режима в открытых для их монополий странах, и, с другой стороны, никакая либерализация не спасет от праведного гнева империи те государства, которые пытаются блюсти собственные национальные интересы в ущерб американским ТНК.

Ограничение суверенитета превращает государство из субъекта международных отношений даже не в объект, а в окружающую сверхдержаву среду, с которой не нужно договариваться или искать компромисс, а достаточно лишь использовать в своих целях бережно, если позволяет ситуация, либо покорять, если эта среда противодействует или мешает устремлениям США. Среда податлива, не способна к организованному сопротивлению, неоднородна и, следовательно, легко может быть расчленена и освоена по частям. Освоение либо покорение среды не предполагает ответственности, во всяком случае, юридической, за результаты своих действий. В случае необходимости достаточно купить даже не национальную, а местную элиту, этническую либо конфессиональную группу, раздробив национальное государство на мелкие части и бесконтрольно пользоваться их ресурсами. В этой связи для внешней политики США становятся более важными проблемы внутриполитической поддержки того или иного внешнеполитического решения, нежели одобрение мирового сообщества или даже собственных союзников.

"В сфере международных отношений ситуация усугубляется тем, что в условиях демократии внешняя политика во многом диктуется внутренними политическими соображениями, - отмечает Дж.Сорос. - Эта тенденция особенно заметна в США"⁹.

Таким образом, мы наблюдаем ситуацию, при которой на роль полноправного субъекта международных отношений претендует лишь одно государство - Соединенные Штаты - и это государство определяет свое поведение на международной арене на основе собственных национальных интересов, исходя из политической ситуации, сложившейся внутри страны, оценивая при этом мировое сообщество лишь с точки зрения внешней среды, призванной обеспечить процветание американскому народу.

По этому поводу очень ясно высказался З.Бжезинский. "Америка стоит в центре взаимозависимой вселенной, такой, в которой власть осуществляется через постоянное маневрирование, диалог, диффузию и стремление к формальному консенсусу, хотя эта власть происходит, в конце концов, из единого источника, а именно: Вашингтон, округ Колумбия"¹⁰.

Совершенно очевидно стремление США к тому, чтобы диалога и маневрирования было поменьше, а власти Вашингтона - побольше, а еще лучше, если, как у Гегеля, она станет абсолютной. Раздражение США по поводу несогласия ряда членов НАТО, таких как Франция, Германия и Бельгия, безоглядно выполнять имперские притязания своего патрона в отношении Ирака, свидетельствует об усилении глобальных властных устремлений Вашингтона. Но, поскольку, характер восприятия внешней международной средой тех или иных внешнеполитических акций Вашингтона мало интересует американское руководство, то, не удивительно, что оно действует, опираясь на собственные планы, при необходимости, ломая сопротивление этой самой среды. Если отдельные союзники по НАТО не готовы поддержать политику США в отношении Ирака, то тем хуже для них, поскольку американский Конгресс может перевести их и в разряд противников, ввести экономические санкции и т.п., то есть, коль среда сопротивляется, то тем хуже для среды. Напрашивается вывод о том, что своими внешнеполитическими действиями США создают прецедент, указывающий на формирование нового миропорядка. В основе него лежат сущностные черты имперской модели международных отношений, которая характеризуется безусловным приоритетом интересов американских ТНК, внутриполитической ситуации и национального права над международными, беспрецедентным силовым доминированием и отношением ко всему остальному миру как к провинции североамериканской метрополии. Этот мир создан и предназначен для американского гражданина и в любой его точке он должен чувствовать себя комфортно и быть надежно защищен. Совсем как гражданин Великого Рима. По всей вероятности именно это вкладывается в содержание понятия глобализации на бытовом, так сказать, уровне.

Но здесь возникает вопрос, связанный с оценкой эффективности столь широко разрекламированного американского образа жизни. Очевидно, что имперские притязания на ресурсы всего мира свидетельствуют, прежде всего, о том, что собственных ресурсов на его поддержание уже не хватает. Основные макроэкономические показатели США говорят о балансировании на грани кризиса, вследствие чего срочное оздоровление американской экономики за счет подключения мировых ресурсов жизненно необходимо.

Кроме этого, прошедшие после крушения советского блока и СССР годы позволяют сделать некоторые выводы относительно устойчивости и жизненности сложившейся в самих США либерально-демократической политической системы. Если внимательно проанализировать внешнеполитические акции американского руководства с начала 90-х годов, то не так уж сложно заметить весьма существенную закономерность с общей стратегической целью - поиск опасного, коварного, безжалостного врага. Врага, само существование которого ставит под сомнение не только будущее, но и факт существования Америки, а, следовательно, и демократии, свободы, человечества, в конце концов.

Этот враг:

- может быть персонифицирован - Милошевич, Лукашенко, Бен-Ладен, Садам Хусейн и т.п.;

- может ассоциироваться с определенным этносом, социальной либо конфессиональной группой или государством - косовские сербы, русская мафия, талибы, религиозные фундаменталисты, антиглобалисты, Северная Корея и т.п.;

- может иметь виртуальный и всеобъемлющий характер, эдакий "враг-вообще", не персонифицированный, но всепроникающий и имя ему - международный терроризм.

По большому счету международный терроризм - лишь одно из звеньев логической цепи, старательно сплетаемой руководителями США в послевоенные годы, которая должна была олицетворять мировое зло. Здесь - и империя зла, и ось нестабильности, и параноидальные поиски коммунистов-вредителей в самих США под руководством сенатора Маккарти. Главное, что их объединяет - это звенья самых темных сил зла, борьба с которыми требует сверхусилий и мобилизации всех ресурсов.

Под этого врага можно не только построить по ранжиру всех своих союзников, но и убедить самих американцев в необходимости добровольно отказаться от тех самых прав человека, о соблюдении которых политики в Вашингтоне денно и нощно пекутся во всех уголках мира. И этот враг не столько внешнеполитический заказ, хотя и в данной роли он развязывает Вашингтону руки в выборе силовых средств и методов воздействия на врагов и сплочения союзников.

Главная роль абсолютного зла в лице международного терроризма все-таки уготована для внутреннего употребления. Очевидно, что сложившаяся в США социально-экономическая и политическая система не обладает достаточной внутренней устойчивостью и без внешней угрозы, и, следовательно, связанных с нею жестких мер по национальному сплочению в данном качестве существовать не может.

Итак, сам глобальный лидер прекрасно понимает, что новый век настоятельно требует принципиально новой организации самого американского общества, но каким именно это общество должно быть ответа пока не имеет. Поэтому и вынуждена администрация США выстраивать имперскую модель международных отношений под собственным началом, надеясь дымовой завесой борьбы с международным терроризмом до поры до времени стабилизировать развитие собственного общества за счет неограниченного доступа и эксплуатации ресурсов всего мира.

Понятно, что подобное положение, связанное с поиском террористов на бескрайних просторах внесистемных государств, долго продолжаться не может, следовательно, скоро объявится новый абсолютный враг, на роль которого, судя по всему, уже давно определен Китай. Хотя, вполне очевидно, что до тех пор, пока глобальные проблемы голода, медицинского обслуживания, образования, нищеты и т.п. не будут решаться всем мировым сообществом, их диффузия в развитые страны неизбежна, и они постоянно будут сотрясать самые богатые и развитые народы.

Таким образом, правомерен вывод о том, что, несмотря на многочисленные научные изыскания и практические наработки в области анализа проблем современного глобального мира, их социальная и практически-политическая направленность имеет вполне тривиальный смысл, суть которого состоит в обосновании правомерности претензий США на безраздельный доступ к ресурсам всего мира.

С точки зрения исторической параллели она просматривается очень четко: Великий Рим - центр мира и со всех провинций купцы и легионеры везут товары для блага граждан Рима: добровольно, либо под конвоем. Варварская периферия усмирена огнем и мечом, цивилизованные союзники с воодушевлением поддерживают любые решения сената.

Система элегантна, проста и эффективна, хотя уместна ли спустя две тысячи лет после своего оригинала? Можно ли сравнивать Германию с Египтом, Францию с Грецией, а Россию с Карфагеном?

Готовы ли они играть отведенную американскими политиками роль?

Ответы на эти и многие другие подобные вопросы далеко не очевидны. Но, тем не менее, вывод о кризисе или даже крушении Вестфальской и всех последующих и на ней основанных систем международных отношений очевиден. Однако вопреки архитекторам нового миропорядка из Вашингтона, система международных отношений, обладая определенными системными свойствами, не может по мановению даже самой мощной державы одномоментно перестроить свою структуру. Очевидно, что с древнейших времен, как и любая система, она имеет свое функциональное предназначение, а именно - сведение к общему знаменателю разнонаправленных интересов входящих в нее государств. И до тех пор, покуда эти самые государства существуют, система будет свое предназначение выполнять. Следовательно, и усилия мирового сообщества будут направляться не только на поиск общих интересов, но и на сохранение самих носителей этих самых интересов, то есть государств. В этом плане вполне естественным является поиск форм альтернативного имперскому миропорядка, призванного защитить интересы всех представленных на международной арене субъектов международных отношений.

Вот почему все более и более активно заявляют о себе различные международные и региональные, экономические, экологические и др. правительственные и неправительственные организации и союзы. Они продолжают защищать право своих народов на государственность, на отстаивание национальных интересов, на защиту от засилья транснациональных корпораций.

Не удивительно, что США в последние годы остаются в меньшинстве на любых международных форумах, поскольку имперские интересы резко противостоят интересам мирового сообщества. Следовательно, имперским притязаниям США в современных условиях наиболее эффективно могут противостоять лишь объединенные нации. Причем формы этих объединений могут быть самыми разнообразными - от спортивных до ООН.

В условиях усиливающегося имперского диктата представляется целесообразным повсеместное наращивание авторитета и созидательных возможностей ООН.

Очень много нареканий есть, особенно у слаборазвитых государств, к деятельности Организации, но, увы, мировое сообщество еще не создало более действенного и эффективного механизма международного регулирования, нежели ООН. Поэтому всемерное укрепление ее позитивных возможностей, активное привлечение механизмов разрешения конфликтов и принятия международных решений - пока что единственный эффективный и легитимный путь сохранения и действенности существующего аппарата международного права. Альтернативой международного права может быть лишь право силы. Поэтому укрепление и реформирование ООН в соответствии с вызовами глобального мира - важнейшая задача современности.

Любая империя в стремлении к безраздельному господству имеет в своем арсенале эффективный механизм - разделяй и властвуй. У многих, особенно малых и слаборазвитых государств, возникает соблазн обменять свой голос в ООН либо иной международной организации на сиюминутную выгоду.

Так, например, бывшие республики СССР, а ныне независимые государства, в своем стремлении продемонстрировать лояльность США готовы поддерживать их любую международную акцию, предоставляя собственную территорию для проведения самых сомнительных операций. Именно этим можно объяснить американское военное присутствие в республиках Средней Азии, непримиримую позицию прибалтийских государств по Калининграду, готовность Грузии броситься в объятия НАТО.

По всей вероятности какие-то мелкие подачки за свои конкретные действия они получат, но ожидания золотого дождя из инвестиций и помощи вряд ли обоснованы. Во всяком случае их предшественники из числа стран Восточной Европы отнюдь не благоденствуют.

Очевидно, что торговля национальными интересами на современном международном рынке, за исключением узкого круга элиты, дивидендов не сулит. Поэтому наиболее рациональной представляется позиция отстаивания национальных интересов с позиций международного права, а не расположения великой державы.

Более детальное осмысление концепций глобализации свидетельствует о том, что в ее рамках всеобщего благоденствия отнюдь и не предполагается.

Деление на избранный "золотой миллиард" и отсталую периферию - одно из базовых положений глобализма. Поэтому стремление к сиюминутным выгодам неизбежно приведет большинство государств лишь к роли огорода либо портняжной мастерской для избранных народов. Сдавая в бессрочную аренду свой суверенитет, нужно постоянно помнить о подобных перспективах; чуда, как правило, не происходит. Во всяком случае, страны Латинской Америки, которые, казалось бы, просто из своего географического положения вправе были рассчитывать на повышенную благосклонность США, кроме долгов и целого ряда социально-экономических проблем, в благодарность пока ничего не получили.

Следовательно, единство вокруг легитимных и авторитетных международных институтов, таких как ООН, единство на основе фундаментальных положений международного права может предоставить большинству современных государств и народов возможность достойного будущего, в котором у гражданина любой страны будут не только обязанности, но и права, права на жизнь, свободу и благополучие. Следует сказать нескольких слов о месте и роли России в современной и будущей системе международных отношений.

Очевидно, что прежние имперские притязания и самоидентификацию собственной страны как исключительной и одной из немногих великих держав следует приберечь до более отдаленного будущего. При всей уникальности и исключительности Россия за последние годы своего независимого существования в результате отсутствия осмысленной внешней и внутренней политики ее руководства все больше скатывается на роль одного из элементов окружающей США среды.

Несмотря на прошедшие годы, российская элита до настоящего времени не удосужилась внятно сформулировать национально-государственные интересы, а без этого невозможна не только сколь-нибудь продуманная внешняя политика, но и сложно ожидать простого уважения со стороны других субъектов международных отношений. В результате этого по любому вопросу Россия на международной арене оказывается в роли опоздавшего пассажира. Поезда с инвестициями, с новейшими технологиями, с благоприятными международными соглашениями бегут мимо, а наш "пассажир" проедает последние запасы, предусмотрительно уложенные в его багаж родителями. Но ведь эти запасы не беспредельны и, в конце концов, придется куда-то ехать, покуда полустанок, на котором волею судеб оказался наш путешественник, скоро закроется на ремонт.

Тот путь, на который длительное время ориентировалось российское руководство - путь в кильватере США - для России не только расточителен, но и малоперспективен. Простое следование за локомотивом самой мощной экономики и нарождающейся империи для России непосилен. Мало того, он абсолютно не учитывает ее собственные национально-государственные интересы.

Путь европейской интеграции, хотя и в большей степени связан с российскими интересами, тоже несет массу проблем, поскольку в Европе до сих пор относятся к России как к восточной деспотии с непредсказуемым развитием. Хотя и точек для сближения здесь все-таки значительно больше.

Китайский опыт, вследствие отсутствия достаточного количества китайцев на российской территории, маловероятен, но, опять-таки, точек соприкосновения с Китаем, хотя бы из-за многотысячной сухопутной границы, более чем достаточно.

СНГ - длительное время многие российские надежды были связаны с интеграцией бывших союзных республик - своих надежд не оправдывает. Бывшие союзники из числа стран Восточной Европы и Средней Азии тоже не горят желанием возрождать разорванные ранее узы.

Получается заколдованный круг?

А может быть имеет смысл национально-государственные интересы Российской Федерации начать формулировать не из Вашингтона или Парижа, а внутри страны?

Не стоит забывать, что Россия - самодостаточная страна, имеющая все необходимые ресурсы на собственной территории. Мало того, ее геополитическое положение изначально выгодно связывает три перспективных торгово-экономических региона современного мира: Атлантику, Тихий и Индийский океаны. Только этот ресурс способен принести колоссальные выгоды и экономике, и международному имиджу России.

Мы должны прекрасно осознавать, что достойное будущее у страны будет только тогда, когда достойное будущее получат ее граждане. Никто в мире не будет уважать страну, которую не уважают собственные граждане.

Добиться уважения собственных граждан путем построения социально-ориентированного государства и экономики - вот в чем стержень и суть национально-государственных интересов России на достаточно длительную историческую перспективу.

С этих позиций Российская Федерация вправе будет претендовать на статус полноценного и влиятельного актора современной мировой политики и тогда уже никакая империя не сможет диктовать не только России, но и всему миру свои правила игры.