ПОБЕДА НА БАРРИКАДАХ! АГОНИЯ СОЦИАЛИЗМА?

[1991, сентябрь].

Победа на баррикадах 19-21 августа радует каждого социалиста. Но ход путча и движение сопротивления задают нам много важных вопросов. Почему путч произошел? Каковы вероятные итоги его провала? Каким образом социалисты должны реагировать на эти события?

Источники кризиса

Любая попытка понять общие черты переворота 19-го августа обречена без осознания того, что СССР не является социалистическим обществом. С начала первой пятилетки динамика его развития и промышленного роста определялась военной конкуренцией с Западом. Масса рабочих была полностью насильственно отстранена от любых элементов контроля над производством. Народное потребление полностью подчинялось накоплению капитала в области тяжелой, военной промышленности. Новый правящий класс сверх-богатых директоров, бюрократов и генералов до сих пор беспощадно эксплуатирует рабочих, используя риторику марксизма. Россия и страны империи являются примером именно государственно-капиталистических обществ.

Как и капиталистические страны западного образца, страны СССР и Восточной Европы подвергнуты периодическим политическим и экономическим кризисам. Здесь господствует командная экономика, плановые задачи подчинены нуждам военной конкуренции. С целью максимального ускорения развития военных отраслей, плановые задания фиксировались на максимальной отметке. Требования огромных объемов производства часто не соответствуют реальным способностям экономики. Следовательно, история экономического развития Союза не история плавного и равномерного роста, соответствующего плану, но история внезапных, и насильственных прыжков, зигзагов и кризисов. Чтобы выполнить план, бюрократы и администраторы принимают экстренные меры, складируют сырье и трудовые резервы, полагаться на черный рынок и фальсифицируют уровень производства. Вследствие этого, коррупция достигает феноменального масштаба, в “узких местах” экономики возникают срывы, имеющие “эффект домино* по всем отраслям. “Застой” в экономике возникает именно потому, что запланированный уровень производства чрезвычайно высок. Сверхконцентрация и сверхцентрализация промышленности привели к тому, что 40 % всего производства зависит от работы одного завода, как источника необходимых материалов или запчастей. Проблемы одного завода широко проецируются на всю экономику.

В попытке преодолеть эти экономические проблемы, восстановить быстрый темп роста, правящий класс СССР хочет устранить взяточничество нижних звеньев администрации и заставить рабочих трудиться усерднее. Чтобы осуществить реформу, он может пользоваться мет одами убеждения и принуждения—“кнута и пряника”. В последние годы все большая часть верхов склоняется к косвенному “кнуту” рыночных отношений, как способу заставить предприятия внедрить новации и сократить штат. СССР напоминает те огромные частные государственные тресты на Западе, которые подвержены проблемам бюрократизации и неконкурентоспособности, и регулярно начинают своего рода перестройки. Некоторые фракции правящего класса хотят построить для себя социальный базис среди населения и предлагают “пряник” ограниченных демократических реформ, которые также необходимы для раскрытия коррупции и некомпетентности низшего слоя бюрократов. Поэтому перестройка вызывает споры и недовольство среди бюрократии и возникает опасность того, что псевдодемократические лозунги будут захвачены народом и выйдут из-под контроля, порождая волны национального возмущения и массовые забастовки. Раскол в правящем классе

Таким образом, ход перестройки привел к глубокому расколу в правящем классе. В этом отношении события в СССР похожи на предыдущие реформистские эксперименты в Восточной Европе: пример Гомулки, Надя, Дуб-чека. В этих странах правящий класс пришел к том, что одна его фракция апеллировала к рабочим за поддержкой, чтобы затем их предать. В СССР правящий класс расколот на 3 лагеря. Во-первых, те, кто хочет сохранить командные методы и укрепить централизованную, авторитарную систему. Во-вторых, те, кто хочет внедрить элементы рыночного хозяйства, но без смягчения жесточайшего контроля (так называемые “рыночники от Пиночета”). В-третьих, та фракция правящего класса, которая также стремится к рынку, но ищет силы, поддерживающие реформы, вне самой бюрократии. Эти группировки не стабильны. Все больше и больше первая группировка склоняется на сторону рынка. Поэтому до переворота экономическая политика и Павлова и Явлинского едва ли отличались друг от друга. Обе высказывались за широкую программу разгосударствления и приватизации. Единственная принципиальная разница в рецептах, как отреагировать на распад империи, угрожающий окончательным разрывом экономических связей между предприятиями. В 1991г. 60% контрактов находятся под угрозой. Поэтому в правящих кругах нарастало убеждение в необходимости навести порядок, если понадобится на штыках. Здесь мы подошли к основным причинам переворота. В ходе глубочайшего кризиса, фракции правящего класса, понимая, что вожжи контроля выскальзывают из их рук, решили обратиться к вооруженным силам. Распространяемая сейчас версия событий, что переворот был спровоцирован или даже организован Горбачевым или Ельциным для собственных целей—опасная ошибка.

Путч или инсценировка?

Динамика переворота была видна уже давно. Горбачев сам подготовил почву. Осенью и зимой постоянно раздавались предупреждения, что его курс направлен на подавление. Он цинично и сознательно шел на удовлетворение требований армии и функционеров положит конец социальным и национальным выступлениям. Он сам назначил Язова, Пуго, Кравченко и Громова. Он сам ограничил свободу слова. Он сам ответствен за кровавое вторжение советских танков в Прибалтику. Шеварднадзе ушел, предостерегая о грядущей горбачевской диктатуре. Совершенно невозможно предположить, что Горбачеву, возглавлявшему ранее реакцию, нужно было спровоцировать путч. Весной в ходе массовых манифестаций и забастовок, правящий класс еще сомневался. Он дождался, пока Ельцин заключит компромисс с Горбачевым, а рабочее движение выпустит пар. Многие рабочие задавали себе вопрос: “20-го февраля Ельцин призвал меня в последний бой против Горбачева, а сейчас они пожимают друг другу руку. Зачем мне опять бастовать?” Путчисты рассчитывали на то, что уверенность народа в Ельцине падает, ненависть к Горбачеву растет, а тяготы материальной обстановки приведут к безразличию в политической сфере.

Поэтому, путч пользовался поддержкой широкого слоя населения, бюрократии и армии, 20-го Назарбаев заявил: “Говоря откровенно, ситуация в стране требовала незамедлительного вмешательства”, 19-го Кравчук, выступая по ТВ, выразил то же самое мнение. Путчисты послали целые дивизии танков и БТР в Москву, Ленинград, Прибалтику, готовые задавить и расстрелять народ. Войска захватили здания информации и связи. Это не действия “бумажного тигра”! Именно здесь главная точка объяснения путча, не обратив внимания на которую можно сделать неправильные выводы. Можно подумать, что интересы Ельцина и Горбачева отличаются от интересов путчистов. Это не так—оба могут оказаться во главе очередной попытки внедрить чрезвычайное положение с помощью армии. По главное—нельзя пренебречь ключевой ролью тех десятков тысяч людей, пришедших защищать демократию, и готовых отдать свою жизнь в борьбе против хунты.

Сейчас Ельцин и его команда хотят забыть о том, что их судьба зависела от храбрости простых людей и делают вид, что они полностью контролировали ситуацию. Они хотят забыть о колебаниях самого Ельцина, которого Бакатину пришлось уговаривать бороться: Ельцин опасался раскола армии и кровавой гражданской воины. Сейчас команда Ельцина сознательно идет на инсинуацию, что борьба на баррикадах была ненужной и что народ сам виноват в жертвах. Она в самом деле боится народа и боится будущего сопротивления снизу.

Победа рабочих

Эти события являются подлинной победой рабочих. За годы перестройки миллионы рабочих принимали участие в несанкционированных митингах, демонстрациях и забастовках, рискуя подвергнуться репрессиям КГБ и милиции. Они боролись за подлинную демократию, а не за ту пародию на нее, которую “даровал” им Горбачев. Они требовали гласности снизу. Сражение против путча было драматическим продолжением этой же борьбы за первичные демократические права—за те права, которые рабочие в некоторых западных странах отвоевали у правящего класса только путем длительной и кровавой борьбы. Поражение защитников демократии, удача путчистов, обозначили бы большой шаг назад для всех рабочих, большой шаг назад для борьбы снизу.

Именно поэтому социалистам нельзя пренебрегать такой борьбой. С одной стороны, опыт удачных боев укрепляет у рабочих чувство уверенности в себе, увеличивает готовность к будущим сражениям и экономическим, и политическим. В ходе схватки рабочие обнаруживают свою способность к самоорганизации, самодеятельности, инициативе. Те водители, которые построили баррикады из своих автобусов, те крановщики, которые укрепили оборону Белого дома, те рабочие, которые организовывали и вооружали народные дружины—принесут этот опыт обратно на заводы, автопарки и стройки. Раз рабочие сплотились против путча, теперь им будет легче сплотиться против приватизации, безработицы, против любого нападения администрации.

С другой стороны, в ходе такой борьбы небольшая часть рабочих (а в экстренных случаях подавляющее большинство), начинают политизироваться и радикализироваться. Возникают прямые противоречия между их идеями и их собственным опытом. Да, Ельцин правильно призывает к всеобщей забастовке, но тогда почему он предал горняков и требовал ужесточения режима на заводах? Собчак поддерживает забастовку, но тогда почему он требует, чтобы все баррикады у Ленсовета разбирали каждое утро, чтобы люди смогли спокойно ехать на работу? Почему ельцинисты не хотят, чтобы мы вошли в здания КПСС и КГБ? Почему они постоянно стремятся контролировать, ограничить, и, в конечном счете, покончить с борьбой? Среди меньшинства рабочих и молодежи, участвующих в этой борьбе и задающих себе такие вопросы, социалисты могут найти новых сторонников.

Рабочие редко вступают в борьбу, полностью сознавая свои классовые интересы—скорее наоборот. Но опыт борьбы и учит их бороться против правящего класса и толкает их “влево”. Тот, кто ждет “чистой” социальной революции, в которой одно войско выстроит я и скажет: “Мы за социализм!”, а другое встанет напротив и скажет: “Мы за империализм!”—такой революции никогда не дождется. Да, рабочие в России подвержены всяким реформистским иллюзиям о рынке и о Ельцине, но без такой борьбы, без такой школы социализма, рабочее движение обречено.

Опасность нового путча

В августе 1917-го г. Корниловский путч также быстро провалился и превратился в своего рода фарс. По против него выступали сильные организации рабочих: советы и партия большевиков. Как мы можем понимать поведение путчистов августа 1991г.? Кризис в стране глубокий. Бюрократия угодила в ловушку—двигаться вперед опасно, назад невозможно. Поэтому нет у правящего класса уверенности в себе, и царит колебание, нерешительность и путаница. Борьба между разными фракциями бюрократии—это пока борьба между очень слабыми силами. При появлении малейшего сопротивления путчисты колебались. В Чили в 1973 году Пиночет мог полагаться на боевой и злой средний класс. В первый день он убил президента и тысячи рабочих. Германия в 1933—другой вариант. Гитлер пришел к власти 30-го января, но только 2-го мая ему удалось совершить переворот: силы сопротивляющиеся ему, были значительны. В августе 1991г. в России обе стороны были слабыми и пассивными. Итоги были непредсказуемые заранее. Движение против путча вовлекло лишь меньшинство. Безусловно, без этого движения путчисты смогли бы набраться сил и победить. Но эта слабость с нашей стороны указывает на опасность нового путча, более решительного и более кровавого. Откуда этот вывод? Во-первых, слабость Ельцинского крыла правящего класса будет выражаться и уже выражается в громких спорах и разногласиях, требующего решительного ответа. И во-вторых, основная причина путча—экономический кризис—не исчезла. Наоборот, она все обостряется. И рынок никогда не решит эти проблемы.

Рынок—не альтернатива Давайте рассмотрим недавний опыт Восточной Европы. Например, бывшая ГДР, одна из наиболее благополучных стран Восточной Европы, столкнулась с колоссальными трудностями, несмотря на мощную поддержку ФРГ. Процесс приватизации идет с большим скрипом. Как сказал директор Бонского Института экономических и социальных исследований в апреле 1991г., “Мощная Западная Германия еле-еле спасет экономику Восточной”. Министр труда, Норман Блюм, сказал, что в этом году безработица достигнет 50%. Уже 1 миллион безработных, 2 миллиона заняты частично, т.е. 40% рабочей силы ГДР являются сейчас либо безработными, либо заняты эпизодически, но по сути дела не проводят на работе ни одного часа. Как говорят американские ученые, только одна из десяти компаний конкурентоспособна.

Еще один пример—Югославия. Рыночные реформы в 50-х и 60-х годах, так называемое “рабочее самоуправление”—в сущности обозначающее конкуренцию между рабочими—привели в 70-х к наивысшему уровню безработицы в Европе, и в 80-х годах к гиперинфляции, краху экономики, распаду федерации и гражданской войне.

Для нас не новость, что рынок не поможет простым людям в России и Восточной Европе. Он выгоден только правящим классам передовых западных стран, приговаривая страны третьего мира к постоянному кризису, голоду и болезням. В самой экономически развитой стране, США, одна треть детей воспитана в семьях, живущих за чертой официальной нищеты. В районе Гарлема в Нью-Йорке, смертность детей выше, чем в Бангладеш. В передовых странах Западной Европы приблизительно 10% населения не могут найти работу. Те же самые крупные фирмы, которые в этих странах заявляют о любви к демократии, в сущности поддерживают военные и однопартийные диктатуры в таких странах, как Чили, Турция, Южная Корея, Тайвань, Заир, Нигерия, Сомали, Сальвадор, Сингапур и Гватемала.

Правящие классы передовых стран защищают свои привилегии с помощью оружия массового разрушения. Силы американского и западно-европейского империализма показали свое лицо во Вьетнаме, Центральной Америке, Африке и Азии. Недавно вспыхнула кровавая войн на Среднем Востоке в защиту экономических и стратегических интересов капитала: одним словом—война за нефть. Как сказал один американский полковник, если бы Кувейт выращивал морковь войны бы не было. Если США стоят за демократию, почему они поддерживали Хуссейна во время войны с Ираном? Если США стоят за нрава малых наций, почему они больше сорока лет возбраняли критиковать оккупацию Палестины Израилем? В Совете Безопасности ООН с США солидаризируются убийцы Тяньаньменя и Вильнюса. “Парламентская демократия”—камуфляж, которым правящий класс маскирует свой насильственный и недемократический контроль. Наиболее влиятельные люди не избираются: в частности полиция, редакторы газет, армия, судьи, бюрократия и руководство предприятий.

Гибель Октябрьской революции

Какая же альтернатива? Есть же выход из этого положения? Чтобы ответить на этот вопрос, надо разобраться в трагической истории Октябрьской революции. Не надо безоговорочно хвалить Ленина, Троцкого и большевиков. Но с самого начала 17-го года их объединяло одно мнение: именно, что русская революция является только первым звеном в цепи международного революционного процесса, который вспыхнул в конце первой мировой войны, т.е. международная революция началась в России в Феврале, в очень отсталой стране. Без мощного толчка, данного социалистической Россией, революции в Европе, вся возможность победы была бы потеряна. Успех корниловщины, например, обозначил бы кровавый белый террор, который следовал за неудачами революций в Германии, Финляндии и Венгрии, но без победы революций в Германии и других странах, рабочее государство в России было обречено. Изоляция России в 20-х годах укрепила бюрократию за счет рабочих. Начало гражданской войны в деревне и первой пятилетки в 1928г. означало окончательное свержение сталинской бюрократией всех завоеваний Октября. Число заключенных в концлагерях увеличилось в 20 раз за 3 года. Началась кампания против социального равенства, позволяя маленькой элите наживаться на эксплуатации масс. Рабочих лишили всяких узаконенных свобод в профсоюзах и советах. Всех старых большевиков г. оппозиционеров заключили или расстреляли. В армии и в области национальной политики, сталинская бюрократия возродила все наихудшие черты царизма. Раздался призыв Сталина “догнать и перегнать западные страны”—и СССР бросился в изнурительную военную конкуренцию с передовыми нациями. Государственно-капиталистический режим в Союзе обозначает не социализм, а его полную противоположность. Советский Союз не имеет ничего общего с социалистическим государством и является врагом каждого рабочего. Агония социализма?

Итак, революционные всплески в Восточной Европе не обозначают смерть социализма. Наоборот! Эти сталинистские режимы создали своих могильщиков—мощные рабочие отряды. Первый раз за долгие годы массы людей в этих странах вышли на историческую сцену. Это не конец марксизма, а его подтверждение: массы людей сами творят историю, сами добиваются освобождения.

Путч еще раз подтверждает значение теории государственного капитализма. Осознав, что национизированная собственность сама по себе не является социалистической мерой, несущей какое-то благо рабочим, уже невозможно поддаться уговорам путчистов, что их программа смогла бы как-то улучшить положение трудящихся. Осознав, что Ельцин и его команда представляют другое крыло того же самого правящего класса, уже невозможно поверить им как бойцам за демократию и защитникам рабочих прав. Последнее, и самое главное, теория государственного капитализма ставит активность рабочих на первом месте. Мы, социалисты, стоим вместе с рабочими в борьбе. Мы приветствуем призывы Ельцина к забастовке, мы стараемся активно участвовать в забастовочном движении, но мы стремимся к тому, что рядовые рабочие контролировали забастовки, и мы предупреждаем их, что Ельцинисты готовятся к разгрому их организаций. Мы говорим “нет русскому КГБ* и требуем, чтобы рабочие разгромили Лубянку и открыли секретные досье. Мы поощряем стремление рабочих выкинуть коррумпированных директоров, сторонников переворота, и установить свой контроль на заводах. Мы требуем свободного допуска рабочих в казармы, чтобы общаться с солдатами. Мы хотим, чтобы рабочие и солдатские комитеты захватили контроль над армией из рук генералов и голосовали за офицеров. Мы требуем роспуска коррумпированной и жестокой милиции и чтобы рабочие у станков сами организовали дружины и обеспечивали порядок на улицах, как во время первых забастовок горняков. Мы стоим вместе с рабочими, когда они сбрасывают ненавистные памятники старому режиму Мы требуем положить конец всем бюрократическим привилегиям, всем военным расходам, в ущерб строительства жилья, школ и госпиталей. Только участием в борьбе социалисты могут утвердить свои политические принципы и привлечь рабочих к социализму.

Конечно,—это громкие слова. Нас очень мало. Задачи, стоящие перед нами, огромны. Благодаря нынешнем;

кризису мы сможем найти людей, интересующихся революционной политикой. В очень малом масштабе мы можем начать эту работу, создавая организации социалистов, укрепляя наше понимание теории и практики, и готовиться к массовой борьбе, которая несомненно стоит впереди.

Д.К. 10.9.91 Группа “Рабочая Борьба” [Санкт-Петербург]

Источник: “Социалистический рабочий”—Дискуссионный листок Международного комитета за рабочую демократию и социализм, Москва—Санкт-Петербург, 1991, 10 сентября. 4 с.