В сегодняшней политике один из надежных способов набрать побольше пропагандистских очков—заявить о своем консерватизме. После десятилетий коммунистического беспредела радикализм, революционность—самый страшный жупел. Чем. стремительнее преображается жизнь, тем солидней, надежней звучит—“консерватор”, особенно с благородным “либеральным” оттенком. Однако за этим обозначением скрывается несколько различных, во многом непримиримых понятий.

Есть консерватизм ситуационный—как следование поведенческим традициям; психологический—как тяготение к стабильным основам бытия; культурный—как любовь к преданиям старины, ностальгия по прошедшим “золотым векам”. В любом из этих смыслов консерватором, вероятно, является всякий духовно развитый человек, наконец, есть консерватизм идеологический и политический. Пас интересует именно последний.

Наши консерваторы требуют не заимствовать из-за границы все подряд. В этом есть резон, если учесть, что одна и та же добропорядочная приверженность к самобытным традициям и прочность жизненного уклада стала в скандинавских и англо-саксонских странах главной преградой, а в Германии, Италии, Испании—напротив, мостом на пути к фашизму и нацизму. Остается задуматься, что ближе к России; Англия или Германия?

Вопреки своему определению, консерватизм проявляет незаурядную гибкость в исторической перспективе: как на Западе, так и здесь аристократические, монархические тенденции замещаются популистскими. Не нами первыми подмечено стремительное слияние “красного” и “белого” течений отечественного охранительства, в основе которых—одинаковая абсолютизация “сильного центра”, неприятие личностей свободы, обращение к “коллективному бессознательному”. Кредо консерваторов: любые пороки существующей системы желательней достоинств любой неопробованной модели. Здесь и сейчас они стремятся любой ценой сохранить унитарное государство...

Кадеты—либералы, однако с консерваторами их в известной степени сближает приверженность традиционными ценностям: сильному государству, свободе честной инициативы (последнее характерно именно для западного консерватизма). Но как можно говорить о приверженности государственным началам, в то же время “поддерживая” распад империи? Противоречия здесь нет: исторические предшественники, как известно, были радикалами от модернизации. С точки зрения нынешних кадетов, в России политический консерватизм наполнится положительным смыслом после глубоких реформ: консервировать можно лишь доброкачественный продукт, сильное государство— совсем не обязательно - великое” и никак нс тоталитарное: его реальная сила определяется эффективностью исполнительной власти—правосудия, полиции, налоговой системы—при максимальной свободе частного предпринимательства и местного самоуправления. Диктатура не только противоречит правам человека; для современного государства она обуза в чисто прагматическом плане. Сегодняшний упадок СССР—убедительное тому доказательство. При этом строе охранять “для блага человека” уже нечего.

Либералам, тяготеющим к консерватизму, стоит задуматься: как самоопределиться в политическом спектре, не теряя своего лица и целей; избегая, с одной стороны, непродуктивных заимствований, с другой,—давления худших отечественных традиций. Консерватизм, охраняющий устои традиционного государства,—пока самое “беспочвенное” у нас движение и еще долго останется таким: слишком многое из разоренного дотла предстоит восстанавливать. Отчасти это касается и православия—в нынешнем “либеральном” исполнении (изначально слабо приспособленном к традициям этой конфессии) донельзя обмирщенного и идеологизированного. Оттого все попытки явочным порядком внедрить в наше общество элементы “просвещенного” консерватизма неизменно сползают в реакцию с клерикальной или националистической, в лучшем случае, либо национал-большевистской—в худшем—окраской. Относительно успешными они оказались лишь в прибалтийских государствах, где жива традиция буржуазного консерватизма на католической или лютеранской религиозной почве.

Нам приходилось выслушивать от людей с самыми разными политическими взглядами упреки в “левых” симпатиях, однажды уже сыгравших неприглядную роль в судьбе кадетского движения. Но нельзя забывать, сто и эсдеков многому научила история; сегодня они решительней, чем когда-либо, отвергают левацкий экстремизм.

Что же касается критиков и доброхотов... Помнится, один утверждал, что право называться конституционным демократом имеет лишь тот, кто неукоснительно поддерживает букву Основного закона. Действующего—сталинского-горбачевского!

Михаил Глобачев, Евгении Ихлов.