СССР Постгосударственная стадия системного кризиса.

Доклад прочитан С.Е.Кургиняком на заседании клуба “Постперестройка”

25 октября 1991 года [Москва].

Часть 1

Новая геополитическая реальность

На протяжении нескольких лет мы говорили о том, что события в СССР имеют самое серьезное значение для судеб мира. Теперь это уже очевидно и нам хотелось бы знать, где находится сегодня пресловутая стрелка часов, так трагически демонстрировавшаяся в предшествующую эпоху специалистами “Римского клуба”?

Мы говорили также о том, что процессы, порождаемые в СССР, могут создавать своеобразные геополитические волны, которые распространяясь окажут воздействие не в той точке, где они создавались, а в совсем других узлах геополитической сетки. И с этой точки зрения, мы рассматривали и рассматриваем процессы в СССР как некий фактор глобальной, искусственно вызываемой нестабильности.

В связи с этим мы рассматриваем окончательное отделение стран Прибалтики, обострение обстановки в Грузии, Молдавии, Нагорном Карабахе, Средней Азии, Татарстане, Чечне и других регионах именно, с точки зрения, их роли в сложном раскладе геополитических сил.

В соответствии с этим мы называем новые факты и факторы, описывающие формирующуюся на наших глазах новую геополитическую реальность. Эти факторы неизмеримо важнее для нашей страны, нежели пустые и никчемные политические разногласия. Политикам различных ориентации необходимо учесть, что даже в отсутствие прямой связи между этими факторами и так называемой злобой дня, при внимательном рассмотрении, именно эти факторы уже сегодня определяют очень многое в судьбе страны и, практически все, будет определять в ближайшем будущем.

Фактор первый. Дальневосточный. Речь должна идти о неблагоприятной для нас оценке КНР того, что происходит в СССР после 21 августа и, главное, об изменении взаимоотношений Японии и Китая. Эксперты считают, что в скором будущем мы будем иметь мощный геополитический узел на Дальнем Востоке, в рамках которого резко возрастут вложения Японии в китайскую экономику и прежде всего, в ее военный сектор. Не говоря уже о том, что заявление по телевидению наших руководителей о прекращении “социалистического эксперимента” уже сегодня дорого обошлось. Цена этих нескольких фраз в тактическом плане определяется прямыми потерями в несколько миллиардов долларов. В плане стратегическом—речь идет о потере Восточной помощи, т.е. сотен миллиардов, которые мог бы нам предоставить восточный капитал при развертывании или хотя бы консервации у нас политических идей и моделей, интересующих его в плане реализации своих стратегических планов.

Фактор второй. Исламский или тюркский, или исламо-тюркский. В геополитике всегда приходится выбирать наименьшее из двух зол. Этим она отличается от прекраснодушных разговоров на интеллигентских кухнях. Поставка оружия в Афганистан—это зло?—Безусловно. А прекращение этих поставок?—Еще большее зло в том случае, если за этим последует исламский пожар на юге СССР, а то и в центре России. В любом случае, с юга уже начинает “припекать” и, между прочим, вполне ощутимо.

фактор третий. Кавказский. Получен мощный толчок к эскалации северокавказской и закавказской напряженности. Возникла новая геополитическая “воронка”. Эксперты не исключают, что в ближайшее время (год, максимум—два) в эту “воронку” окажется втянут вес ь ближневосточный мир, включая Иран, Турцию и Ирак. Не исключены конфронтации между Ираном и Турцией по поводу армяно-азербайджанских военных конфликтов, причем Иран в этом случае может оказаться на стороне своего давнишнего противника—Армении, а Турция—на стороне Азербайджана.

Фактор четвертый, “Балканский”. Югославский вопрос, напрямую увязываемый экспертами с теми геополитическими сдвигами, которые вызвало разрушение СССР, по сути развязывает “Балканский мешок”. Эксперты считают, что эта “развязка” обнажила углубление американо-европейских противоречий, что станет, по-видимому, новым суперфактором, определяющим геополитику на все ближайшее десятилетие.

Вопрос об Украине впрямую примыкает в плане геополитическом к тому, что мы привыкли называть проблемой становления “Срединной Европы”. Прогерманская ориентация Украины, по всей видимости, останется исторически неизменной. Что же означают в этом случае претензии Украины на Черноморский флот?

фактор пятый. “Балтийский”, в котором собственные вопросы Прибалтики, как это ни парадоксально звучит, сами по себе сегодня никого не интересуют. Вопрос—в ориентации балтийских государств, в типе их интеграции в поле чьих-либо политических интересов. На первый план выдвигаются в связи с этим проблемы Кенигсберга и Восточной Пруссии, Карелии, угро-финский вопрос, вопрос о статусе Санкт-Петербурга. В этом плане геополитический контекст достаточно определен. Однако и наша пресса, и политики, пришедшие к власти почему-то не торопятся рассмотреть этот узел проблем—геополитически, то есть под углом традиционных (!) российских геополитических интересов.

фактор шестой. Мировым сообществом осознана принципиальная нереформируемость советской экономики либеральными методами и масштаб затруднений, связанный с осуществлением после путча модернизационных проектов. Мы говорили об этом неоднократно. Сегодня это понимают уже многие интеллектуалы Востока и Запада, в том числе и лидеры международных организаций.

Фактор седьмой. Негативные сдвиги в общемировой финансово-экономической ситуации, дальнейшее развитие которой приведет к тому, что “им” вскоре будет окончательно не до нас.

фактор восьмой. Стремительный рост сепаратистских тенденций в самых различных регионах земного шара, находящихся далеко за пределами СССР.

Пример на уровне парадокса—это Шотландия. Опрос в преддверии выборов. Результаты: консерваторы получают 15%, лейбористы—порядка 35%, все остальное отдано движениям с националистической ориентацией, напрямую требующим отделения Шотландии от Великобритании. Причем, шотландские лейбористы тоже требуют такого резкого усиления шотландского самоуправления, которое почти равносильно отделению Шотландии. Вновь оговоримся—речь идет именно о парадоксе, политическом курьезе. Но—знаменательном.

Однако, обострения в традиционных “горячих точках”—это уже не курьез, а политическая реальность. Северная Ирландия, каталонцы и баски, Валлония, Южный Тироль, Хорватия...

Рассматривая все это в совокупности, как системный процесс, мы вновь констатируем, что речь идет о последовательном выполнении той стратегической установки, которая всегда была нацелена на создание “Срединной Европы”, которая всегда строила свою политик у на противостоянии двум супердержавам—СССР и США, как “ялтинским хищникам”.

Хорватско-Сербский конфликт не имеет иной цели, кроме как обеспечить выход к теплым морям европейского гиганта—Объединенной Германии. Модель объединенной Европы по Тэтчер можно считать уже принадлежащей истории На повестке дня только “Срединная Европа” под руководством германских народов. Таким образом, мм движемся в сторону становления новых супердержав, которые способны разрешить свои новые геополитические противоречия лишь в ходе третьей мировой войны. Это—первый сценарий снятия новых геополитических антагонистических противоречий, порожденных распадом СССР.

Вторым сценарием является снятие демократических режимов в Западной Европе под воздействием нестабильности и “варваризации” народов, проживающих на территории бывшего СССР. Как бы мы не называли этот новый мировой порядок, нетрудно убедиться в том, что он будет далек от демократии, и крайне трудно предположить, что он будет основан на полной гегемонии США.

Скорее всего “Миддл Юэроп” вынудит США встать на позиции американского изоляционизма, которые сейчас начинают активно прорабатываться в этой стране впервые за многие десятилетия, то есть—в каком-то смысле отказаться от статуса сверхдержавы.

Тем, для кого эти два сценария кажутся маловероятными, мы приведем в качестве примера движения в этом направлении попытку Германии послать какие-то межнациональные силы в Югославию, якобы с миссией мира На самом деле, каждый, кто знает югославскую ситуацию не понаслышке, понимает—ввод войск на территорию Югославии приводит к мгновенному превращению войны слабой интенсивности в новый Вьетнам на территории центра Европы. Естественно, возникает вопрос о смысле и, главное, о субъекте, заинтересованном в этой акции, с учетом того, что югославская армия традиционно находится под опекой США, которые активно спонсировали ее становление и развитие на всех этапах послевоенной истории.

Но к чему мы идем в ситуации, если такой политический субъект будет и дальше наращивать поле геополитических притязаний? Мы идем к реализации югославского сценария уже на территории шестой части Земного шара, начиненной ядерными боеприпасами и, через серию геостратегических и технологических катастроф,—к реализации наихудших сценариев развития событий для демократии далеко за пределами СССР.

Мы считаем, что пора отказаться от объяснения всех научных прогнозов и концепций—как торговли страхом, стратегии запугивания населения. И начать говорить о злободневных проблемах именно с позиций геополитического анализа.

Прибалтика?—Чья? И как она соотносится с проблемой Карелии, Ленинграда, бывшей Восточной Пруссии, народов угро-финской группы? И с проблемой реабилитации фашистских структур?

Грузия?—В каком геополитическом векторе, с ориентацией на какие геополитические силы, с кем и против кого?

Средняя Азия?—Как протекут процессы, как развернется ирано-пантюркистский конфликт и чем это грозит России?

Приднестровье?—Как именно оно развяжет “Балканский мешок”?

Нагорный Карабах?—Кто и зачем повез туда российского Президента, чем это кончится, в какой степени будет способствовать нарастанию исламо-русских противоречий, по отношению к развертыванию которых не только Нагорный Карабах, но и вся Армения рассматривается теми, кто моделирует геополитический процесс, только как пусковой механизм. То, что народ исчезнет при этом запуске—никого не волнует.

Третий сценарий, альтернативный тирании и мировой войне является сценарием, осуществимым лишь в случае наличия мощного государства на территории бывшего СССР. Лишь в случае наличия супердержавы. Этой супер-державой может стать Россия, и в этом случае, она в очередной раз сыграет роль стабилизатора глобальных процессов. Это единственный приемлемый и для народов СССР, и для России геополитический вариант, блокируется. По его поводу нет однозначного мнения даже в лагере победивших демократических сил. Для нас этот сценарий—императивен. Все остальное следует расценивать потому, способствует это его реализации или нет.

У России нет постоянных друзей. У нее есть лишь постоянные интересы. И эти ее интересы пока что совпадают с интересами мирового сообщества и будут совпадать с ними столь долго, сколь долго Россия будет иметь шанс на существование в виде великой державы.

Часть 2

Новая социально-политическая ситуация внутри бывшего СССР

Вне зависимости от того, кто и ради чего инсценировал путч, необходимо дать ответ на вопрос о последствиях, определить, что именно произошло за период после 21 августа? И—кто победил? Какова новая внутриполитическая реальность? Ниже приведены факторы, позволяющие говорить о том, что эта реальность отвечает интересам каких угодно политических сил, но только не пришедшей к власти “демократии”. В дальнейшем совокупность этих факторов будет анализироваться системно с тем, чтобы выявить механизмы их совместного воздействия на политический процесс, сделать вывод относительно характера ситуации и дать прогноз.

Фактор первый. Возник прецедент военного путча в России, прецедент силового участия военных в политике. Раньше (в период после 1917г.) ничего такого не было и быть не могло. Акция, проведенная маршалом Жуковым в 1953 году, носила качественно иной характер. В этом смысле не важно, каков подлинный подтекст проведенной акции. Важен ее социально-психологический результат. Пусть все это носило фарсовый характер. Пусть это было инсценировкой. Но в любом случае, этого достаточно для того, чтобы дать толчок новым процессам, снять определенные “табу”, существовавшие в сознании государственников (военных, работников правоохранительных структур, лидеров консервативных политических партий и движений, государственной бюрократии). Освоение ГКЧП как своего рода политической инновации будет происходить на фоне ухудшающейся социально-экономической и политической обстановки. И сегодня трудно определить, как будет осваивать путч общественное сознание после либерализации цен. В любом случае проторенная “восьмеркой” лыжня, по которой завтра будет идти, с нашей точки зрения, значительно легче, а не труднее, как это почему-то представляется многим политикам и политологам. Проигрыш “первопутчистов” не означает проигрыша тех сил, которые намерены и дальше двигаться тем же путем к намеченной ими цели.

Фактор второй. Сорвана ново-огаревская линия. В трактовке консервативных сил эта линия состояла в одновременном развале и СССР, и России. Заключение автономиями договора на одном уровне с республиками означало, с точки зрения этих сил, запланированный развал РСФСР, вывод из-под его юрисдикции целого ряда ключевых регионов и территорий. В этом смысле мы не исключаем того, что взрыв, произошедший 19 августа, имел своей целью сохранение России, которая в результате такого взрыва имеет временную фору и может побеспокоиться о своей целостности. С другой стороны, отсутствие “прикрытия” в виде СССР делает процесс развала России гораздо более неприемлемым в глазах подавляющего большинства населения, и прежде всего, русского населения. Его традиционная готовность заплатить издержками в плане решения российских проблем за сохранение СССР теперь уже не может быть востребована. А это психологически и политически делает гораздо более трудным процесс дезинтеграции российских территорий.

Фактор третий. Сформирована (и продолжает нарастать, причем теперь гораздо более быстрыми темпами) жесткая политическая составляющая сопротивления новой власти. Сюда входят и группы населения, насильственно лишенные гражданства, и гонимые коммунисты, и многие другие. До сих пор этот процесс шел с некоей оглядкой на якобы консервативный Центр. Тем самым удавалось смягчать процесс и замедлять его политическое оформление. Теперь мы наблюдаем очевидно новое качество. (Приднестровье, Псковская обл. и др.)

Фактор четвертый. Ликвидированы структуры, аккумулировавшие ожесточение народных масс, а также политики-громоотводы. Это—и ЦК КПСС, и Кабинет Министров СССР, и Съезд народных депутатов СССР, и Верховный Совет СССР и т.д.Эти структуры составляли политический балласт, который можно было расходовать экономно в условиях острого кризиса, возлагая на них ответственность за неосуществление радикальных и якобы спасительных реформ, с требованием которых пришли к власти так называемые “демократы”. Путчисты отобрали у демократов “козла отпущения”, лишили их понятного для народа объяснения того факта, что реформы не проводятся в жизнь. Мифу о “механизме торможения” нанесен непоправимый ущерб. И все яснее становится та истина, что радикальные реформы не улучшаю т, а ухудшают жизнь широких слоев населения и именно поэтому их не проводят, опасаясь мощных социальных взрывов и кардинальных сдвигов в сознании народа. Обнаружение этой горькой истины, ее понимание широкими слоями общества—крайне опасно для так называемого “демократического движения”.

Фактор пятый. Произошел раскол внутри самого демократического движения. Сегодня оно расколото эстетически: на стукачей—“маккартистов”,—и тех, кто попытался сохранить хотя бы эстетику, отвечающую демократической системе ценностей. Оно расколото также политически—на сторонников государственной идеи—и ее противников. Расколото социально: на сторонников стремительной социальной дифференциации—и тех, кто не приемлет издержек этого процесса. Морально расколото на тех, кто по-прежнему видит в преступном элементе спасителя и строителя нового общественно-политического строя,—и тех, кто убедился в бесперспективности таких ожиданий. И так далее.

Фактор шестой. Начались принципиально новые процессы в культуре и прежде всего в молодежной. Очевидно, что она начинает сейчас переосмысливать для себя “красную” тему и “красных” героев, в том числе и Дзержинского, о чем свидетельствует акция с его памятником и надпись “Прости, что не уберегли”. Фактически мы уже сегодня, после “ Рока на баррикадах”, имеем ситуацию, когда элитарная контркультура не стремится участвовать в акциях новой политической власти, оценивая их как мещанские, низкопробные, пошлые. Здесь можно говорить и о заявлении Градского, сделанном по ТСН 23 октября, и о поведении Гребенщикова. Но главное—это масса культурных жестов и подвижек, не отмечаемых средствами массовой информации и происходящих на уровне сегодняшнего (а не вчерашнего) андеграунда. Фактически тем самым мы имеем самый опасный для демократического движения процесс—процесс разрушения культурных кодов, заложенных в общественное сознание, начиная с весны 1987 года. Теперь эти коды находятся как минимум в стадии насыщения. Более того, ряд симптомов позволяет утверждать, что мы наблюдаем уже начальный процесс распада этих кодов и их замещение новыми.

Фактор седьмой. Изменяется отношение к КПСС, ставшей в результате путча, причем с минимальными для себя издержками,—квазикатакомбной структурой. Вчера ненависть. Сегодня сочувствие. Завтра?..

Фактор восьмой. Возникло новое ноле конфликтов, навязанных неоимперской политикой “демократизации сверху”, проводимой без учета политической реальности в регионах. Под жестким давлением попой власти происходит формирование национально-консервативных, номенклатурно-коммунистических “анклавов” и территорий.

Сегодня этот процесс именно провоцируется в либеральных средствах массовой информации Такие заявления. как провозглашенная “Собеседником” версия становления национального самосознания: “копни татарина и ты найдешь национал-коммуниста”, так же как и призывы ряда лидеров российского Парламента к уничтожению мафиозных национально-коммунистических заповедников нельзя назвать иначе, как провокационными. Осознавая геополитическое значение Татарстана и Чечни, мы можем предсказать крайне неблагоприятные для России по следствия подобного рода, якобы, воинственно-государственных, а на деле именно провокационных жестов. То же самое в отношении других республик Поволжья, а также регионов—Урала. Сибири, Дальнего Востока и юга Росии. Везде запущен и усилен процесс регионализации. Причем, в консервативной политической упаковке. Противостоять этому в условиях ухудшения социально-экономической ситуации и блокированности ресурсов насилия практически невозможно. Любители хлестких слов должны понимать, что нет ничего хуже, чем сильный жест слабого человека.

Фактор девятый. Произошел запуск необратимых процессов в ротации кадров во всех силовых структурах и, прежде всего, в армии. Назвать эти изменения демократическими могут только люди, неспособные заглянуть глубже тонкого слоя заявлений и деклараций. Па деле армия подталкивается в сторону позиции радикального консерватизма. Этому будут способствовать увольнение предпенсионных генералов (с заменой их молодыми и энергичными), снятие контрольных органов (особый отдел, политотдел, военная прокуратура), что давно составляло затаенную мечту военных теоретиков и практиков, включая маршала Жукова. В целом речь сегодня идет о необратимом становлении армии, как политико-государственного субъекта. Что делает высоковероятным югославский сценарий на территории СССР. Дополнительно этому будет способствовать неизбежная кадризация армии (за счет недополученного призыва) и ее постепенная переориентация в сторону национальных идей. Процесс, как известно, резко обостряется в связи с наличием ядерного оружия.

Фактор десятый. Произошло резкое укрепление союзного КГБ, преобразованного в пять мощных ведомств.

Фактор одиннадцатый. Произошло резкое и необратимое ухудшение социального положения военнослужащих и членов их семей. Резко обострился и без того носивший критический характер квартирный вопрос. 280 тыс. семей военнослужащих не имеет жилья.

Фактор двенадцатый. Сорваны финансовые вливания и все программы, предполагающие преобразование экономики СССР за счет иностранных инвестиций. Такие инвестиции на уровне бюджета иностранных государств просто исключены. Что же касается частного капитала, то он в значительной степени потерял интерес к СССР в связи с резким увеличением “трех Н”: нестабильности, неопределенности, нелегитимности всего происходившего в последнее время. Эти три “И” определяют охлаждение западного партнера к участию в развитии даже сырьевою промышленного контура, и тем более в процессе промышленной модернизации в любом его варианте. Если интерес и сохраняется, то лишь постольку, поскольку речь идет о неразработанных запасах сырья (форма С-3). Что означает крайне неблагоприятные перспективы для СССР, попытку использовать евроазиатское пространство по сценарию “заповедника”. Одновременно с этим разрушен миф о программе Явлинского, как очередном экономическом суперплане и спасительном сверхоружии демократических сил. Объективно—повысилась роль тех сил, которые способны были бы выявить внутренние возможности, скрытый потенциал экономики СССР и России.

фактор тринадцатый. Возник целый ряд зон геополитической нестабильности по границам СССР. На фоне ослабления СССР и попытки произвести резкое сокращение вооруженных сил это является еще одним из факторов внутренней нестабильности.

Фактор четырнадцатый. Произошло обострение отношений с исламским миром как внутри страны, так и за| ее пределами, в связи с чрезмерно однозначной и одномерной позицией нашего государства на Ближнем Востоке.

Фактор пятнадцатый. Произошел раскол внутри лагеря отечественных предпринимателей. Возникла целая серия конфликтов между властью и теневой экономикой, властью и держателями финансовых ресурсов, властью и производителем. Ранее такие конфликты не имели места или, как минимум, имели качественно иной характер.

Фактор шестнадцатый. Произошла компрометация псевдодемократических режимов в Грузии, Молдавии и Прибалтике. О последнем свидетельствует, например, заявление, сделанное Ландсбергису Визенталем по поводу реабилитации фашистских лидеров и структур, осуществляемой в Прибалтике, что нарушает международные конвенции по этому вопросу.

Фактор семнадцатый. Начался принципиально иной процесс в рабочем движении, что было подготовлено процессом манипулирования этим движением, начиная с весны 1991 года и, как следствие этого—СОЦИАЛЬНЫМ РАЗОЧАРОВАНИЕМ и отторжением от т.н. демократических сил.

Фактор восемнадцатый. Совершены нарушения Конституции СССР и Референдума от 17 марта 1991 года, позволяющие обвинить в беззаконии сегодняшнюю власть и требовать восстановления легитимных органов. В достаточном количестве прозвучали на всю страну прямые заявления достаточно авторитетных людей, развернувшие в общественном сознании эту проблему.

Фактор девятнадцатый. Разорвана единая система функционирования народнохозяйственного комплекса страны. Можно констатировать отсутствие даже информационного центра, в котором происходило бы формирование адекватного образа социально-экономических процессов. Таким образом—налицо именно коллапс, т.е. невозможность своевременного реагирования даже на те потребности производителя, которые еще могли бы быть удовлетворены и, в принципе—подкреплены имеющимися ресурсами. Вместо этого нарастает количество так называемых “бирж” (более 400), что вызывает нервический смех у предпринимателей во всем мире. Мы становимся из страны комсомольцев, строивших БАМ, страной брокеров. Причем это уже с очевидностью не может быть отнесено к предпринимательству. Речь идет всего лишь о пародии, о ярмарке-распродаже произведенного без элементарной заботы о каком-либо воспроизводстве. Такая “антисистема”, сконцентрировавшая в себе все худшие черты предшествующей, вызывает раздражение всех серьезных предпринимателей,—и отечественных, и зарубежных.

Фактор двадцатый. Окончательно утеряна даже видимость контроля за всем, что связано с технологической безопасностью как в масштабах СССР, так и в самих республиках.

Фактор двадцать первый. Бессмысленной национализацией собственности на территории республик нанесен удар по конструктивному предпринимательству в СССР, блокирован процесс создания корпуса крупных и сверхкрупных промышленников-производителей. Социально-экономический анализ показывает, что советский Генри Форд может формироваться только в едином общесоюзном пространстве и только в условиях стабильности и по рядка.

Фактор двадцать второй. Произошедший в послепутчевый период разрыв между городом и деревней. Блокирование товарной массы продовольственных товаров.

Фактор двадцать третий. Региональная автархия, пришедшая на место общесоюзной и приводящая к тому, что даже простая транспортировка продукции из одного региона в другой оказывается крайне затруднена. В результате цена окончательно перестает быть регулятором товаропотоков. Искусственный дефицит, криминализация всей сферы доставки товаров дополнительно усиливает межнациональные и межэтнические конфликты.

Фактор двадцать четвертый. Неуправляемая инфляция, которую неминуемо подстегнет создание российской валюты в одном пакете с экономическим соглашением и либерализацией цен.

Фактор двадцать пятый. Дискредитация политических лидеров, происходящая в результате обострения борьбы внутри демократического лагеря. Атаке со стороны “своих” подвергаются в равной степени Горбачев и Ельцин, Хасбулатов и Попов, Собчак и Руцкой. В результате, в демократическом лагере банк лидеров, обладающих авторитетом, оскудевает.

Фактор двадцать шестой. Укрепление русских региональных государственных структур под видом межрегиональных связей. Этот процесс спровоцирован неправовыми действиями как в Москве и Ленинграде, так и в автономиях (выборы президентов). В результате—противодействие русских регионов и национальных автономий.

фактор двадцать седьмой. Нарастание конфронтации между представительной и исполнительной властью на всех уровнях.

Фактор двадцать восьмой. В связи с блокированием общегосударственных силовых структур рост политического значения и роли национальных гвардий и других вооруженных группировок, которые до сих пор не могли доминировать в политике. Их “преторианские” претензии особенно очевидны по событиям в Грузии.

Фактор двадцать девятый. В связи с политическим шоком и размытостью функций общесоюзных правоохранительных структур образовалась “правовая пауза”, что привело к резкому усилению криминальных групп. В результате происходит дооформление механизма перехвата гуманитарной помощи и всех видов социальной поддержки малоимущих. Создается разветвленная сеть держателей дефицита. В итоге можно констатировать, что даже в случае многомиллиардной гуманитарной помощи Запада, что практически исключено, эта помощь не дойдет до потребителя, а будет перехвачена торговой мафией и включена в фонд коммерческих распродаж по недоступным для большинства ценам. Цены будут повышаться любой ценой. Даже за счет уничтожения “избыточной” массы товаров. Таким образом, отсутствует возможность блокирования острых социальных конфликтов даже за счет безвозмездной помощи. Это—новое поле конфликтов.

Пример. Гуманитарная помощь Новгороду, подлежащая выкупу. Впервые такой феномен был отслежен нами на примере “СОС-Армения”, предоставленной Западом по случаю стихийного бедствия. Тогда по теневым каналам оказалось распределено до 70% западной помощи. Однако только в результате выключения общесоюзной правоохранительной структуры как остатка “иммунной системы” этот процесс смог быть перенесен на территорию России.

Фактор тридцатый. Резкое ухудшение санитарно-гигиенических условий, дефицит лекарств, снижение качества медицинской помощи, доступной населению, а также дефицит моющих средств, средств личной гигиены во многих районах России, прежде всего, в центральной зоне и Приуралье. Дальнейший рост этого фактора может вызвать ряд сильных эпидемий, которые в свою очередь, станут мощным катализатором социального протеста.

Фактор тридцать первый. Ухудшение состояния всех отраслей, обеспечивающих нормальное функционирование транспорта, водоснабжения, канализации, снабжения топливом, теплом и электроэнергией, отсутствие продовольствия, необходимого для снабжения населения в течение зимы 1991/92 гг. В особенности это касается крупных городов Центральной России и Урала.

Фактор тридцать второй. Резкое обострение проблемы беженцев.

Фактор тридцать третий. Безработица—уже не в качестве неопределенной перспективы, а как реальность, возникающая в течение ближайших двух месяцев, в масштабах, угрожающих потерей социальной стабильности общества. Процесс затронет одновременно ряд крупнейших промышленных центров и регионов.

Фактор тридцать четвертый. Необходимость в новых политических условиях “платить по счетам”, проводить радикальные реформы, предполагающие т.н. “непопулярные меры”, то есть осуществляя реальную либерализацию цен, сокращение бюджетных расходов, введение собственных денежных единиц, отмену прописки, приватизацию жилья, приватизацию предприятий и пр. Все это дополнительно усилит социальную напряженность, межэтническую, межрегиональную, межстратовую и межпрофессиональную конфронтацию.

Часть III

Повое устройство власти, расстановка сил и внутриполитическая динамика, порожденные путчем.

Анализ новых властных структур позволяет утверждать, что на ряде уровней (СССР, РСФСР, Москва, Ленинград) одинаково прослеживается стремление создать новую административно-командную структуру. Во всех указанных властных системах одинаково прослеживается четыре уровня властной иерархии. Уровень первый—политический совет. Сейчас лидирующую роль в подобном совете занимает Движение демократических реформ (ДДР), очевидно играющее роль правящей партии. Экспертные оценки говорят о полном несоответствии ДДР этой новой для него роли.

Во-первых, социальная база ДДР абсолютно размыта.

Во-вторых, ориентация на либерализм, проводимая ДДР, не может, в принципе, иметь широкой социальной базы. Это касается большинства стран мира. Стран, не входящих в англо-саксонский мир. Либерализм, как широкое социальное движение, не состоялся даже во Франции и Германии. И он абсолютно бесперспективен в России и других республиках бывшего СССР.

В-третьих, совершенно не ясно, на какое государство ориентируется идеология ДДР. Идет ли речь о России, об СССР или о каком-то новом конгломерате регионов и территорий. По крайней мере, никаких внятных объяснений со стороны лидеров ДДР по этому поводу не прозвучало.

В-четвертых, в существующей внутриполитической и геополитической реальности вообще не ясно, совместимы ли слова, внесенные в название либерального движения. Иначе говоря, можно ли в существующей ситуации говорить одновременно о реформах и демократии. Уровень второй—политический лидер. Во всех обсуждаемых регионах, кроме СССР, этот лидер избран всем населением региона. Это порождает серьезную систему противоречий между ниже—и вышестоящими лидерами. Все они, включая Горбачева, продемонстрировали свою далекость от приверженности парламентаризму, по крайней мере, в советском его исполнении, фактически можно считать, что каждый из них мыслит себя де-факто, как автократ, хотя на словах речь все еще идет о защите некоей демократии. По уже это противоречие между реальным политическим поведением и демократической лексикой создает дополнительные трудности для осуществления некоей целостной логики государственных действий. Кроме того, автократические тенденции сразу у многих лидеров создают дополнительный центробежный импульс, ведут к дезинтеграции остатков государственного пространства. Этот, пока еще слабый процесс, резко усилится при проведении всеобщих выборов во всех регионах и территориях. Тем более, что Конституция, разграничивающая различные властные функции для элементов государственного пространства, не выработана, а политическая практика последнего пятилетия приводит к тому, что нижележащий уровень принимает свои Конституции быстрее, нежели это делает верховная власть. И, наконец, прямые выборы лидеров в регионах—предполагают сбалансированное демократическое устройство верховной власти. Именно демократия позволяет гражданам CIIIA выбирать одновременно Президента и губернаторов. При автократической системе региональные лидеры должны быть назначены. Каждый из автократов стремится сегодня к невозможному: ниже себя—выстроить автократическую систему (префекты, субпрефекты, уполномоченные), а к самому себе и к своим вышестоящим руководителям применить демократические формы и процедуры. Последствия такой двойной политической игры—дальнейшая эрозия власти.

Уровень третий—система личной власти политического лидера, его бюрократия. Речь может идти о департаментах Мэров или Госсоветах, везде действует один механизм, одна логика: логика назначения, причем назначения лиц, в основном принадлежащих к числу функционеров новой правящей партии. Такая логика характерна для авторитарных режимов, что с нашей точки зрения отнюдь не является компрометирующим ее свойством. Беспокоит, скорее—неустойчивость в этой структуре, возникшая в силу того, что борьба за назначение является следствием сложных взаимовлияний ряда функциональных центров, расположенных в непосредственной близости от политического лидера и имеющих, зачастую, весьма далекую друг от друга ориентацию. Беспокоит далее то, что уже наметилась тенденция к построению параллельных систем бюрократического окружения под видом так называемых “президентских команд”. На деле, особенно в РСФСР и столице, речь идет именно о конкурирующих разветвленных, полномасштабных бюрократических структурах, отстаивающих свои автономные властные интересы, фактически это приводит к параличу бюрократической власти, воспроизводит “склеротические” формы дряхлого, ущербного авторитаризма, характерного для последних лет правления Л.И.Брежнева.

Совершенно очевидно, что подобное расщепление бюрократической власти приведет к ее сложным взаимодействиям с вышестоящими властными центрами. Не менее очевидно и то, что ряд крупнейших бюрократических ведомств типа КГБ, Министерства обороны, Министерства внутренних дел, ключевых промышленных и хозяйственных ведомств не преминут воспользоваться подобного рода расщеплением для того, чтобы начать “играть” в привычные для них патрональные и субпатрональные отношения. Уровень четвертый—хозяйственный орган. Набор личной исполнительной бюрократии по политическим предпочтениям, по принадлежности к размытым маломощным прото-партиям, по стойкости и преданности в борьбе за общее дело имеет известный по истории ряда революционных периодов в ряде стран, в различное время имевший место—негативный политический результат. Он состоит в том, что набранные таким образом “волонтеры” проявляют полную недееспособность во всем комплексе вопросов управления государством. И, прежде всего, в вопросах, требующих конкретного знания и опыта. Эти ключевые вопросы, связанные с финансами, внешней политикой, правопорядком, промышленностью, транспортом, базовой инфраструктурой и другими, поневоле приходится отдавать в руки “старой” хозяйственной бюрократии.

Аналогичная ситуация сложилась в послереволюционные годы, когда коммунистической власти пришлось воспользоваться услугами ^буржуазных спецов”. В случае нашей сегодняшней действительности речь идет о гораздо более запутанной ситуации. Демократической власти приходится создавать специальный хозяйственный орган, который в принципе достаточно нелогичен, с точки зрения, единой системы управления и объясним лишь необходимостью спасти от революционных “волонтеров” огромный громоздкий, полуразрушенный хозяйственный комплекс, Однако, подобный паллиатив вскоре объективно, вне зависимости от чьей-либо злой воли, не может не приобрести характер борьбы двух параллельных систем исполнительной власти. На примере Москвы можно говорить о борьбе Правительства Москвы и Департамента мэра. На примере России—о борьбе Госсовета и Правительства РСФСР. И так далее. Итог такой борьбы—предрешен. При общей деморализации и в условиях общего кризиса хозяйственная власть перехватит инициативу. Все уровни ниже четвертого являются лишь бессильными придатками административно-командной системы, в кратчайшие сроки и в доселе невиданных масштабах построенной самым* рьяными критиками этой системы. Централизация власти сопоставима по масштабам лишь с ее разрыхленностью. И то, и другое сегодня достигло масштабов, которые не снились тт. Романову, Гришину, Брежневу и Воротникову. О разрыхленности. Сама по себе централизация в принципе носила бы плодотворный характер, если бы речь шла о молодой, целеустремленной и волевой административно-командной системе. Однако, как показывают исследования, новой политической власти такую систему построить не удалось. Напротив, как это ни странно, сегодня аморфность и индифферентность новых держателей системы исполнительной власти превосходит пред шествующий период. Невероятно раздуты аппараты и штаты, нарастает интриганство и групповщина. Растут конфликты и склоки. Разбалансированы уровни власти, размыты функции. Налицо все черты инфантильного одряхления. Уровень коррумпированности, по данным самих лидеров демократии, уже настолько запредельно высокий, что вся система фактически работает “на себя”. Неуверенность в завтрашнем дне у старой хозяйственной бюрократии, а также стремление наверстать упущенное со стороны бюрократии новой стянулись в один клубок, где приоритет личных интересов над нуждами контролируемых систем управления, отвечающих за жизнедеятельность города, республики, региона, страны—безусловен. Исключение составляют отдельные люди, сохраняющие ориентацию на поддержание стабильности и порядка в городах и стране. Но это лишь капля в море. Система же разваливается на глазах. В условиях острого экономического кризиса такая система обречена. Ее внутренняя противоречивость и эклектичность способны сами по себе вызвать тяжелый политический кризис. Однако, кроме этого возникают и дополнительные обстоятельства. Важнейшим из них является наличие того самого “среднего слоя” или “третьего сословия”, которое поддержало новую власть всеми способами, но которое вместе с тем имеет свои интересы, в значительной степени противоречащие интересам построенной четырехуровневой структуры политической власти.

Главный интерес политического лидера и политической партии это поддержка электората, аморфной и погружающейся постепенно в состояние общенародного люмпенства массы избирателей. Подавить социальное недовольство этой массы и уйти от выборности, заменив ее прямой диктатурой, вновь построенная система не способна. Ей мешает рыхлость, аморфность, противоречивость интересов входящих в нее лиц, оглядка на западное общественное мнение и глубокий паралич центрального репрессивного аппарата. Таким образом, автократ и его “команды” заинтересованы в осуществлении популистской политики, которая является в сложившейся ситуации неизбывным “родимым пятном* вновь построенных авторитарных систем. Однако, сформированная ориентация на иллюзорное “экономическое благосостояние” препятствует включению тех популистских механизмов, которые могли приводить в действие национальные страсти, идею защиты отечества и другие мотивации, свойственные экстремальным ситуациям. А это в свою очередь означает, что новая власть должна хотя бы имитировать защиту экономических интересов “простого человека* в виде подъема пенсий, установления индексаций, твердых цен и прочих “пряников для бедных”. Такая имитация даже в ограниченных масштабах уже раздражает предпринимательский класс, который способен осуществить первоначальное накопление лишь за счет ограбления малоимущих. Попытка авторитарной власти защитить от ограбления создает антагонистическое противоречие между новым авторитаризмом и “третьим сословием”. Политическим пространством, в пределах которого это противоречие может быть развернуто в самый ближайший период, является парламентская структура. Вне зависимости от того, будет ли избран новый Парламент или старому, советскому, удастся сохранить себя, он все равно будет ареной борьбы “третьего сословия” за экономические свободы—свободы осуществлять первоначальное накопление за счет большинства населения. Как именно это будет оформлено—это вопрос “десятый”, и красивое западное слово “лоббизм” будет лишь прикрытием для жестких и нелицеприятных вещей. Скорее всего в этой ситуации мы будем иметь все этапы, знакомые по истории Великой французской революции. А именно—Генеральное Штаты, попытка разгона, клятва в Зале Мяча, Национальное Собрание, попытка разгона, Конвент, последовательный переход от жирондистов к якобинцам, термидорианская агония и лишь после этого—бонапартизм. Как и всякая историческая аналогия, такая параллель естественно, является достаточно условной. Однако, есть все основания считать, что радикализация процесса, постепенная замена власти под все более “левыми” лозунгами, логика раскрутки революционного “колеса”—это и есть первый из возможных сценариев развития событий. Его вероятность будет тем выше, чем в меньшей степени каждая новая генерация лидеров, заменяющая предшествующую, будет способна реализовать коренные общественные интересы, и представить интересы новых правящих “страт” в качестве “общенародных”. Обычно речь идет о большом числе ротаций подобного рода. В ходе этих ротаций народ обычно теряет примерно пятую часть. Такое кровопускание свойственно отнюдь не только событиям 1917г. Исторические исследования свидетельствуют о том, что в ходе французской революции народ потерял столько же в процентном отношении. Второй возможный сценарий предполагает отказ к формам политической организации общества, характерным для периода 1985г.

В сложившейся ситуации было бы недальновидным считать, что путч исчерпал потенциал социально-консервативной части населения. Исследования показывают заметный рост ностальгии по предшествующему периоду. Темпы роста этой ностальгии корелируются с темпами падения уровня жизни населения. Критическим в этом плане следует считать период, начиная с конца февраля 1992г. Специалисты считают, что этот сценарий принадлежит к числу высоко вероятных. И, наконец, третий сценарий—это бонапартизм в советском его варианте. Он предполагает резкое уплотнение четырехуровневой системы власти, установившейся после “победы демократических сил”, ликвидацию остатков парламентаризма, изменение статуса верховной власти, замену политического языка и культурного кода, новые акценты в геополитике, и наконец, совершенно новый блок правящих политических партий. Это ключевое обстоятельство следует рассматривать с особым вниманием, поскольку только это позволяет стабилизировать критическую ситуацию и сохранить общенародный консенсус. Вопрос сегодня состоит лишь в том, придет ли бонапартизм после периода развала и гражданской войны или же он может претендовать на свое осуществление немедленно. Рассматривая все предлагаемые варианты, необходимо еще и еще раз подчеркнуть ключевую роль политического аспекта, ключевую роль современной высоко организованной политической партии в овладении контролем над ситуацией. ОЦЕНИВАЯ СИТУАЦИЮ, КАК ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННУЮ, КОНСТАТИРУЯ ГЛУБОКИЙ КРИЗИС ВСЕХ ИНСТИТУТОВ НОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ, КАТАСТРОФИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ПРОЦЕССОВ, ПРОТЕКАЮЩИХ ВНУТРИ СТРАНЫ, КРАЙНЕ ТРЕВОЖНУЮ ГЕОПОЛИТИЧЕСКУЮ СИТУАЦИЮ, МЫ СЧИТАЕМ ВОПРОС О СТАНОВЛЕНИИ НОВОГО ПОЛНОЦЕННОГО СУБЪЕКТА—ИСТОРИЧЕСКИ ВАЖНЫМ.

Часть IV

Что делать.

Проведенный анализ говорит о том, что мы имеем на сегодняшний день глубочайший кризис демократического движения. По сути его фиаско. Ключевой вопрос состоит в том, как относиться к этому фиаско демократических сил. Можно злословить и ликовать. А можно выражать свою предельную обеспокоенность. Наша позиция именно в том, чтобы поддержать терпящее фиаско демократическое движение, а не в том, чтобы его добивать. Как и прежде мы готовы поддержать демократов. Как и прежде мы заявляем о своей безусловной приверженности идее демократизма и демократическим идеалам. Это императив. Другое дело, как спасти в этих условиях демократическую идею. На наш взгляд, для этого нужно тщательно проанализировать весь спектр демократических сил и выделить в нем государственную компоненту, отделив ее от всех прочих. И именно эту компоненту активнейшим образом поддержать. Ее и только ее. И дело не только в политических вкусах. Вопрос гораздо более серьезен. Кризис демократизма имеет весьма опасную форму. Нельзя не согласиться с Яновым в вопросе о том, что эта форма близка к той, в которой шла эрозия демократической идеи в эпоху Веймарской республики. Основная задача—не допустить к власти новый тоталитаризм, который может оказаться наиболее страшным за всю историю человечества. Нас пытаются обвинить в том, что мы спонсируем антидемократические движения и силы. Пусть обвиняют. Важно знать, что это беспочвенное обвинение. Или разговор слепого с глухим.

В нашем обществе окончательно потеряна способность к элементарным логическим рассуждениям. Предположим, что есть некая замечательная идея “А” (демократия). И есть ее носитель—“а”, осуществляющий определенные конкретные политические шаги. Предположим далее, что есть крайне негативная идея “Б” (тоталитаризм). И есть ее конкретный носитель—“б”. Между носителями идет, казалось бы, непримиримая борьба. Но мы видим, что стратегия носителя идеи “А” расчищает поле для идеи “Б” и прихода к власти ее носителя “б”. Имеем ли мы право в этом случае говорить об ответственности демократов, как носителей идеи “А” за приход к власти фашистов, как носителей идеи “Б”. Конечно, имеем, с точки зрения, элементарной логики. Но в том-то и состоит политическая шизофрения, что даже такое элементарное логическое соотношение причины и следствия общественное сознание не воспринимает. Наша подлинная задача—не позволить демократам до конца дискредитировать идею демократии, не позволить им расчистить поле для нового тоталитаризма. И это мы будем осуществлять вопреки всему. Поскольку это крайне важно для общества, для страны, для истории. И никаких других задач у нас нет, не было, и не будет. Самое страшное, что могло бы с нами случиться—это в условиях кризиса демократической идеи поддаться соблазну и начать спонсировать (интеллектуально и политически) новый тоталитаризм в любой его разновидности. Будем бдительны, не по отношению к другим, как это любят у нас, а по отношению к самим себе. И не дадим состояться подобной метаморфозе.

Говоря о поддержке демократических сил мы имеем в виду отнюдь не все силы. Здесь крайне важно учесть два обстоятельства. Это, во-первых, кризис демократической власти, и во-вторых, раскол демократического лагеря, который мы предсказываем, которого ждали и который наконец состоялся. Как говорится, “лучше поздно, чем никогда”. И вот теперь мы заявляем: государственный демократизм—да, анарходемократизм—нет. Теперь мы с полным основанием обвиняем анарходемократов в том, что они и именно они, кратчайшей дорогой привели страну к тому распутью, где “налево пойдешь—придешь к хаосу и гибели страны; а направо пойдешь—придешь к самым подлым формам тоталитаризма, основанным на глубочайшем социальном регрессе”. Мы имеем полное основание говорить об исторической вине анарходемократических сил. Осудить их за это необходимо. Но повторяем, недопустимо при этом осуществление на нашей политической практике полной дискредитации всего исторического результата, полученного в следствие борьбы демократических сил против бюрократической олигархии. Государственный демократизм еще и сегодня может претендовать на лидерство в союзе тех политических сил, которые способны решить проблемы, стоящие перед обществом нормальным гуманистическим способом.

Вторая компонента, которая имеет серьезные шансы на успех при решении этой задачи—это патриотизм. С этой силой нас постоянно отождествляли и отождествляют. Здесь тоже необходимо определиться. На деле мы жестко различаем молодую обновительную патриотическую тенденцию (младопатриотизм) от замшелого, квасного патриотизма. Если пользоваться политическими аналогиями, то различия этих двух частей в политическом спектре патриотических сил во многом сходны с различием рейгановского неоконсерватизма (условно— юго-запад США) от консерватизма куклусклановского типа (условно—штат Алабама). Поддержка нашей российской “Алабамы” для нас неприемлема. Ни нравственно, ни политически. С ней необходимо бороться столь жестко, сколь с анарходемократизмом. В этом вопросе нужно проявить гражданское мужество. При этом необходимо всячески поддерживать младопатриотизм, выделять его из хаоса патриотических сил, прорабатывать его интеллектуальные формулы и организационные структуры. Эта важнейшая задача, поскольку на повестке дня соединение государственного демократизма и младопатриотизма, которое рано или поздно произойдет. Вопрос сколь скоро и в какой точке они сомкнуться. От этого во многом зависит судьба России. Пример государственного демократизма, уже определяющего себя в этом векторе в своей политической практике—это партия Травкина. Сюда же могут быть отнесены Корягина, Лукин, Бочаров и др. Их количество нарастает. Анарходемократизм оказывается за счет этого в очень сложной ситуации. Неизмеримо более сложной, нежели та, в которой он находился до 21 августа.

Пример младопатриотизма в его завершенном виде привести намного труднее. И тем не менее, думаю, что на это могли бы претендовать Алкснис, Невзоров, возможно Проханов. Безусловно—Игорь Ростиславович Шафаревич,—речь ведь не о возрасте идет, а об ориентации. С нашей точки зрения, здесь можно говорить о младопатриотическом направлении. Что касается “алабамского” патриотизма, то здесь отнюдь не только пресловутое общество “Память”. Множество организаций, говоря о государственности, одновременно выдвигают неприемлемые шовинистические лозунги, предлагают недопустимые геополитические союзы, провозглашают идеи, возможно и привлекательные в литературно-художественном плане, но совершенно неперспективные в плане политической практики. Теперь—третья компонента, имеющая свою перспективу. Добавим—имеющая ее впервые за многие годы. Речь идет о коммунистах. Здесь то же необходимо определиться по отношению к разным составляющим коммунистического движения. Крайняя ориентация будет развиваться в русле красного фундаментализма. При неблагоприятных сценариях развития политической ситуации этот фундамент может приобрести опасный характер нового полпотовского режима. Какая же компонента коммунистического движения может быть признана перспективной? Здесь необходимо разобраться всерьез. Нужно определить: где пройдет линия размежевания. С нашей точки зрения, она пройдет по следующим направлениям. Это, во-первых, размежевание с хрущевским гуляш-коммунизмом, с коммунистическим мещанством и потребительством. Это, во-вторых,—размежевание с теми, для кого марксизм-ленинизм это библия, а не фрагмент политической истории коммунистической идеи. Это далее, размежевание с теми, кто по-ленински определяет национальную идею, по-ленински определяет свое отношение к конфессиям, по-ленински определяет идею классовой борьбы. С этими—не по пути. И об этом тоже следует сказать с полной определенностью. Что же остается? Остается то течение, которое мы называем “белый коммунизм”. Его основные идеи мы уже постарались определить в работе “Судьба коммунизма”. Здесь я только назову эту третью составляющую тех политических сил, которые могли бы решать совместно все назревшие вопросы нашей жизни в новой реальности. Для нас эти три силы суммируются в понятиях “новые правые” или “неоконсерватизм”.

Соотношение трех сил—государственного демократизма, младопатриотизма и белого коммунизма в пределах современного отечественного неоконсерватизма может меняться. Сегодня государственный демократизм еще обладает шансами на лидирующую роль. Завтра эту роль будут играть младопатриоты. Мы не исключаем, что при определенной расстановке сил могут иметь шанс на лидерство и белые коммунисты. Но главное не в этом. У нас у всех одна страна и один круг проблем, которые необходимо решать. И вопрос—решим ли мы их. Не решим— будут решать другие. Если говорить об организационных моделях, то мы считаем, что сегодня необходимо ставить вопрос о партии социально активного меньшинства. Численность решающего значения не имеет. Важно, чтобы были соблюдены три условия членства—интеллектуализм, политическая активность и необходимая ориентация в рамках того политического треугольника, который мы предложили. Это важно соблюсти. А количество сегодня решающего значения не имеет. 500 человек—нормально. 5000—тоже нормально. Суть сегодня не в этом. Пока не прозвучит и не будет освоено обществом то поле идей, которое мы выдвигаем, нужно быть бдительными, нужно постоянно подчеркивать: молодая Россия—да, старая—нет, белый коммунизм—да, красный—нет, государственный демократизм—да, анархический—нет. Это главная формула, для усвоения которой нужно предпринять все возможное. О том, что означает слово “нет”. Означает ли это, что мы отказываемся от диалога? Ни в коем случае. Диалог по конкретным политическим вопросам необходим со всеми силами. Но нельзя и неприемлемо создавать альянсы на основе всеядности, порождая тем самым нежизнеспособные и безнравственные политические гибриды, “террариумы единомышленников”. Российский консерватизм, советский консерватизм—это открытая, очень не простая проблема. Это та точка, в которую надо придти. Это основной ориентир. Действительность все время будет смещать вправо. Но нужно сознавать это и бороться с этим, а не идти на альянс, например, со всеми, кто патриот или кто коммунист. Куда мы тогда выведем? Возликовав по поводу поражения демократов—прямиком назад к Иосифу Сталину? Или под флаг Васильева? Ответ на эти вопросы один—ни за что и ни под каким видом! Однако, кроме очевидных ответов, на очевидные вопросы, есть еще ряд очень сложных и неоднозначных проблем.

Возьмем, например, вопрос о партии труда. Сегодня такая многомиллионная партия абсолютно необходима, поскольку только она может воспрепятствовать диким формам рабовладельческого капитализма, которые рождаются и нарастают с каждым днем в нашем обществе. Поддерживать партию труда необходимо, причем без тех оговорок, которые сделаны по отношению к другим компонентам политического процесса. Но зададимся вопросом о том, что сделает партия труда, после того, как придет к власти? Начнет реализовывать требования трудящихся? А разве сегодня они выполнимы? К власти может придти только та сила, которая имеет четкую программу решения вопросов о выживании нашего общества в экстремальных условиях. От “затягивания поясов” мы никуда не могли деться и три года назад, и тем более, сегодня. Но одно дело “затягивать их” всем миром, поделив издержки между всеми социальными слоями и группами, и совсем другое возложить все издержки на плечи народа и предложить ему “затягивать пояс” в тот момент, когда предприниматели, образно говоря, будут продолжать обжираться. Здесь возникает вопрос о национальной буржуазии и о ее способности соединить свои интересы с интересами рабочего класса в условиях, когда речь идет буквально о выживании. В конце концов, энергосистема у нас одна и, если она рухнет, то к чему, скажите, японские телевизоры. А если не будет бензина, то к чему “Тойота” и “Мерседесы”? А если преступник выйдет на улицу, то к чему деньги, ценности? Если рискуешь потерять жизнь. Социальные издержки неотвратимая реальность. Как мы их поделим—вот главный вопрос. А вовсе не вопрос о том, как их избежать. Надо действовать вместе. И называть вещи своими именами. Паразитирование в условиях социального бедствия не пройдет. Эта утопия нашей перекрасившейся номенклатуры. Она еще и капитализм не успела построить, но уже предала ему все описанные Лениным свойства: тут и паразитизм, и загнивание, и т.д. и т.п.

Налицо, так сказать, все “родимые пятна”. Отечественный неоконсерватизм. Это тяжелая теоретическая проблема. Во всем мире неоконсерватизм держится на “трех китах”. Это, во-первых, экономический либерализм. Это, во-вторых, форсированная модернизация промышленности и технологий. Это, в-третьих, традиционные ценности данного общества. Именно потому, что у нас экономический либерализм оказался оторван от модернизации и проблемы ценностей, а во многом и противопоставлен этим двум последним проблемам, произошло фиаско демократического движения. Ну и что теперь? Как определить эти три компонента у нас? Здесь и сейчас? Традиционные ценности? Но в систему советских ценностей входят ценности как бы взаимоисключающие “белые” и “красные”. Экономический либерализм? Но еще не сформирован субъект этого либерализма. Модернизация? Она сплетается в “гордиев узел” с проблемой стабилизации и выживания. Модернизацию проводить придется форсированно и на фоне ряда экстремальных процессов. Возможно ли это в принципе? И если возможно, то как? Ответ на эти вопросы, причем ответ политически понятный тем, к кому мы обращаемся, это и есть основная задача Клуба “Постперестройка”. Речь идет не о болтовне. Мы живем в такое время, когда ресурсы пустых разговоров и прекраснодушных бесед исчерпаны полностью. Создать документы, доктрины, доктрины государственного демократизма, младопатриотизма и белого коммунизма. После этого создать доктрину и документы, позволяющие интегрировать эти силы. Подчеркиваем—интегрировать, а не искусственно соединять. Мы считаем, что в этом—единственная возможность бороться за демократию в новых условиях, бороться за жизнь страны и народа. При всей катастрофичности ситуации люди не хотят воевать. Их к этому подталкивают уже не первый год, а они сопротивляются всеми силами. Общество—крови не хочет. Но чтобы выстоять при том уровне эрозии консенсусных ценностей, который произошел, ему нужные новые скрепы. На основе альянса трех сил, о которых мы говорили, возможна здоровая органическая консолидация. В перспективе—возможно и создание политической партии. Ее главная цель—предложить обществу план конкретных действий, исходящий из необходимости и возможностей опираться на внутренние резервы страны, мобилизовывать ее нерастраченный потенциал для того, чтобы выйти из тупика. Мы не случайно говорим о нормальной здоровой органике. Предложенная идея союза трех сил позволяет, по нашему мнению, избежать того, чтобы место этой здоровой органики было занято той силой, которой так боятся демократы сегодня и путь которой они проложили. Мы не хотим здесь употреблять расхожее слово “фашизм”, но мы понимаем, что к власти может придти на плечах демократов очень темная сила. И необходимо сделать все возможное, для того чтобы этого избежать. В этом главная цель нашего Клуба и тех сил, тех политических сил, которые могут оформиться в его рамках в ближайшее время.

Источник: копия оригинала, принтер+ксерокс, Москва, 1991, октябрь.