год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Мифы и легенды Геннадия Зюганова

Трудно найти в России политика, начинавшего свою карьеру на исходе 80-х или в бурные 90-е годы, чья репутация не оказалась сокрушенной жерновами российского общественного мнения и чьи поначалу "белые одежды" не изгвазданы основательно черными, а то и кровавыми пятнами. Один из немногих, кому все еще удается сохранять остатки политической благопристойности, - лидер компартии Геннадий Зюганов. Хотя коммунистов упрекают в старомодности, по части мифотворчества их вождь может дать сто очков вперед самым изощренным политтехнологам. Его облик, предназначенный широкой публике, создан искусными мастерами. Но каково истинное лицо Зюганова, если смыть с него красочный политический грим?

Первый миф политической биографии Зюганова гласит: он - незаурядный интеллектуал и видный марксистский теоретик, быстро раскусивший "предательскую сущность" перестройки, вступивший в борьбу с ее вдохновителями, а потому заслуженно возглавивший возрожденную компартию России.

На самом деле Зюганов шел заурядным путем рядового партийного аппаратчика, а пиком своей карьеры обязан именно перестройке, то есть в конечном счете проклинаемому им Горбачеву. Известность в коммунистических кругах Зюганову принесла статья "Архитектор у развалин", острокритическая по отношению к Александру Яковлеву. Но - внимание! Пока Зюганов работал у Яковлева заместителем заведующего Идеологическим отделом ЦК, он не решался возвышать голос против своего шефа, выступив лишь тогда, когда Яковлев оказался вне Политбюро. Пинать дохлого льва легко, но вряд ли это свидетельствует о бесстрашии "критика".

Выступление против Яковлева очень помогло Зюганову, когда в начале 1993 года решался вопрос о лидерстве в воссозданной компартии. Сильным аргументом оказался призыв генерала Макашова к делегатам съезда поддержать "радикала" Зюганова в противовес "горбачевисту" Купцову. Впоследствии новый лидер отблагодарил своего союзника, приложив все усилия по выдавливанию непредсказуемого Макашова сначала из руководства партии, а затем вообще на ее периферию.

Впрочем, чувство благодарности, а также верность слову вряд ли могут быть отнесены к отличительным качествам Зюганова. Во время парламентских выборов 1993 года эпатажный писатель Эдуард Лимонов в обмен на свою немалую помощь оппозиции просил лишь об одном: не выставлять коммунистического кандидата в округе, по которому баллотировался. Дав подобное обещание, Зюганов тут же поспешил забыть о нем. А уж о хотя бы символической поддержке находящегося более полутора лет в заключении Лимонова и говорить не приходится.

Но что личности, когда ради удовлетворения персональных политических амбиций разрушались целые организации! Так произошло с Народно-патриотическим союзом России - левопатриотической коалицией, активно поддержавшей Зюганова на президентских выборах 1996 года. Из нее под разными предлогами вынудили уйти все яркие фигуры - кинорежиссера Говорухина, кемеровского губернатора Тулеева, блестящего полемиста, адвоката Иванова, "красного миллионера" Семаго, после чего организация не имела никаких шансов на успех в качестве самостоятельного политического игрока. Вновь воссоздать ее после выборов 2000 года Зюганова вынудила боязнь возможного объединения умеренных оппозиционеров в пику компартии. И хотя Зюганов стал председателем НПСР, ему не удалось полностью поставить это объединение под контроль: в его рядах появился новый сильный лидер - Геннадий Семигин.

Неприятие Зюгановым всего яркого, необычного, хоть чем-то возвышающегося над обыденностью наглядно свидетельствует о качествах этого лидера. Интеллектуальной вершиной он выглядит лишь на фоне своего окружения, которое подбирал, дабы ярче оттенить свои теоретические "заслуги". Реальная же их цена известна: интеллектуальные изыски лидера КПРФ представляют собой перепевы давних и сомнительных по качеству идей и концепций. Так, путеводная идея Зюганова о врожденной предрасположенности русского народа к социализму позаимствована у российских народников последней трети XIX века. Геополитические экзерсисы - у некоторых доморощенных геополитиков, вдохновлявшихся в свою очередь известным теоретиком нацистской Германии Хаусхофером. Откровенно беспомощной кажется экспертам попытка Зюганова творчески развить марксизм, предложив видение процесса глобализации.

Впрочем, вряд ли Зюганов может быть назван марксистом. От его излюбленного тезиса "об исчерпанности Россией лимита на революции" Маркс и Ленин должны бы переворачиваться в гробах. Большей профанации марксизма вряд ли можно найти.

Стиль и содержание зюгановских "теоретических работ" и выступлений лучше всего характеризуют слова одного чеховского героя: "Честно, с прогрессивным оттенком, невыразимо скучно". Правда, случился однажды прорыв, заставивший заподозрить за псевдотеоретической тягомотиной Зюганова скрытую постмодернистскую иронию. В своей предвыборной платформе 1996 года считающийся записным русофилом лидер коммунистов сравнил русский народ с "былинным Ванькой-Встанькой", который вот-вот "поднимется в свой богатырский рост". В дальнейшем, правда, Зюганов перестал веселить своих почитателей подобными открытиями в области русского фольклора.

Миф второй касается места Зюганова в отечественной политике. Как известно, он претендует на роль жесткого оппозиционера, непримиримого и последовательного борца с "антинародным режимом".

На самом деле это не более чем роль и играющий ее актер - мягок и толерантен. Дорожку в ближайшее окружение президента Ельцина Зюганов с Купцовым стали торить сразу же после воссоздания партии, пытаясь показать себя готовыми к сотрудничеству, взвешенными и солидными политиками. Их оценили, им доверили: в ходе осеннего кризиса 1993 года Зюганов дважды получил возможность выступить на телевидении, куда в то время допускали лишь людей, прямо или косвенно поддерживавших президента. В обмен на "понимание" и мягкость, проявленные верхушкой КПРФ, компартия не была запрещена (ее деятельность лишь приостановили на некоторое время) и получила возможность участвовать в думских выборах. Поскольку оппозиционная делянка была полностью "зачищена" властью, то для КПРФ открылась прямая дорога в новый российский парламент.

Войдя в Думу, Зюганов и его ближайшие сподвижники осуществили свою мечту о возвращении во власть. Хотя власть была законодательной, то есть по российским меркам второсортной, она все же обеспечивала комфортабельные условия существования и доступ к кое-каким ресурсам. Возможность критиковать режим сочеталась с восхитительным отсутствием какой-либо ответственности за слова и законодательные инициативы. В общем, ситуация почти что идеальная.

Правда, эта идиллия оказалась под угрозой в 1996 году, когда перед Зюгановым открылся реальный шанс стать президентом России. Возможно даже, на какое-то время он сам поверил в свои силы и возможности. Но его пыл быстро остудили, пригрозив роспуском Думы и запретом компартии, после чего началась игра в поддавки. Для наблюдателей той приснопамятной кампании не осталось незамеченным, как коммунистический кандидат сбавлял обороты, фактически отказываясь от борьбы. А ведь шансы выиграть были - и вполне реальные. Но не хватало главного - того, что отличает настоящего политика от политикана, - силы воли, целеустремленности или хотя бы куража, желания пойти ва-банк. В анналы истории уже занесено, как высокопоставленный коммунистический функционер с радостным лицом повторял: "Слава богу, мы проиграли. Партия спасена". Пикантный факт: Зюганов первым поздравил своего соперника с победой, причем тогда, когда избирательные комиссии еще даже не закончили подсчет голосов!

Ну а уж после выборов позиция Зюганова стала носить откровенно двусмысленный характер. Его грозные инвективы в адрес режима компенсировались поведением в Думе, когда голосами коммунистов Виктор Черномырдин был утвержден премьер-министром. Ни один бюджет "народного обнищания", как называли его коммунисты, не был бы принят без согласия их фракции - ведущей силы в нижней палате парламента. Дело доходило до откровенно анекдотических ситуаций: на заседании фракции Зюганов в очередной раз что-то басит об "антинародном режиме", в то время как в кулуарах Купцов рассказывает о своем недавнем душевном общении в Кремле с бывшим кандидатом в Политбюро Ельциным.

Для оправдания подобной позиции Зюганов запустил в оборот тезис о компартии как "системной оппозиции". При этом КПРФ никаких политических дивидендов от пребывания в такой странной оппозиции не имела, но вот власть получила их сполна. Фактически компартия оказалась эффективным средством нейтрализации любого радикального протеста, тем самым вольно или невольно способствуя стабильности на словах ненавидимого ею режима Ельцина. Другими словами, если бы Зюганова не было, то власти стоило его придумать.

Кстати, в этом обстоятельстве и кроются причины неприятия Зюгановым президента Путина. Новому главе России нет смысла прибегать к услугам спарринг-партнера, этакого наемного "мальчика для битья", поскольку стабильность в стране теперь обеспечивается другими средствами, прежде всего высоким авторитетом самого президента. А поскольку необходимость в "конструктивной оппозиции" отпала, то коммунистам показывают их подлинное место в российской политике.Но, как известно, нет ничего труднее пересмотра собственной, пусть даже сомнительной, позиции. Вот и в тяжелейшие для России дни трагедии на улице Мельникова Зюганов обрушился с уничтожающей критикой на власть. И хотя некоторые ее институты, безусловно, заслуживают упреков, нельзя не отдать должное президенту Путину, не позволившему поставить страну на колени и принявшему жесткое, неимоверно трудное, но оправдавшее себя решение. Возможно, это и есть та критическая точка, за которой Российское государство начнет избавляться от безволия и бездействия предшествующей эпохи. Считающему себя государственником Зюганову следовало бы поддержать эту тенденцию российской политики, как поддержало позицию президента, согласно социологическим опросам, подавляющее большинство населения страны. Ан нет, вся рота шагает не в ногу, один вождь коммунистов идет в ногу...

Наконец, третий миф - о безальтернативности Зюганова как лидера компартии и оппозиции вообще. Подобное представление ему удавалось поддерживать с помощью нехитрой аппаратной политики, суть которой состояла в культивировании "серости" в руководстве компартии и выдавливании из него всех людей, предъявлявших претензии на самостоятельность. Немногим остающимся в руководстве интеллектуалам мягко, но настойчиво советуют "не высовываться", если они не хотят повторить судьбу Подберезкина, в свое время претендовавшего на лавры оппозиционного теоретика и идеолога и "вычищенного" из оппозиционного блока именно за эти претензии и строптивость.

Малейший намек на появление в компартии новой сильной фигуры рассматривается Зюгановым как вызов его лидерству. Стоило секретарю ЦК КПРФ по идеологии Александру Кравцу заявить о себе как о нестандартно мыслящем политике и получить симпатии рядовых коммунистов, как он тут же был лишен своей должности и отрезан от любых партийных средств массовой информации. Партийные аппаратчики и региональные лидеры прекрасно знают: если хочешь сделать карьеру в партии и попасть в Думу, главное - во всем поддерживать "большого Гену".

Зюганов старательно вытаптывает оппозиционную площадку, чтобы на ней не появился ни один политик более или менее крупного калибра. Это пусть наивные думают, что успех Сергея Глазьева на губернаторских выборах в Красноярском крае стал неожиданным подарком руководству компартии. Все было наоборот: Глазьева туда бросили на жертвенное заклание, а он возвратился чуть ли не триумфатором. Но зато теперь можно с уверенностью утверждать: в рядах оппозиционного блока Глазьеву отныне отведут роль исключительно комментатора экономических сюжетов, в автономное политическое плавание его более не рискнут отпускать.

Но сколь бы изощренным мифотворцем ни был Зюганов, есть вещь, которая неумолимо и неизбежно разрушает его мифологизированную биографию. Самые красивые легенды не в состоянии заслонить очевидного: Зюганов уже дважды проиграл президентские выборы, причем первый раз - находясь в заведомо выигрышной позиции. И в рядах компартии, и за ее пределами у него сложилась устойчивая репутация неудачника.

Ощущая опасность, нависшую над КПРФ, некоторые из ее авторитетных деятелей не раз обращались к Зюганову с предложениями внутрипартийных реформ. Но все подобные идеи встречались в штыки, а их авторы оказывались "раскольниками", пытающимися подорвать партийное единство. В этом, кстати, корень недавнего внутрипартийного конфликта - в стремлении Зюганова сохранить свою безраздельную монополию на власть в КПРФ. Стоило только второму лицу партии, Купцову, усомниться в оправданности расправы с партийными "диссидентами" и мягко поддержать идею реформирования КПРФ, как он тут же оказался под ударом.А ведь заслуги блестящего организатора Купцова в успехах КПРФ ничуть не меньше, а даже, возможно, и больше, чем Зюганова. Правда, в отличие от последнего, тянувший на себе всю черновую работу Купцов никогда не стремился представительствовать.

Самое опасное для политической организации - довлеющая над ней печать обреченности, неверие в свои силы. Таким злым роком для КПРФ стала фигура ее лидера. Никто в партии - сверху донизу - не верит в шансы Зюганова когда-либо выиграть президентскую кампанию. Но точно так же никто не сомневается, что он в третий раз станет баллотироваться в президенты от лица КПРФ. Нет эффективнее средства, чтобы разрушить остатки самоуважения КПРФ, окончательно лишить ее не только воли к власти, но даже воли к борьбе. В этом смысле враги коммунистов должны молиться на Зюганова, который делает все возможное для того, чтобы лишить свою партию каких-либо политических перспектив.