год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Резкое изменение миропорядка и миропонимания создает когнитивный вакуум, провоцирует кризис существующих идеологических и теоретических конструкций и прежде всего ведущих - социализма и либерализма. Эти идейные лидеры XX в, усиленно пытаются приспособиться к новым временам, что, однако, зачастую приводит к утрате идентичности, "потере лица". Такое явление можно наблюдать при изучении новых программ и в еще большей степени реальной политики соответствующих партий. Оно фиксируется и в аналитических исследованиях. "Политические доктрины, - пишет видный европейский социолог М.Кастельс, - от либерализма до социализма в новых
условиях оказываются лишенными практического смысла. В результате этого они теряют свою привлекательность и в стремлении выжить идут по пути бесконечных мутаций, болтаясь за спиной нового общества, как пыльные знамена забытых войн"1

Принципиально новая ситуация явилась питательной средой для социально-философских течений постмодернизма, крайне релятивистских, отрицающих методологию обобщения и проекта как не соответствующую современным реалиям. Пережившие пик популярности в 80-е гг. постмодернистские концепции, отражающие кризис перестающего работать привычного понятийного аппарата, постепенно изживаются западной общественной мыслью. Во второй половине 90-х гг. возрождается интерес к теоретическому общению. Снова наметились попытки если не создания целостных доктрин, то, по крайней мере, парадигмального осмысления происходящих изменений. Симптоматично, что именно в этот период, после перерыва, ряд видных западных социальных мыслителей выступили с обобщаюшими концепциями. Сопоставление этих концепций дает достаточно полную, хотя и весьма противоречивую картину социальных трансформаций на пороге XXI века.

Остановимся на новейших работах лишь нескольких видных авторов, дающих представление об основных тенденциях современной западной общественной мысли. Эти работы привлекают внимание еще и тем, что их аудитория не ограничивается узкими специалистами, а вызывает интерес более широкого круга читателей, о чем свидетельствует включение большинства рассматриваемых нами работ в списки бестселлеров.

Метод осмысления новых реалий в рассматриваемых исследованиях основан на конвергенции прежде взаимоисключающих принципов. Он сочетает признание рыночной стихии и регулируемой экономики, локального самоуправления и дееспособного государства, индивидуальной автономии и социальности. Такая "конвергентная" методология убеждает прежде всего потому, что применяется в процессе обобщения обширного фактического материала, что позволяет избежать схематизма, хотя и не со всеми выводами использующих ее авторов можно согласиться.

Контуры нового общества

Весьма велик разброс оценок перемен - от апологетических до однозначно негативных, также как и определений факторов стабильности. Разноречивость мнений вырисовывается уже при сопоставлении самих обозначений нового общества. Наряду с введенным Д.Беллом и ставшим классическим термином "постиндустриальное общество" выдвигаются новые: супериндустриальное (О.Тоффлер), посткапиталисгическое (П.Дракер), информационное (М.Кастельс), демодернизирующееся (A.Турен), постматериальное (Р.Инглехарт)2 .

Различны трактовки степени современной трансформации общества - от П.Дракера (который оценивает ее как принципиальное изменение общественного строя) и М.Кастельса (считающего ее более значимой для человечества, чем переход от аграрного общества к индустриальному) до Э.Гидденса, который полагает, что речь не идет о новом типе общественного строя, а лишь о радикализации системы. Представляется, что наиболее адекватно оценивает сегодняшние изменения Д.Белл. Предостерегая от упрощения и абсолютизации новых явлений, он высказал весьма важное, на наш взгляд, суждение: "Постиндустриальные тенденции не замещают предшествующие общественные формы как "стадии" социальной эволюции, Они часто сосуществуют, углубляя комплексность общества и природу социальной структуры3.

Добавим, что эта комплексность создает новые противоречия, проявляющиеся прежде всего в культурно-ценностной сфере в столкновении традиционных новых норм и ценностей. Так называемые постматериальные ценности, т.е. ценности индивидуального самовыражения, оттесняющие узкоматериальные стимулы деятельности, распространяющиеся в западном обществе в результате ценностной революции 60-х гг., вступают в конфликт с традиционными ценностями, носители которых до сих пор составляют большинство, хотя и сокращающееся. По данным Р.Инглехарта, в Западной Европе и США соотношение приверженцев традиционных и новых ценностей в 1970 - 1971 гг. составляло 4 : 1, а в 1988 г. - уже 4 : 3.

Новые ценности в большей степени присущи молодому поколению, однако когортный анализ показывает, что это связано не с возрастными особенностями, а с различиями в условиях социализации. Молодежь развитых стран вступает сейчас в жизнь в период, когда параметры постиндустриального
общества становятся более явственными, и в его орбиту вовлекается все большее число населения. Вместе с тем представители старшего поколения - участники ценностной революции 60-хгг., как правило, сохранили приверженность установкам своей юности. Профессор Йельского университета Р.Борн во второй половине 90-х гг. констатировал: "Шестидесятники и их идеология сейчас повсюду вокруг нас... Дух 60-х привел нас к Биллу и Хилари Клинтонам, персонифицирующим поколение б0-х гг., которое, вступив в средний возраст, сохранило нетронутым свой идеологический багаж"4 .

Нельзя не согласиться с мнением Р.Инглехарта, когда он пишет: "Различие... подходов, коренящихся в разных условиях жизни, изменившихся в результате крупномасштабных исторических перемен, выступает сегодня главной осью поляризации западного общества, отражая различие между двумя абсолютно несхожими мировоззрениями"5.

Поэтому такую острую реакцию в западных странах вызывают морально-этические проблемы - от абортов, эвтаназии, реабилитации гомосексуализма, феминизма до охраны окружающей среды и моральных критериев внешней политики. Столкновения взглядов по этим вопросам определяют сегодня содержание социальных противоречий в западном обществе. Они вызвали к жизни новые социальные движения, в основе которых лежат не традиционные, а ценностно-мировоззренческие экономические и политические проблемы.

Обращает на себя внимание расхождение в оценках новых тенденций американскими и европейскими учеными, в основном более негативных у последних. Видный английский социолог Э.Гидденс отмечает, что "имманентные тенденции развития суть не более чем сумма влияний", и период, когда решается, в каком направлении будет идти развитие, "наполнен различными факторами риска". Он не исключает катастрофического его конца: "Апокалипсис, - пишет он, - стал тривиальностью ... и как все параметры риска может стать реальностью"6. Примечательно, что выступившие в конце 90-х гг. европейские социологи A.Typeí и М.Кастельс для характеристики ситуации конца века единодушно употребляют слов "распад". "Распад общества и личности", - пишет А.Турен, характеризуя современную данность7. То же, почти слово в слово, читаем мы у М.Кастельса: "Распад общества как разумной социальной системы может оказаться признаком нашего времени"8.

Оставаясь в традициях левой культуры, А.Турен и М.Кастельс делают акцент на неизбежности обострения конфликтов внутри современных обществ и перманентной борьбы против усиления подавления личности в мире, "состоящем на одних рынков, информационных сетей, индивидуальностей и стратегических организаций"9.

Для американских обществоведов характерны более позитивные оценки социальных новаций, что, однако, не исключает признания порождаемых ими серьезных противоречий и опасностей. Вместе с тем такая озабоченность стимулирует конструктивные поиски оснований для смягчения противоречий -и неконфликтного решения проблем, которые ставят перед обществом переживаемые трансформации. Новейшие тенденции американские исследователи оценивают неоднозначно: и как возможность общественной фрагментации, и как основание для укрепления самоорганизации и саморегулирования западного общества.

Наиболее оптимистичной, выдержанной в духе традиционного прогрессизма представляется концепция П.Дракера, изложенная в работе "Посткапиталистическое общество", согласно которой, по мере роста общественной роли знания капитализм плавно прогрессирует от одной фазы к другой, более высокой.

Однако в других отношениях П.Дракер решительно нарушает традицию. Идя вразрез с характерной для западной общественной мысли зависимости от марксизма, как его сторонников, так и оппонентов, П.Дракер отрицает значимость учения Маркса, даже ограниченную рамками определенной исторической ситуации. Более того, он высказывает следующее экстравагантное суждение: "Индустриализация с самого начала означала для населения улучшение материального положения, а не "обнищание". Слова "обнищание" и "внутренние противоречия капитализма" он берет в кавычки, как бы подчеркивая мнимый характер обозначаемых ими явлений. Практически поголовное признание в XIX и первой половине XX вв. острейших классовых противоречий Дракер объясняет тем, что "преобразования шли головокружительными темпами, и это вызывало у людей шок"10.

Столь же плоский прогрессистский подход П.Дракер проявляет и в оценке глобализации, в которой, в отличие от большинства своих коллег и, думается, вопреки очевидности, подчеркивает лишь одну тенденцию - отказ от идеи национальных государств в пользу глобальной экономики и глобального социума, не обращая внимания на вызываемую этим явлением острую реакцию в форме всплеска национализма и сепаратизма и в целом - на неоднозначность и глубокую противоречивость процессов глобализации.

Вместе с тем содержащийся в книге П.Дракера конкретный
анализ новейших тенденций менеджмента и в целом процессов, вызванных революцией в сфере управления, основанных на превращении знания в главный экономический ресурс, представляется интересным и методологически плодотворным. Тем не менее и эта концепция Дракера вызывает у читателя ряд недоуменных вопросов. Анатомия знания, по Дракеру, предполагает его эволюцию от образования и широкой эрудиции â прошлом к узкоспециализированным званиям в наше время,

Представляется, что одной лишь констатации этого факта недостаточно. За пределами внимания автора остаются вытекающие из этого процесса важные проблемы. Во-первых, узкая специализация как бы восстанавливает, хотя и на новом неизмеримо более высоком уровне, статус частичного работника. Это обстоятельство в современной ситуации на Западе, характеризующейся повышенным стремлением к самореализации индивида, создает новый источник противоречий - между растущими запросами личности и тесными пределами узкоспециализированных знаний. Во-вторых, сами современные технологии требуют от работника не только глубокой специализации, но и постоянной переориентации, для чего узкой специализации явно недостаточно, и необходим широкий кругозор. Недаром в программы западных престижных технических вузов вводятся гуманитарные дисциплины.

Полярность суждений американских и европейских ученых по узловым аспектам современных изменений демонстрируют, например, оценки влияния информационной революции на судьбы демократии. Так, Ф.Фукуяма оценивает его положительно. "Последствия информационно-технологической революции, - считает он, - в значительной мере позитивны. Распространение электронной информационной технологии может привести к рассредоточению власти, развитию горизонтальных связей и способствовать демократизации массовых обществ"11. М.Кастельс, напротив, видит в информационном взрыве самую большую угрозу демократическим институтам. В мире, где "начинают довлеть глобальные сети богатства, власти и информации", национальное государство, согласно М.Кастельсу, "теряет возможность представлять контингенты избирателей, организованных по территориальному признаку. Институты и организации гражданского общества, которые строились вокруг демократического государства, превратились в пустую скорлупу и все менее соответствуют жизни людей"12.

Такова в самых общих чертах многоцветная палитра мнений. И все же в этом разноголосом хоре улавливается общий вектор перемен - информационная революция, глобализация, радикальное изменение структуры занятости, неприбыльные стимулы и приоритеты экономики, становление новой ментальности, предполагающей отказ от узкоматериальных стимулов трудовой деятельности, и как результат всего перечисленного - фундаментальное изменение роли культуры и характера отношений "личность-общество".

Роль культуры в современном мире

В большинстве исследований красной нитью проходит признание фундаментального возрастания роли культуры во всех сферах общественной жизни. Однако и тут не обходится без принципиальных различий. Так, А.Турен констатирует углубляющийся разрыв сфер культуры и экономики: "Культура и экономика, мир реальный и мир символический разделяются... Сегодняшняя реальность состоит в разрыве двух вселенных - рыночной и культурной"13. Противоположное мнение высказывают американские социологи. Оспаривая распространенное среди теоретиков-экономистов убеждение в самодостаточности экономических законов, они доказывают неполноценность игнорирующих культурные факторы экономических моделей.

Отмечая прогрессирующую взаимосвязанность экономики и культуры, Ф.Фукуяма пишет: "Экономика - это важнейшая область современной жизни, в рамках которой культура оказывает прямое влияние на благосостояние населения"14. В соответствии с этим он вводит особую культурно-ценностную категорию - "доверие", которая играет решающую роль в обеспечении экономического процветания. Речь идет о доверии между членами общества и о доверии к социальным институтам и государству. Успех наиболее быстро прогрессирующих стран определяется, по мысли Фукуямы, уровнем доверия, существующим в обществе. Страны с успешно развивающейся экономикой - это общества с высоким уровнем доверия. Этот уровень "определяется сформированными исторически обычаями, традициями, нормами, которые способствуют построению рыночной инфраструктуры"15.

Взаимодействие экономических и социокультурных компонентов общественной жизни исследуют в своих последних работах также Р.Инглехарт и С.Хантингтон

Возрастание роли культуры происходит, на наш взгляд, по двум направлениям в соответствии с двумя функциями культурной традиции. Это и традиция как консервативное начало, и традиция восприятия нового, традиция самого подхода к новым явлениям, их оценки, методов разрешения ставших перед обществом вопросов.16 Стремительность новейших трансформаций увеличивает значение инновационных возможностей тех или иных политических культур, их способности интегрировать изменения, адаптироваться к ним и тем самым играть решающую роль в сохранении стабильности.

Социальная стабильность выступает, на наш взгляд, как функция динамизма, по крайней мере в новое время. Чем динамичнее развивается общество, тем оно стабильнее. Стабильность застойных обществ иллюзорна. Она чревата взрывом и распадом системы. В конце XX в., когда процесс глобализации вовлекает в орбиту ускоренной модернизации все большее число стран, связка "динамизм-стабильность" становится менее опосредованной, более прямолинейной. Чем полнее социальная система интегрирует изменения и чем активнее она, в свою очередь, инициирует их, тем успешнее справляется с дестабилизирующими факторами, возникающими в ходе развития. В тех же случаях, когда скорость изменений превосходит адаптационные возможности системы, она либо искусственно временно поддерживается тоталитарными методами, либо сразу рушится.

Что касается консервативной функции культурной традиции,
то повсеместно наблюдаемое возрастание ее роли можно объяснить реакцией на тенденции глобального характера. Монополизация центров принятия решений узким кругом наиболее развитых стран и связанных с ними международных экономических и политических структур, равно как и агрессивная культурная вестернизация, вызывают протест со стороны втягиваемых в процесс глобализации народов и стран.

Многие американские исследователи отмечают "эгоцентрическую позицию тех, кто приравнивает модернизацию к вестернизации. Особенно резко высказывается по этому поводу С.Хантингтон: "Запад пытается и впредь будет пытаться сохранить ведущее положение и отстоять собственные интересы, определяя их как интересы мирового сообщества. Это выражение превратилось в нечто вроде эвфемизма, задачей которого является обеспечение глобальной легитимности интересов Соединенных Штатов и других западных держав. Запад стремится интегрировать экономику незападных обществ в глобальную экономическую систему, в которой он сам занимает господствующее положение... Живущим за пределами Запада очевиден разрыв между провозглашаемыми им принципами и его действиями. Лицемерие, двойная мораль... - вот цена его претензий на универсализм"17.

В качестве основного инструмента сопротивления подобным тенденциям выступает культурная самобытность, которая, противостоя негативным последствиям ускоренной модернизации и экспансии глобализма, вместе с тем поощряет национализм, ксенофобию и этнические конфликты. Как отмечает М.Кастельс, "самобытность.. только сопротивляется”. Она редко взаимодействует с другими видами самобытности, поскольку строится на четко определенных принципах, в соответствии с которыми понятия "свой" и "чужой" определены раз и навсегда"18.

Так усиление роли культурных традиций способствует разъединению мира и противостоит процессам глобализации.

О значении культурно-этнических различий

По мнению многих исследователей, возрастающая роль культурных различий лежит в основе современных и будущих международных конфликтов. Пожалуй, наиболее проработана эта идея в книге С.Хантингтона "Столкновение цивилизаций". "В новом мире, - утверждает С.Хантингтон, - самые обширные, серьезные и опасные конфликты будут вспыхивать не между социальными классами, не между богатыми и бедными, не между какими-либо иными экономическими группами, а между народами, принадлежащими к разным культурам". Оперируя историческими примерами, начиная с раннего средневековья, С.Хантингтон приходит к спорному, на наш взгляд, выводу: "Конфликт XX в. между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом представляет собой не более чем мимолетный и противоестественный исторический феномен по сравнению с постоянными антагонистическими отношениями между исламом и христианством"19 .

Представляется, что, оберегая стройность своей концепции, С.Хантингтон преувеличивает роль культурного конфликта в исторической проекции, что можно, видимо, объяснить желанием автора отсечь не укладывающиеся в его концепцию феномены.

На наш взгляд, для достаточно продолжительного периода истории характерно преобладание острых, подчас кровавых, социально-классовых конфликтов - даже в пределах одной западной христианской цивилизации, Конечно, распад социалистического лагеря и окончание “холодной войны” в 80--90-х гг., наряду с ослаблением социально-классовой дифференциации в развитых странах, снизили значение идеологических различий в качестве причины международных конфликтов и повысили роль цивилизационных факторов. Немалое значение имеет и то, что, поскольку
культурно-мировоззренческие различия затрагивают наиболее глубинные и устойчивые архетипические черты массового сознания, провоцируемые ими конфликты обычно приобретают особо жестокий и затяжной характер, создавая угрозу мировой стабильности.

В отдельных странах, в том числе развитых, свтановящихся - под воздействием глобализации - все более полиэтничными, культурные различия, по мере их возрастания, также превращаются в источник конфликтов и угрозу стабильности.

И все же, привычное суждение, согласно которому этнический конфликт есть по сути форма социально-экономического конфликта, рано сбрасывать со счетов. Не следует забывать, что и в развитых странах чисто экономические проблемы по-прежнему остаются основной повседневной заботой большей части населения и служат источником социального недовольства и напряженности.

Разумеется, не всякое недовольство чревато конфликтом. Если иметь в виду вероятность конфликтов, связанных с социальной дифференциацией, то следует признать, что по мере усиления роли культурных и личностных факторов в хозяйственной деятельности, сами социально-экономические различия - по крайней мере в развитых странах - начинают все в большей мере определяться культурными различиями, а не наоборот, как это было в недавнем прошлом. Показателем этого может служить практическое исчезновение в развитых странах так называемой классовой культуры (например, рабочей, существовавшей и на протяжении значительной части ХХ в.), и в то же время сохранение и даже укрепление культурно-этнических традиций. В этой связи вспоминается популярная в первой половине 60-х гг. лекция Ч.П.Сноу, в которой утверждалось, что англичане разделены по социальному признаку, по сути, на два народа с различным образом жизни и культурой. Такое суждение, признаваемое тогда адекватным, теперь выглядит явным анахронизмом.

Нельзя не признать справедливости возведения культурно-этнической дифференциации в ранг структурообразующего фактора развития - это лежит на поверхности и сегодня постоянно находит подтверждение в политических реалиях.

И все же в данном случае мы имеем дело с верхним слоем причин, скрывающим подлинное основание современных конфликтов, а именно - углубляющуюся пропасть между теми, кто приспособился к стремительно меняющемуся миру, и теми, кто не смог этого сделать.

Процесс маргинализации, всегда сопутствующий модернизации, в настоящее время приобретает особо массовый характер, выталкивая на обочину прогресса индивиды и страны. Для тех, кто оказался на обочине, национализм, в условиях снижения роли идеологических способов идентификации, актуализирует наиболее глубинные социально-психологические архетипы и приобретает роль едва ли не единственного, по крайней мере самого действенного, компенсаторного механизма. В свою очередь адаптированные к новой реальности люди, как правило, в меньшей степени озабочены национальной идентичностью и заражены ксенофобией.

Проблемы личности

Фиксируя наиболее характерные признаки изменений, западная наука во все большей мере становится антропоцентричной, что адекватно отражает фундаментальную трансформацию современной общественной ситуации,характерной чертой которой является возрастающая значимость личностного фактора во всех сферах социума, включая экономическую и политическую. С этим согласны, как мы уже отмечали, практически все аналитики. Даже такой исследователь, как А.Турен, прежде шедший от анализа социальных процессов к проблематике личности, в своей последней книге "Сможем ли мы жить вместе" движется сейчас в обратном направлении, начиная с анализа личности как субъекта социального действия.

Возрастающее значение роли индивида в развитых странах впервые уловили в 60-х гг. новые левые, но тогда осознание происходило на фоне бунта личности против подавления ее обществом. А.Турен в значительной мере и сейчас остается в рамках оценок, заданных 60-ми годами, применяя их, правда, недостаточно обоснованно ко дню сегодняшнему. Чего стоит хотя бы такой пассаж из его книги, вышедшей в 1997 г.: "... В современном мире субъекту (активно действующему лицу исторического процесса, по Турену - авт.) грозит опасность стать жертвой общества потребления, которое, с одной стороны, манипулирует им, а с другой, постоянно подталкивает его к гонке за все новыми и новыми благами".20

И теперь, по мнению Турена, основным противоречием современного западного общества остается конфликт личности и подавляющих ее общественных структур. "Центральный конфликт нашего общества, - утверждает он, - тот, который ведет Субъекта к борьбе, с одной стороны, против триумфа рынка и технологий, а с другой, - против авторитарных общественных властей"21

Представляется, что А.Турен безосновательно игнорирует происходящие в развитых странах процессы, изменяющие характер отношений личности с обществом. Там, где знание становится основным экономическим ресурсом, а компьютерная революция способствует индивидуализации хозяйственной деятельности, создается возможность более активного воздействия индивида на общество. В широкий научный оборот вводится понятие "человеческий капитал", означающее признание того факта, что, как справедливо замечает Ф.Фукуяма, "в современных условиях капиталом является не столько земля, заводы, орудия производства, сколько знания и квалификация людей, причем значение последних постоянно растет"22.

Значение подобных процессов для изменения социальной системы сформулировал Д.Белл еще на их ранней стадии, в 70-х гг., отметив, что в отличие от традиционного /аграрного/ общества, основанного на взаимодействии человека с природой, и индустриального, основанного на взаимодействии с преображенной человеком природой, постиндустриальное общество базируется на взаимодействии между людьми23.

В 90-е гг., когда отмеченные тенденции получили дальнейшее развитие , западные аналитики стали в большей или меньшей степени связывать их с постановкой вопроса о движущей силе социальных изменений. Например, по мнению П.Дракера, такой силой становится активная личность, заменяя в этом качестве социально-экономические и политические институты. В результате падает роль институциональных бюрократизированных структур государства, политических партий, профсоюзов и т.и. П.Дракер констатирует: "... знание стало главным, а не просто одним из видов ресурсов и превратило наше общество в посткапиталистическое. (курсив авт.). Данное обстоятельство коренным образом изменяет структуру общества. Оно создает новые движущие силы социально-экономического развития и порождает новые процессы в политической сфере".24

Так, из страдательного объекта действия безличных материальных сил ("винтик производственного механизма", по расхожему выражению социальных критиков 50 - бО-х гг.) индивид начинает превращаться в активный субъект общественного развития, с запросами которого обществу и властям во все большей мере приходится считаться. Содержание и качество жизни индивида, его права и личностная автономия становятся в развитых странах приоритетными в системе политических ценностей.

Под воздействием описанных выше процессов начинает меняться характер отношения личности и общества. В середине века центральной проблемой личности на Западе было сопротивление давлению со стороны общества, стандартизации и нивелированию. Теперь, благодаря возросшим возможностям индивида, расширению его прав и свободы самовыражения, возникает тенденция к гипертрофии индивидуальной автономии, к утрате социальной ответственности, что может угрожать общественной стабильности. Если прежде, считают аналитики, надо было защищать личность от подавления ее обществом, то теперь общество зачастую нуждается в защите от волеизъявлений чересчур свободных индивидуальностей.

Амбивалентность новейших изменений и коммунитарная

парадигма

Большинство аналитиков согласно с тем, что структурообразующие характеристики модернизации второй половины XX в. имеют неоднозначные последствия. С одной стороны, они расширяют права этнических групп, способствуют развитию личности, ее самоосуществлению, утверждению ее прав и свобод, повышают содержание и качество ее жизни. Сторонники положительных оценок происходящих социальных новаций считают, что они знаменуют переход к более гуманному обществу, в котором самостоятельности, многообразию и самовыражению личности предоставляется больший простор. И с этим в определенной степени можно согласиться. Однако правы и те, кто считает, что, с другой стороны, новейшие изменения ответственны за отмечаемый всеми наблюдателями рост различных форм асоциального поведения - насилия, терроризма, этнических конфликтов и др. Таким образом, расширение прав и свобод индивида и этнических групп может угрожать стабильности общества.

Как примирить две одинаково сильные амбивалентные тенденции современной ситуации - с одной стороны, к разъединению, индивидуальному и групповому, особенно этническому, а, с другой, к взаимозависимости и единству мира; как сочетать возросшие права и свободы индивидов и этнических групп со стабильностью социума? Сегодня эта проблематика занимает центральное место на идейно-теоретической сцене Запада.

Исследователи фиксируют возникшую потребность в новой социальности, которая, не ущемляя личностную и групповую автономию, сочетала бы ее с социальным долгом и понятием социального блага. Ответом на эту потребность стали идеи коммунитаризма Коммунитаристские концепции предлагают свою, пожалуй наиболее стройную и разработанную идейно-теоретическую парадигму, в соответствии с которой исследуются возможности оздоровления общества и укрепления его стабильности.

Оставаясь в целом на позициях либеральной общественной мысли, коммунитарии подвергают критике те ее базовые положения, которые, по их мнению, не отвечают потребностям современного этапа общественного развития, а именно тезисы о самодостаточности рынка и о неограниченной индивидуальной свободе.

Коммунитаризм, как современное теоретическое течение, заявил о себе в 1990 г., когда в США возникла "коммунитарная сеть" - движение интеллектуалов во главе с А.Этциони. В том же году стал издаваться ежеквартальный журнал движения "Ответственная коммюнити: права и обязанности", а в университете Джорджа Вашингтона создан центр коммунитарных исследований. В ноябре 1991 г. в Вашингтоне состоялся семинар, в задачу которого входила разработка коммунитарной платформы. В мероприятии участвовали видные ученые и политики, среди них - будущий вицепрезидент, в то время сенатор А.Гор. Затем коммунитаристские кружки появились в Канаде, Великобритании, Германии и ряде других западных стран.

Следует подчеркнуть, что на современной идейной сцене Запада установки коммунитаризма выходят за пределы именующего себя так течения. В числе своих единомышленников коммунитарии называют ведущих политиков разных стран и различной партийной принадлежности: демократов Б.Клинтона и А.Гора, республиканцев Д.Даренберга и А.Симпсона в США, лейбориста Э.Блэра, консерватора Д.Уиллетса, либерала П.Эшдауна в Великобритании; социалиста Ж.Делора во Франции, социал-демократов П.Бургера и П.Майера, христианского демократа К.Биденкопфа в Германии и др. В 90-е гг. коммунитаризму посвящается большое количество исследований. Наиболее полные и фундированные разработки коммунитарных тезисов содержатся в трудах А.Этциони, Р.Беллаха, Д.Белла24. Взгляды, схожие с идеями коммунитаристов, можно обнаружить и в работах, авторы которых к таковым себя не причисляют. Поэтому концепции этих авторов в той части, где они близки коммунитаристским установкам, также являются предметом нашего рассмотрения.

Коммунитарная парадигма против “культуры разъединения"

В работах коммунитариев выражается глубокая обеспокоенность нарастающей опасностью общественной дезинтеграции в результате прогрессирующей тенденции индивидуализации и сепаратизма. Эти процессы, описанию и анализу которых отводится важное место в коммунитарных исследованиях, поощряются экспансией виртуального мира как в сфере экономики, что проявляется в отрыве финансовых потоков от реального хозяйства, так и в области культуры, что приводит индивидов к утрате непосредственного опыта и кризису идентичности.
"Перед нами, - считает М.Кастельс, - предстают зародыши общества, мировоззренческие установки которого способны раздваиваться между старой логикой власти и новой логикой эгоцентризма"25.

В 80-е гг., полагает А.Этциони, "индивидуальный интерес и стяжательство были возведены в ранг гражданской добродетели... Считалось, что экономика будет процветать, если каждый станет заботиться о себе... Но теперь уже очевидно, что общество не может функционировать, руководствуясь такой эгоцентрической ориентацией". Опросы начала 90-х гг. показали, что молодые американцы хорошо усвоили лишь одну половину принципов демократии - права и свободы - и пренебрегают другой половиной - гражданской ответственностью26.

Констатируя, что соотношение между индивидуализмом и коммунитарностью в США сильно изменилось не в пользу последней, Ф.Фукуяма замечает: "При наличии значительного разнообразия индивидуальностей может возникнуть ситуация, когда члены общества ничем не связаны друг с другом, кроме правовой системы - не имеют общих ценностей, не могут найти общего языка27.

Рейганизм, по мнению коммунитаристов, явился политическим оформлением той "культуры разъединения", которая развилась в 70-80-е гг., и возросшие на этой почве эгоцентризм и тенденции фрагментации общества .угрожают его стабильности.

Коммунитаристы видят свою главную задачу в том, чтобы положить предел разрушительному эгоцентризму, однако, не жертвуя, и на этом они особенно настаивают, индивидуальной автономией и нравами личности. Пафос их поисков состоит в том, чтобы по возможности снять антиномии прав и свобод индивида, с одной стороны, и его социальной ответственности, с другой, совместить возросшее стремление к индивидуальной и групповой автономии с устойчивостью социума и тем самым предотвратить угрозу фрагментации национальных государств и нанесения ущерба мировому сообществу.

Исходя из такой задачи, коммунитаристы определяют параметры здорового и стабильного общества, коммунитарную парадигму, которую Этциони формулирует следующим образом: "Согласно выдвигаемой нами коммунитарной парадигме, хорошим следует считать такое общество, где процветают как общественные добродетели, так и права личности. Я утверждаю, что хорошему обществу необходимо тщательное поддержание равновесия между порядком и индивидуальной автономией, а не преимущественное выделение одной из этих двух ценностей"28. Именно в строгой сбалансированности ценностей индивидуализма и коллективизма коммунитаристы усматривают новизну своего подхода и его отличие от всех прочих идейных течений, в большей или меньшей степени отдающих предпочтение одной из этих ценностей.

Понимая все трудности соблюдения такого баланса, идеологи коммунитаризма детально разрабатывают теоретические методы и практические программы установления коммунитарного общественного порядка. В соответствии с коммунитарной парадигмой они выдвигают свои принципы политики и экономики, международных отношений и экологии, по-новому ставят проблему прав человека, пересматривают ряд краеугольных норм западного общества, например, принцип вмешательства в частную жизнь.

Убедительность коммунитаристским теориям придает их солидная эмпирическая база. Методологический инструментарий современного коммунитариэма наиболее полно воплощает конвергентные принципы, характерные дли современных западных аналитиков. Теоретики коммунитаризма отвергают дихотомный подход к анализу и интерпретации общественных явлений: "Наша точка зрения ни консервативная, ни либеральная, если употреблять терминологию, используемую в современной политической практике. Мы не стремимся к возвращению к традиционному обществу, но готовы к восприятию мудрого опыта таких обществ. Мы хотим сочетать социальный и онтологический подходы, не пренебрегая ни тем, ни другим".29 Идея необходимости сочетания в XXI веке культурных традиций и новейших институтов - одна из центральных в арсенале теоретиков коммунитаризма.

Исторические корни и современная практика

коммунитаризма

В своих рассуждениях современные коммунитаристы опираются на солидную западную традицию - как теоретическую, так и практическую. Коммунитарная, сообщностная практика неструктурированного социума уходит корнями вглубь истории западных стран - от добровольных сообществ по интересам и религиозному признаку до естественно складывавшихся локальных сельских и городских сообществ - коммюнити: традиционной почве местного самоуправления и основе формирования гражданского общества. Особо важное значение локальные коммюнити имели в истории США, поскольку они компенсировали изначальную децентрализацию страны и относительную слабость государственной власти. Через посредство коммюнити рядовые американцы вовлекались в общественно-политический процесс и обеспечивалось саморегулирование общественного механизма.

Социально-психологический эффект феномена коммюнити выразился в противодействии индивидуалистическим ценностям, которые всегда было принято считать основной характеристикой американского общества. Оспаривая это расхожее мнение, Ф.Фукуяма пишет о Соединенных Штатах, что "с самого момента основания эта страна никогда не была индивидуалистическим обществом", и что американцы “всегда отличалась большой склонностью к общественному поведению”30. Коммунитарная практика сыграла решающую роль в формировании особого этоса, представляющего собой, по определению патриарха современной культурологии С.Айзенстадта, "комбинацию солидарности и индивидуализма как центральных составляющих. коллективного самосознания американцев"31.

О комбинации коллективного и индивидуального в массовом сознании речь пойдет ниже. Здесь же отметим, что из практики коммюнити выявляется коммунитарный идеал: сообщество индивидуальностей, в котором коллектив не обезличивает, но, обеспечивая защищенность личности, создает условия для ее реализации в материальном и духовном плане. Вокруг идеала, "духа коммюнити", по определению А.Этциони, формируются ценности, которые в современных условиях становятся важным фактором сопротивления дезинтеграции. М.Кастельс назвал компендиум коммунитарных. ценностей "идентичностью сопротивления".

Возрождению "духа коммюнити" коммунитарии и посвящают свои усилия. Их проекты учитывают как коммунитарную традицию, которая, по их наблюдениям, окончательно на заглохла, так и все более очевидную негативную общественную реакцию на преобладание индивидуалистической “культуры разъединения”.

Учитывается также и то, что в потоке социокультурных процессов конца столетия можно наблюдать и развитие контртенденций, работающих на интеграцию. Во-первых, дезинтеграционные процессы вступают в противоречие с набирающими силу объективными тенденциями взаимосвязанности и взаимозависимости мира, порождаемыми современным уровнем технологического развития. Во-вторых, воздействуют субъективные причины, связанные как с неудовлетворенностью “культурой разъединения”, так и с отмеченным выше несоответствием господствующих институциональных структур изменившейся роли личности. Несоответствие это способствует кризису персональной идентичности и порождает общественную потребность в новой социальности, которая, не ущемляя возросшую значимость индивида, могла бы противостоять негативным последствиям индивидуализации.

В западных странах потребность в новой социальности реализуется в процессах, которые исследователи определяют как стремление к общности путем расширения и углубления неформализованных контактов. В результате центр тяжести социетальных процессов начинает смещаться с уровня
институциональных, бюрократизированных структур /политические партии, профсоюзы и т.п./ на уровень неструктурированных общностей. Налицо тенденция, обратная той, которую наблюдал и описал Ф.Теннис в конце прошлого века. До середины ХХ в. казалось, что вытеснение эмоционально насыщенных ценностей традиционных общностей, основанных на межличностных контактах("гемайншафт"), ценностями безличных бюрократизированных структур ("гезельшафт") неизбежно и абсолютно. Теперь этот процесс пошел вспять. При этом грани между нормативными установками "гемайншафт" и "гезельшафт" постепенно начинают стираться. "Институциональные организации, - замечает Г.Ганс, - чтобы не потерять связь с населением, вынуждены вести себя, как неформальные группы"32.

В качестве нового социального феномена тенденцию к общности одним из первых зафиксировал Д.Янкелович в конце 70-х гг.33 Началось коммунитарное движение снизу, выразившись в создании неформальных сообществ различного характера. Тогда же возник и стал развиваться новый феномен городских нерелигиозных общин, создаваемых представителями среднего класса. В конце 90-х гг. исследователи уже отмечают становление мощной "идентичности сопротивления" дезинтеграции и распаду, которая складывается вокруг неструктурируемых сообществ - коммюнити34. "Наряду с государственными аппаратами, глобальными сетями и эгоцентрическими индивидами, - констатирует М.Кастельс, - существует другой слой - коммюнити, где формируется идентичность сопротивления".

Обращает на себя внимание, что в духе отмеченной нами специфики подхода европейских ученых М.Кастельс подчеркивает конфликтный характер взаимодействия этих. двух общественных- слоев: "их логика взаимоисключающая, их сосуществование вряд ли окажется мирным"35. Американские коммунитарии рисуют более мирную картину осуществления своего проекта

Исходя из коммунитарной традиции и опираясь на реально развивающуюся тенденцию общности, идеологи коммунитаризма признают, что возрождение "духа коммюнити" возможно только на основе естественного развития низовых структур, что, по их наблюдениям, уже происходит.

Под современными коммюнити как основе сопротивления энтропийным тенденциям подразумеваются неструктурированные социальные образования, формирующиеся по различным признакам: как традиционным - локальным, религиозным или этническим, так и новым. К таковым, прежде всего, причисляют новые социальные движения - экологические, феминистские и т.п., которые исследователи считают важным ферментом становления культуры сопротивления и моделью новой социальности. Отсюда можно делать вывод, что "идентичность сопротивления" возникает на основе и традиционных ценностей ( Бога, нации, семьи) и новых, носителями которых, являются социальные движения нового типа. "Коммюнити, - пишет А.Этциони, - это не место, а набор определенных качеств"36.

Эмпирические исследования показывают, что если Соединенные Штаты опережали Западную Европу в развитии “культуры разъединения”, то в конце 90-х гг. они опережают ее в развитии обратных тенденций. Однако процесс этот для западных стран общий, хотя и не обязательно точно совпадающий по времени.

Теоретические основания

Теоретической посылкой своих концепций коммунитаристы считают отрицание общепринятой в социальной психологии биполярной модели "индивидуализм - коллективизм", считая ее упрощением социальной реальности. Данную дихотомию они заменяют понятием "коммунитаризм", рассматриваемым как средство снятия антиномии коллективного и индивидуального, Если индивидуализм поощряет в обществе анархию, способствует торжеству закона джунглей, то коллективизм таит в себе опасность подавления личности, ее нивелирования, пренебрежения ее правами. Обе тенденции могут вести к тоталитаризму, в то время как коммунитаризм призван "должным образом уравновесить .индивидуальные права и социальную ответственность”37.

Теоретически особенно последователен в снятии антиномии ''индивидуализм - коллективизм" Ф.Фукуяма, доказывающий, что в реальных социумах эти понятая, как правило, совмещаются. Исследуя американскую ментальность, Фукуяма признает, что индивидуализм имеет глубокие корни в традиции страны, в частности, в политической доктрине о правах человека, лежащей в основе Декларации независимости и Конституции США. Тем не менее он считает, что в Штатах, существует столь же старинная коммунитарная традиция, связанная с религиозными и культурными корнями страны. "Если индивидуалистическая традиция играла во многих отношениях доминирующую роль, - пишет Фукуяма, - то коммунитарная традиция выступала в качестве смягчающего и сдерживающего фактора, препятствовавшего импульсам индивидуализма достигать своего логического завершения"38.

Характер взаимопроникновения индивидуализма и коллективизма в американской традиции разъясняет близкий к коммунитаризму социолог Г.Ганс своей концепцией "народного индивидуализма", который он считает одной на фундаментальных ценностей страны, разделяемой подавляющим большинством ее граждан. Определяя народный индивидуализм как стремление индивида "к личной свобода и личному контролю над своим социальным и природным окружением", Ганс подчеркивает, что преследуемая при этом цель - “не отделение от других, а взаимодействие и сотрудничество на уровне неформальных групп".39

Методологически плодотворным представляется подход Фукуямы, который отказывается от традиционной типологизации социумов по принципу "индивидуалистский - коллективистский", на основании чего обычно проводят грань между якобы индивидуалистическим Западом и коллективистским Востоком. "Ни индивидуализм, ни коллективизм в отдельности, но взаимодействие этих двух противоположных начал привело к успешному развитию демократии и экономическому прогрессу в США", - пишет Фукуяма40, распространяя этот тезис и на другие прогрессирующие страны, независимо от их расположения на Западе или на Востоке.

Впрочем, Фукуяма допускает и существование "поистине индивидуалистических социумов, мало приспособленных к объединению в коллективы, которые именно по этой причине стагнируют экономически и социально”. К таким социумам он причисляет Россию, некоторые другие постсоциалистические страны и даже отдельные кварталы мегаполисов США.

Выхолащивание ценностей коллективизма в социалистических странах и гипертрофия индивидуалистических черт сознания на современном Западе определяют различия в постановке одной и той же теоретической проблемы. В бывших социалистических странах сторонники коммунитаризма направляют острие своей критики против крайностей коллективизма. В России при этой критике часто используются идеи, высказываемые в свое время Н. Бердяевым41. На Западе вызовы коммунитаризма направляются в первую очередь против индивидуализма, и в качестве позитива предлагается укрепление коллективистских ценностей: "Сегодня для Запада и для Соединенных Штатов особенно, - считает Д.Этциони, - настало время для укрепления общих, разделяемых всеми ценностей и установления новых пределов личной автономии".

Несмотря на провозглашаемый принцип соблюдения баланса между индивидуалистическими и коллективистскими ценностями, идеологи коммунитаризма, на наш взгляд, нарушают баланс в пользу последних. Об атом свидетельствует предпринятая Д.Этциони попытка десакрализации структурообразующей нормы западной общественной системы и ментальности, принципа ргivacy42 (термин, который можно приблизительно перевести как проритет права на защиту частной жизни от постороннего вмешательства). Исходя из этого, оппоненты коммунитариев критикуют их как приверженцев ценностей коллективизма.

Оппонентов коммунитаризма можно разделить на две основные группы. Во-первых, это сторонники неограниченной индивидуальной свободы, в частности, американское движение либертариев с его сугубо индивидуалистическим пафосом, усматривающее в коммунитарных проектах угрозу автономии личности. Во-вторых, консерваторы, выдвигающие идею порядка в качестве главной ценности в ущерб независимости личности. Это, конечно, не означает, что первые не признают необходимости порядка, а вторые полностью отрицают индивидуальную свободу. Однако оба эти направления в своих мировоззренческих системах придают привилегированный статус одной из этих ценностей в ущерб другой, тогда как коммунитарии настаивают на равновеликом значении обоих, на сбалансированности между универсальным характером прав человека и общим благом.

Возражая первой группе своих критиков, коммунитарии опираются на социологические наблюдения, согласно которым расширение индивидуальных свобод, в том числе и свободы выбора, в какой-то момент становится обременительным для личности а подрывает социальный порядок, на котором в конечном счете и основываются эти свободы. Коммунитарии выдвигают тезис о социальной обусловленности индивидуальной свободы и о коммюнити в качестве среды, обеспечивающую эту свободу.

Неструктурированное сообщество при условии надлежащего правового регулирования его деятельности, прежде всего соблюдения конституционных норм, создает саморегулирующиеся механизмы защиты автономии личности. Отсутствие таких механизмов неизбежно приводит к росту контроля со стороны государства и других бюрократических структур и, как следствие, к ущемлению индивидуальной свободы. Коммюнити есть та необходимая промежуточная структура, которая, осуществляя посредничество между личностью и макросоциумом, обеспечивает защиту ее прав и свобод. "Свободный человек нуждается в коммюнити; "сохранение автономии личности требует новой интеграции"; "реализация человеческого капитала зависит от способности людей к общению" - таковы постулаты современных коммунитариев.

Дискутируя с консервативными оппонентами, коммунитаристы обращают внимание на то, что обычно источником, обеспечивающим легитимизацию консервативных парадигм, отстаивающих общественные ценности, является национализм и религиозный фундаментализм. В рамках консервативной парадигмы предполагается, что граждане готовы жертвовать своими свободами во имя той или иной национальной или религиозной цели. Такой подход ставит в подчиненное положение ценности индивидуальной свободы и права человека.

Несколько особняком стоят европейские социальные мыслители, принадлежащие к традиции левой политической культуры, например, А.Турен. Подчеркивая близкую коммунитариям мысль, что "именно в слиянии личностного опыта и коллективных действий скрывается возможность субъекта выжить под натиском его мощных противников”, он в то же время считает, что условием превращения индивида в субъект истории является одновременно "борьба против логики рынка и против логики коммюнити".42. Такая противоречивость суждений объясняется, на ваш взгляд, всем контекстом цитированной выше книги Турена, где признается и одобряется лишь конфликтная функция коллектива.

Коммунитаристская программа

Каким образом коммунитаристы предполагают сочетать два, казалось бы, противоречащих друг другу принципа - индивидуальной автономии и общественного единения?

Социальный порядок, в понимании коммунитариев, требует моральной парадигмы, в пределах которой задан комплекс разделяемых обществом норм и ценностей. Идеологи нормативного (коммунитарного) порядка противопоставляют его как порядку, основанному преимущественно на принуждении /тоталитарные общества/, так и либеральному порядку, поддерживаемому экономическим стимулированием. "Хорошее общество, - настаивают коммунитарии, - требует такого порядка, который увязан с нравственными ценностями его членов"43.

Важное положение коммунитаристской программы предполагает, что общие нравственные нормы могут выполнять скрепляющую социум функцию лишь только в том случае, если они не будут навязываться сверху или, тем более, внедряться насильственно. Нормативный порядок может состояться тогда, когда большинство граждан верят в принятые в обществе нормы, убеждены в их справедливости, а не просто вынуждены им подчиняться. Таким образом снимается противоречие индивидуального и общественного: личные ценности приобретают социетальный масштаб и предстают в качестве общественных (социальных добродетелей, в терминах коммунитариев).

Близка к коммунитарной идее нормативного порядка уже упоминавшаяся концепция "доверия" Ф.Фукуямы. В понимании Фукуямы доверие - это не просто доверие членов общества к социальным институтам и друг к другу. Это еще и некий общественный климат, который определяет социально-политическое и экономическое состояние общества, а также его потенциал.

Объединение людей во имя общих целей может осуществляться и на основе договорных отношений и эгоистического интереса. Однако наиболее стабильными и эффективными являются сообщества, члены которого разделяют одни и те же ценности. "В таких сообществах, -
считает Фукуяма, - не требуется широкого договорного и правового регулирования отношений, поскольку между их членами существует предварительный морально-нравственный консенсус как основа для взаимного доверия". Стабильность социальной системы, экономическая и политическая, "зависит, в конечном счете не просто от принятия и соблюдения законов, но и от способности к самодисциплине составлявших общество личностей"45.

Подобно шестидесятникам - новым левым - коммунитаристы отстаивают ту точку зрения, что совершенствование личности есть основа перестройки общества. Однако они решительно подчеркивают, что самосовершенствование личности может обеспечить улучшение общества лишь при условии действия индивида через посредство социальных групп.

Наиболее действенным средством против разъединения являются коммюнити - посреднические органы между индивидами и государством. Развитие низовых самоуправляющихся сообществ представляет собой альтернативу, как централизованному бюрократическому государству, так и превращению его в неуправляемый анархический конгломерат.

Программные установки коммунитаристов определяют и характер отношений коммюнити и государства. Они предполагают автономию коммюнити и невмешательство в их внутренние дела, за исключением чрезвычайных обстоятельств, применительно к которым вмешательство должно строго регламентироваться законодательством. К таким обстоятельствам, помимо стихийных бедствий, эпидемии и т.п., отнесены и нарушения общегосударственных законов - это должно оградить индивида от злоупотреблений со стороны лиц и групп, занимающих лидирующие позиции в коммюнити, и обеспечить защиту прав личности.

Средством против потенциальной угрозы группового сепаратизма (социальной "балканизации"), с которым может быть сопряжено развитие автономных коммюнити, призван служить набор базовых демократических ценностей, разделяемых всеми коммюнити. "Ценности каждой коммюнити не наносят ущерба единству общества, покуда не вступают в противоречие с базовыми ценностями"46.

Во избежание нивелировки приверженцы коммунитарного порядка ограничивают общественные ценности лишь комплексом базовых "добродетелей" и гарантируют право на различия по большинству нормативных вопросов. Этим они принципиально отличаются от социальных консерваторов с их пропагандой унитарных общественных ценностей. "Если индивидуалисты уходят от вопроса о нравственности, - замечает Д.Этциони, - то социальные консерваторы нравственность монополизируют. Что ты ешь, что ты пьешь, что ты читаешь - все это получает моральную оценку”47.

Общность этических норм, равно как и доверие - феномены историко-культурные. Они возникают на основе сложившихся обычаев, нравов, архетипических культурных символов. Именно это определяет наличие или отсутствие в обществе склонности к объединению. "Закон, контракт и экономическая рациональность, - полагает Ф.Фукуяма, - являются необходимым, но недостаточным основанием для стабильности и процветания постиндустриального общества, они должны быть заквашены на взаимности, моральных обязательствах, ответственности перед коммюнити и доверии - на всем том, что основано на обычаях, а не на рациональном расчете. Это нельзя считать анахронизмом в современном обществе, а, напротив, надо рассматривать как непременное условие его успеха".

Вместе с тем коммунитаристы учитывают многоплановый характер традиций, как консервирующих отсталость, так и способствующих обновлению общества. К последним они относят в первую очередь коммунитарную традицию. В частности, Ф.Фукуяма считает, что "проблемы Америки связаны с отходом американцев от исторически сложившейся коммунитарной ориентации американского общества"48.

Обновление общества идеологи коммунитаризма обусловливают его способностью адаптироваться к социальным изменениям, на чем, по их мнению, зиждется социальная стабильность, и в качестве адаптационного средства в их доктринах выступает коммюнити как образование, более динамичное, чем государственные структуры. Автономные коммюнити обеспечивают возможность выражения интересов индивидов и групп и там самым служат противовесом консервативным тенденциям властей, обычно сопротивляющихся необходимым переменам в социальных конструкциях и государственной политике. Социум, ограничивающий выражения интересов граждан, подрывает, по убеждению коммунитариев, свою способность к адаптации и, следовательно, свою стабильность.

Экономические проекты коммунитариев определяются критикой либеральных принципов рыночного детерминизма, поощряющих индивидуалистические черты общества и тем самым способствующих дезинтеграционным процессам. С этих позиций они подвергают критике как рейганизм, так и концепцию государства всеобщего благосостояния, указывая на то, что обе эти экономические парадигмы основаны на принципе индивидуального успеха. По мнению теоретиков коммунитаризма, это лишь две стороны одной медали: первая соответствует периодам экономического спада, вторая - экономического роста. В качестве альтернативы они не предлагают ни усиления государственного контроля, ни, тем более, национализации. Их программа - создание государственной системы поощрения социальной ответственности бизнеса.

Пафос экономических воззрений коммунитаристов заключается в отрицании распространенного в современной западной экономической науке убеждения в самодостаточности экономических законов для хозяйственного развития. Они настаивают на том, что решающее значение для успешного развития экономики имеют факторы, лежащие за ее пределами, в частности, такой культурно-ценностный фактор, как уровень доверия в обществе. Доверие, которое зиждется на сформированных традициях, способствует построению рыночной инфраструктуры. Вместе с тем отмечается, что в современном мире происходит новый процесс, который Фукуяма характеризует как "растущую одухотворенность экономической деятельности". "Зачастую. - фиксирует он свои наблюдения, - люди поступают не в соответствии с интересами рационального увеличения полезности в ее узком понимании, но вкладывают в хозяйственную деятельность морально-нравственные ценности"49.

Этический элемент в хозяйственной деятельности западных обществ, как известно, присутствует издавна. Это явствует хотя бы из логики протестантской этики. Однако наблюдение Фукуямы справедливо в том смысле, что оно корреспондирует с отмечаемым многими исследователями процессом становления новой мотивации трудовой деятельности, сопряженной с растущим отказом от узкоматериалистических стимулов, и выдвижением на первый план стремления к самовыражению личности в труде.

Критика экономической ситуации на Западе и современной экономической науки тесно увязана в доктринах коммунитариев и их единомышленников с экологической проблематикой. "Экономическая наука, - констатирует А.Гор, - не видит, а тем более не может оценить всего того, из чего состоит наш мир... В ее расчетах не учитывается ценность того, что трудно купить иди продать: чистой воды и свежего воздуха, красоты гор и лесов с разнообразнейшей флорой и фауной"50.

В этой связи критика экономической науки сосредоточена на следующих основных параметрах.

1. ВНП как основной показатель уровня экономического развития на самом деле искажает подлинную картину состояния экономики, т.к. при определении его величины, во-первых, не учитывается истощение потребляемых природных ресурсов, а, во-вторых, поскольку экономическую статистику интересует лишь количественный прирост ВНП, любое использование природных ресурсов работает на его увеличение.

2. При определении основного показателя экономического прогресса - роста производительности труда - учитываются лишь положительные последствия обеспечивающих этот рост новых технологий.

3. Затраты на борьбу с загрязнением окружающей среды включаются в бюджет в качестве компонента, работающего на рост ВНП. Например, затраты на борьбу с разливами нефти или другими экологическими бедствиями, причиняемыми хозяйственной деятельностью, увеличивают размер ВНП.

4. Современная экономика не учитывает расходы и ущерб, связанные с потреблением - загрязнение среды различного рода потребительскими отходами и другими результатами потребления (озоновые дыры и т.п.).

5. Информационное загрязнение среды, заключающееся в своего рода "гонке информации", т.е. прогрессирующее ее накопление. Несмотря на то, что человечество в состоянии переработать лишь ничтожный процент уже накопленной информации, ее эскалация продолжается. Помимо загрязнения окружающей среды новейшими информационными технологиями, избыток информации отрицательно сказывается на психике и деятельности людей, лишая их непосредственного опыта общения с окружающим миром и друг с другом.

По мнению коммунитариев, в основе экологических проблем лежит порочный принцип сиюминутной выгоды, определяющий приоритеты экономической системы капитализма. Это особенно отрицательно сказывается на результатах экономической политики Запада по отношению к развивающимся странам.

В целом идеологи коммунитаризма разделяют достаточно известный набор гуманистических ценностей: демократия участия, ограничение количественных показателей экономического роста, международная экологическая и политическая безопасность и т.д. Однако они расставляют свои особые акценты. Вводя понятие социальной экологии (подразумевая под этим формирование оптимальной для индивида социальной среды), они доказывают, что путь к решению основных, стоящих перед обществом проблем пролегает через развитие интеграционных и коммунитарных процессов на основе коллективистского этоса.

В основе коммунитаристской концепции социальной экологии лежит признание глубокой взаимосвязи человеческих существ и их общностей, равно и того факта, что производимые людьми действия имеют колоссальные разветвленные последствия. Концепция социальной экологии применяется коммунитариями не только к микрообществам, но к целым странам и даже в глобальном масштабе.

С позиций социальной экологии определяются и принципы международных. отношений. Взаимозависимость современного мира, считают коммунитарии, увеличивает непродуктивность и возможную катастрофичность силовых решений. Соглашаясь с распространенным утверждением о растущей значимости культурно-цивилизационных различий, они возражают против выводов таких авторов, как С.Хантингтон, который предлагает воздвигнуть защитный барьер между Западом и Востоком (куда он включает не только мусульманский, но и православный мир) для спасения западной христианской цивилизации. Коммунитарии выражают сомнение в том, что цивилизационные различия неизбежно ведут к катастрофическим конфликтам. Напротив, они не исключают возможного взаимообогащения различных культур.

Определяя средства утверждения нормативного коммунитарного порядка, его идеологи основываются на том, что человеку, в общем, присуща уверенность в нравственном характере его позиции. В этом тезисе явно проступает перфекционистский подход к человеческой природе, характерный для левой культуры.

Инструментарием достижения своих целей коммунитарии считают воспитание, образование, просветительскую работу и в первую очередь общественный диалог как средство консенсуса. Мысль о продуктивности такого диалога иллюстрируется на примере двух общенациональных кампаний в США: одной неудачной - антиалкогольной кампании 20-х гг., при проведении которой пошли по пути запретов и наказаний, и другой, весьма успешной - антитабачной кампании 80-х гг., реализованной исключительно на основе общенационального диалога.

Программа коммунитаризма, безусловно, носит утопические черты. Ее авторы признают, что их идеи могут показаться утопичными. Вместе с тем коммунитаризм улавливает и артикулирует общественные императивы. Не случайно книги его идеологов становятся бестселлерами, а их взгляды разделяет значительная часть истеблишмента. Они стали частью политической философии Б.Клинтона, А.Гора и их единомышленников и были использованы в предвыборных платформах демократов в 1992 и 1996 гг.

Выше мы отмечали, что коммунитарии дистанцируются от традиционных идеологических размежеваний, претендуя на свой оригинальный путь и независимость от всяких идеологических клише. Однако по ряду признаков, как то коллективистские ориентации, перфекционистский взгляд на человеческую природу, критика либеральных принципов рыночного детерминизма, принцип межцивилизационного и культурного межрасового диалога и ряду других, коммунитаризм, думается, можно квалифицировать как одну из современных модификаций левой идеи и на этом основании вписать в меняющееся пространство левой политической культуры.

Коммунитаристское движение возникло как ответ на общественную потребность в новой социальности и на неудовлетворенность неолиберальной “культурой разъединения”. Другим ответом на эту неудовлетворенность стало нарастание консервативно-фундаменталистских настроений. А.Этциони прогнозирует возможность трех результатов наметившегося на Западе тяготения к интеграции и порядку: возврат назад, к обществу 50-х гг.; фундаменталистский вариант и, наконец, коммунитарный нормативный порядок. Вопрос о том, какой из этих вариантов возобладает и будет в дальнейшем определять климат западного общества, остается открытым.

* * *

Анализ проработки видными представителями западной общественной мысли ряда коренных проблем, порождаемых новейшими социальными изменениями, приводит к выводу, что наблюдаемый разброс мнении можно минимизировать, поскольку, в общем, они укладываются в две модели развития. Одна, назовем ее алармистской, представлена главным образом европейскими учеными. Ее авторы абсолютизируют негативные тенденции и, даже признавая наличие контртенденций, усматривают в них источник обострения новых конфликтов. Другая модель, включающая коммунитарную парадигму, представлена в основном американцами. Эта модель кажется более сбалансированной, поскольку, признавая остроту новых проблем, фиксирует и положительные тенденции современного общественного развития. В их числе - растущее осознание взаимозависимости мира, стремление к общности и солидарности, поиск новых форм социальности, возникновение экологического сознания и развитие альтруистических ориентации, становление новых социальных движений, как прообраза новой гуманистической культуры, развитие нематериальных трудовых мотиваций и, наконец, расширение круга стран, вступивших на путь демократии, стран, где повышается уровень образования и жизни. Вместе с тем авторы, разрабатывающие конструктивные парадигмы, подчас склонны впадать в неоправданный оптимизм.

Какой из двух подходов окажется верным, решит будущее. Видимо в обозримой перспективе обе тенденции, отражаемые этими подходами, будут развиваться параллельно. Неясно, совместимо ли их сосуществование с общественной стабильностью, или оно станет причиной новых потрясений.

Castells M. The Power of Identity. Oxford. 1997. P.354.

2См. Toffler A., Toffler H. Creating a New Civilization. Alabama

1994; Drucker P. Post-Capitalist Society. N.Y. 1995; Castells M.
Op. cit; Touraine A. Pourrons-nous vivre ensemble? Egaux et

differents. Paris. 1997;

Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. Princeton.

1990

3 Bell D. The Third Technological Revolution and Its Possible
Consequences. "Dissent", XXXVI, N2, Spring 1989, p.167.

4 Bork R.H. Slouching Towards Gomorrah: Modern Liberation and
American Decline. N.Y. 1996, p.2,13.

5 Inglehart R. Op. cit.

6 Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge. 1996.

7 Touraine A. Op. cit.

8 Castells M. Op. cit., p.356.

9 Ibidem.

10 Drucker P. Op. сit., p.33..

12 Castells M. Op.cit., p.355.

13 Touraine A. Op.cit., p.14,40.

14 Fukuyama F. The Social Virtues and me Creation of Prosperity.

N.Y. 1996, p.6.

15. Ibid., p.7.

16 Галкин А.А. Стабильность и изменения сквозь призму

культуры мира.

"ПОЛИС". 1998, № 5, с.116

17 Hantington S. The Clash of Civilization and the Remaking of the

World Order.

N.Y. 1996, p.154.

18 Castells M. Op.cit., p.356.

19 Hantington S. Op.cit., p.29.

20 Touraine A. Op.cit., p.75.

21 Ibid., p.117.

22 Fukuyama F. Op.cit., p.10.

23 Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. Op.cit.,

p.12.

24 Drucker P. Op.cit., p.47.

25 Castells M. Op.cit., p.355.

26 Etzioni A. The Spirit of Community: Rights, Responsibilities

and the Communitarian Agenda. London, I995”p.3, 24.

27 Fukuyama F. Op.cit., р. 365

28 Etzioni A. The New Golden Rule. Community and Morality in a
Democratic Society. N.Y. 1996, p.4.

29 Bellah R. et al. Habits of the Heart. Individualism and

Commitment in American Life. N.Y. - Cambridge-Philadelphia.

1986, p.296.

30 Fukuyama F. Op.cit., p.29.

31 Айзенстадт С.Н. Культура, религия и развитие в

североамериканской и латиноамериканской цивилизациях.

"Международный журнал социальных наук", РАН-ЮНЕСКО.

Май, 1993.

32 Наns M.J, . Middle American Individualism. The Future of

Liberal , Democracy. N.Y.-London. 1988.

3 3 Yankelovich D. New Rules. Searching of Self-Fulfilment in a

World Turned Upside Down. N.Y. 1981

34 Новинская М.И. Поиск "новой социальности" и утопическая

традиция. "ПОЛИС", 1998, № 5.

35 Castells M. Op.сit., p. 357.

36 Etzioni A. The New Golden Rule... p. 6.

37 Etzioni A. The Spirit of Community... p. X.

38 Fukuyama F. Op. cit., p.273.

39 Gans H.3. Op.cit., p.3.

40 Fukuyama F. Op.cit., p.273

41 Бердяев Н. Судьба России. М.,1990, с.291-292.

42 Etzioni A. The Limits of Privacy. N.J. 1999

43 Touraine A. Op.cit., p.82,85..

44 Etzioni A. The New Golden Rule...p.12.

45 Fukuyama P.. Op.cit., p.10,26.

46 Bellah R. Op.cit., p.286.

47 Etzioni A, The Spirit of Community,. p. 157.

48 Fukuyama F. Op.cit., p. 11.

49 Ibid., p. 360.

50 Gore A. Earth in the Balance. Forging a New Common Purpose.

L., 1992.