- Станислав Сергеевич, Вам тяжелей было выходить из КПСС, в которой вы были с 1963 года, или вступать в Демократическую партию России?

- Видите ли, КПСС была партия, которая обеспечивала во многих областях технологизм карьеры. Я вступал в партию, и об этом много раз говорил, и не считаю это цинизмом, - не из каких-то убеждений. Просто это нужно было делать нормальному разумному человеку. Это был поступок без выбора, без борьбы с совестью, честью, анализом. Я довольно давно понял, что ни коммунизм, ни его идеология не способны ни духовно, ни морально, ни этически возродить страну. И главный момент - в этой идеологии нет личности, нет "Я". Личность была подмята коллективом и уничтожена. Я давно это понимал, открыто говорил о том, что программа партии плоха, но какая-то естественная эмоциональная надежда теплилась, что, оставаясь в рядах КПСС, я буду способным к каким-то глубоким радикальным реформам. Конечно, это была глупость. Мне не нужно было внешнего толчка. И тем не менее он был.

- Вильнюс, январь 1991 года?

- Да, 13 января я окончательно и абсолютно решил. Для меня все вопросы "да" или "нет" были решены. Я уже не выбирал и, не то чтобы мучился, - уже не размышлял. Размышления были бы элементом аморального разговора с самим собой, а это самое страшное. Я моментально решил для себя, что выхожу из партии и сразу подписал заявление "О кровавом режиме" в "Московских новостях", письмо в "Комсомолку". Я не отдал заявление потому, что лежал в больнице. Затем уехал в Корею и после приезда я вышел из партии 19 февраля.

- А почему все-таки опять партия?

- Понимаете, мы все-таки так воспитаны. Я думаю, это даже хорошая черта нашего народа. Наверное, мы должны быть в командах. Причем, в командах разных и таких, когда "мы" подавляет "Я". Это страшные команды. И мы в этой команде прожили вместе 73 года. Но были многие другие - команды интеллектуальных друзей, когда мы уважали друг друга, любили. Мы привыкли к чувству локтя. Слово дружба существует только в одном языке - в России. В английском слове "фрэнд" - приятель, знакомый и ничего больше.

Поэтому чувство нормальной команды, где тебя никто не подавляет, если хотите, говоря терминами моего любимого языка - спортивного, которые с удовольствием соединяются, потому что им приятно быть вместе. Ну и темперамент у меня такой, не мог оставаться в стороне от событий. Поэтому я вступил в партию.

- А почему в демократическую?

- Потому что у нее самая, даже до моего прихода (даже - это я нахально говорю) разумная, сдержанная, по-моему, очень сбалансированная программа: ненасилие, конституционная борьба. Партия парламентская, которая тем не менее требует структуры. Если уж бороться, то нужно бороться, а не в игрушки играть. И политики без этого не бывает. Но тем не менее партия, которая уважает личность, которая отсекает крайности - и левые и правые, что крайне важно.

В идейности в партии мне понравилась нормальная человеческая ненасильственная политическая аура. И какое-то нежелание кого-то чем-то подавлять. Поэтому я вступил. Я был на II съезде ДПР гостем, послушал, посмотрел. Да и Николай Ильич мне довольно симпатичен. На моих глазах прошла его эволюция. Я считаю, что он сделал большой шаг за последний год в лучшую сторону. Он стал более взвешенным, более мудрым и, одновременно, очень моторным, это тоже важно. Мне понравилась очень хорошая идея - сделать Консультативно-политический совет. Правление мне поручило его возглавить. У этого совета великолепная формула: сюда можно входить, не будучи членом ДПР. Может даже Горбачев быть членом КПС. Это очень многим понравилось и мне говорят, что да, мы немедленно пойдем в этот совет, а потом посмотрим.

- А вы предложили бы Президенту вступить в совет?

- Вполне.

- У вас стало больше друзей после вашего вступления в ДПР?

- То, что не меньше - безусловно. Меня никто не осуждал. Может, судят заочно, я не знаю, Президент или кто еще, но друзья и все, чьи мнения я ценю, сказали, что я абсолютно прав.

- 13 июня, после годичного молчания, объявила о себе ЦКК КПСС, объявив о партийном расследовании в отношении Эдуарда Шеварднадзе, заявившем о создании "Демократической партии в СССР, которая действовала бы параллельно КПСС". Это тоже будущий член КПС?

- Это каждый решает сам. Не знаю, кто из КПСС играет роль Игнатия Лойолы, но об этом просто противно говорить. Это настолько страшные формулировки, что мне кажется, что Михаил Сергеевич, как генсек, должен был бы задуматься о такого рода методах.

- Менее чем полгода назад подобное сделали на Пленуме ЦК с вами. Методы те же - 30 годов, только формулы разные.

- Безусловно. Я не люблю букву "Ш", но ее выбрали в порядке злой шутки. Все очень корректно, сначала предложили уйти Шаталину, потом Шеварднадзе.

- По алфавиту затем - Яковлев?

- Наверное. Потому что на большее у них, я думаю, не хватит ума. К сожалению, мне просто стыдно, что политик такого класса, как Горбачев, который публично поддержал соглашение "9+1" перед выборами в России, перед переговорами с "семеркой" как знак готовности идти на крупные политические и радикальные экономические реформы, вдруг пропускает такого рода удар по Шеварднадзе.

Понимаете, я все-таки позволил себе явно сказать, что я не член КПСС. Я осудил коммунизм в советских газетах, написал открытое письмо Горбачеву. Ясно, что со мной просто уже делать было нечего: я член ЦК партии, к которой я идейно не имел никакого отношения. Тут же человек сказал о необходимости новой партии, а наши партийные шаманы ответили значительно более тупо, грубо, реакционно, по-полозковски, чем по отношению ко мне. И я не сомневаюсь, что Шеварднадзе уйдет из КПСС - это для меня очевидно.

- Этого удара не могло быть без ведома генсека?

- Возможно, и без ведома, какая разница - это не оправдывает его как руководителя. Мало ли что у меня дома без моего ведома происходит - что же это за глава семьи?

- Известно, что власть - это не возможность писать указы и законы, а возможность их исполнять?

- Это зависит от того, в какой мере он на деле будет реализовывать программу "9+1" с присоединением к ним других республик, насколько он серьезно пошел на политические, экономические и радикальные шаги. Это зависит от того, правильно ли он оценит произошедшее в России, Москве и Ленинграде. И я считаю, в отличие от политологов Запада, что избрание Ельцина, Попова и Собчака - это громадная победа Горбачева. Если он не сделает из этого выводов и из последнего Пленума ЦК КПСС, значит он просто потерялся политически. Я уже давал интервью, где прямо сказал, что Горбачев должен голосовать за Ельцина. Это для него, как Президента, самый реальный шанс идти на реальные реформы. Любой другой вариант был бы абсолютным поражением и для него, и для всей страны.

- Но не для премьер-министра, который каждое утро, по его выражению, занимается кассой государства. Что нас ждет с его правительством?

- Мне даже интервью вам давать по этому поводу неудобно. Я уже говорил, что с этим правительством мы ничего хорошего не сделаем. Обмен купюр - это верх экономической, политической и нравственной тупости. То же самое - топорное повышение розничных цен и так называемая компенсация. Еще более глупо объяснение Павлова по поводу сделанного им - это, мол, интервенция западных банков, заговор и т.д. Глупее придумать ничего нельзя. Удивительно, почему Президент держит такого премьера.

- А как расценить ход, когда в США перед Явлинским разъезжали ходоки Примаков и Щербаков?

- Я скажу так: Президент выбрал не самую удачную делегацию для того, чтобы серьезно начать разговаривать с Западом. Меня как-то спросили: "Можно ли было бы сделать еще глупее?". Я сказал можно - включить в эту делегацию Павлова.

- Вы недавно сказали, что нет ничего проще скомпрометировать нынешнее правительство, нежели показывая Павлова по телевизору...

- Да, в интервью американскому журналу "Ньюсуик". Слово "mug", которое я употребил, имеет пять значений:

рожа, харя, простофиля, балбес и еще что-то. Он сам имеет полное моральное право выбрать себе любое из этих переводов с английского языка.

- Вы верите, что после выборов демократия и интеллигенция еще раз глубоко вздохнут?

- Прежде всего одна из задач моего совета - это разобраться, что такое демократия в современном мире и особенно для нашей страны с ее очень сложной структурой.

Я думаю, что ДПР в данное время является единственной серьезной, хорошей партией, которая поможет интеллигенции собрать себя, почувствовать, что она должна что-то сделать для того, чтобы идти дальше. Нужно стать в хорошем смысле мужчинами и просто поработать, взбодриться. Хватит быть дряблыми, надоело лить слезы. От нас все зависит. И мне кажется, что наша партия в этом смысле хороша. Она призывает всех делать свое дело.

- Вы считаете, что социализм уже больше не вернется?

- Для меня это игра в слова. Я называю социализм - это свобода предпринимательства, социальная защита, парламентская демократия, "Я", окружающая среда, демократия и т.д., ради бога, считайте что Демократическая партия России строит такой социализм. Социализм по-Полозкову будет выглядеть так: отвинтить всем головы, чтобы все были голодные и молились бы Марксу, Энгельсу, Ленину и Сталину.

Что такое коммунизм - вообще непонятно. Социализм в социал-демократическом западном понимании - это нормальное рабочее понятие. Понятие Гонсалеса, Брандта, Пальме.

- Какова задача Вашего Консультативно-политического совета?

- Мне поручено возглавить совет, который бы занимался стратегией партии, разработкой программы, оценкой существующей ситуации в мире и в СССР - это один аспект. И вторая задача, которую мне поручило правление, -заняться союзной структурой партии. Формально, это две разные задачи. И я думал бы, что в задачу первого совета входила бы попытка соединить не просто в какой-то аморфный блок, а все-таки убедить и социал-демократов, и республиканцев в том, что в общем-то нет таких коренных различий между нами, если не говорить о левом экстремизме, чтобы мы не создали одну нормальную партию. И сейчас не нужно играть, кто главней, какая партия. Наша партия больше сейчас, чем другие, уже есть структура, она начала жить. И я думаю никто не обидится: разве дело в том, кто будет председателем правления или генсеком? Нужно сейчас объединиться всему демократическому движению, а не только нам с христианскими демократами. Необходимо объединение крайне.