год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Поднимая вопрос о социально-исторических предпосылках раскола современного культурного пространства России, обладавшего в советскую эпоху национальной и структурно-функциональной моноцентрической целостностью, следует прежде всего указать на два обуславливающих данный процесс детерминальных фактора.

Во-первых, ситуация расслоения единой советской культуры на конгломерат субкультур во многом определяется выходом российского суперэтноса из той фазы этногенеза, которую отечественный историк Л.Н. Гумилев называет "фазой надлома", где происходит раскол этнического поля и резкое ослабление сопротивляемости нации любым формам воздействия, оказываемым на нее враждебным суперэтносом. Что, естественно, не может не сказаться на обстоятельствах дробления интернационального культурного пространства советского государства на ряд самостоятельных национальных культур.

Во-вторых, наметившийся в постперестроечный период развития российского государства переход от социалистической к капиталистической социально-экономической формации приводит к кардинальному изменению характера общественных отношений и в конечном счете к созданию классового общества. А "в классовом обществе культура начинает приобретать классовый характер как по своему содержанию, так и по своей практической направленности, что при капитализме выражается в наличии двух культур: господствующей буржуазной культуры и культуры трудящихся масс". На современном этапе культурного развития России вышеупомянутый процесс отражается на уровне попытки раздела прежней структурно-функциональной целостности советской культуры на массовую (культура для толпы) и элитарную (культура для избранных).

Однако помимо этих внутренних факторов, определяющих членение русской культуры, существуют также и внешние причины во многом сопутствующие ускорению темпов разложения прежде единой русской культуры на ряд национальных и структурно-функциональных субкультур. Причем следует учесть, что подобного рода процессы исходят как из западноевропейского суперэтноса (Англия, Франция, Германия, США), так и из Юго-Восточного региона (Китай, Япония). Главным образом они реализуются в идеологической сфере, поднявшись на волне антикоммунизма, и таким способом просачиваясь в национальную культуру российского государства, насаждая в ней евроцентристскую ориентацию.

По мнению группы авторов Пантина И.К., Панарина А.С., Азайтулина Т.А., С.Г.Кара-Мурзы, И.А.Тугаринова, которое было изложено в их совместной статье "Духовная идеологическая ситуация в современной России: перспективы развития", вышеуказанный процесс привел к следующим результатам:

Во-первых, к кризису национальной идентичности, утрате чувства исторической перспективы и понижению уровня самооценки нации.

Во-вторых, к разрыву единого духовного пространства и утрате национального консенсуса по поводу базовых ценностей, утративших статус "абсолютных" ориентиров.

В целях усугубления данного процесса оппозиционно настроенные к нам общественные круги Востока и Запада применяют для реализации своих задач следующие идеологические технологии, направленные на раскол единого культурного пространства России.

Первая макротехнология уничтожения русской культуры производит операцию рассечения интернационального и национального целого Российского государства, в том числе и посредством культурно-идеологической экспансии через навязывание нам своей системы ценностей и своего образа жизни. Примером чему может служить повышенная активность тоталитарных религиозных сект, проникающих на территорию России как со стороны Запада, так и со стороны Востока. Сюда относится деятельность таких организаций как небезызвестное "Аум Синрике", секта Муна, "Белое братство", "Хаббард-колледж" и другие.

Вторая макротехнология деструкции русской культуры происходит посредством расслоения ее целостности на структурно-функциональном уровне. Негативные стороны этой операции проявляются в следующих типологических тенденциях, опирающихся на выверенные и безотказно действующие деструктивные принципы.

Принцип первый: разрушение критерия самоопределения.

В связи с переходом к атомарной модели общества русская культура претерпевает процесс разъединения своего некогда единого механизма на его отдельные составные агрегаты в виде культурологических социальных групп, которые, согласно терминологии, используемой Делезом и Фуко, я буду далее именовать субкультурами. В виде примера сюда можно отнести последователей классической субкультуры, современной информационной субкультуры типа "Масс-медиа", субкультуру молодежного мира, представляющую из себя также конгломерат внутриструктурных культурных ориентации, субкультура рок-авангарда (так называемые "панки"), субкультура "люберов", проамериканская субкультура "техно" неотинеиджеров. Плюс, традиционная народная субкультура и так называемая "элитарная" субкультура, подразделяемая внутри себя на два подтипа: 1) элитарно-классическая субкультура и 2) субкультура постмодернизма, также претендующая на элитаризм Сюда же можно отнести и бомонд эстрады, кумиров меломанской публики, которые аналогичным образом причисляют себя к новообразуемой масс-культуре. Каждая из вышеназванных. субкультур ищет свое место и способ самоутверждения в национальном культурном пространстве российского государства.

Однако ускоряющийся процесс деления прежде единого культурного поля России приводит к замедлению интенсивности темпов информационного обмена между вновь возникающими субкультурами, поскольку огромное количество их времени и творческой энергии уделяется на ее идентификацию новообразованной культурной системы и на ее идентификацию через процедуру конвенциональности, проводимую со стороны других субкультур. Таким образом мы видим, что членение культурного пространства замедляет процесс его развития.

Помимо этого создавшаяся ситуация несет в себе еще более негативные последствия. Оказавшись внутри конгломерата субкультур, отдельная субкультура не может осознать свое место в национальном культурном целом, ибо такого целого для нее уже не существует, так как потерян и не определен механизм идентификации этого целого. И поэтому она определяет свое местонахождение среди других разрозненных субкультур, относя себя не как подсистема к системе, а как подсистема к подсистеме. В связи с этим, поскольку теряется единство национального культурного пространства, отдельная субкультура проскакивает через этот системный уровень и выходит в иной, всемирный масштаб, воспринимая себя в качестве его непосредственной части. В таком случае национальный культурный контекст просто-напросто теряет свою необходимость.

На этом и основан второй принцип деструктивной тенденции - принцип идентификационного переноса, проявляющийся в такой процедуре самосознания субкультуры, что происходит в виде соотнесения себя как части к другой части внутрикультурного пространства России. Либо как часть к общечеловеческому целому, определяемому как нечто вненациональное. В такой социально-психологической ситуации очень легко произвести подмену критерия субкультурной идентификации, что, кстати, сейчас и делает Запад, подсовывая нам свой шаблон миропонимания и оценки разнообразных культурных явлений. Наиболее конкретным воплощением реализации этой программы становится внесение в естественный ход распада русской культуры искусственных моделей дополнительного рассечения новообразующихся субкультур и типов возникающих между ними коммуникативных связей.

Одной из таких моделей является неоправданный раздел единого структурно-функционального единства русской культуры на массовую и элитарную, активно культивируемый в изменяющихся современных условиях и постепенно начинающий обретать статус основополагающего критерия, фигурирующего в качестве оценки любых видов достижений современной культуры и идентификации типов культурной деятельности.

На примере подобного рода действий мы покажем конкретную идеологическую работу остальных деструктивных тенденций, разрывающих единое культурно-национальной пространство России.

Третий деструктивный принцип представлен в виде внесения неопределенности в сферу идеологического самосознания, внутри которой происходит процесс связи своих идеологических принципов с критерием самоидентификации. Прежде чем определить себя как элитную, самоопределяющейся субкультуре следует хотя бы знать в чем же состоит ее элитарность как таковая. Ибо сам по себе этот критерий внутри себя достаточно проблематичен. Так как непонятно, по какому основанию происходит расчленение народной массы на элитарную и неэлитарную? По уровню интеллекта? Степени духовного развития? Но в первом случае возникает проблема введения параметров оценки интеллекта со стороны тех, кто собирается этот интеллект оценивать. Речь идет о том, кто вводит параметры элитарности, в какой среде они формируются и с какой целью. Что же касается второго критерия определения элитности, то он вообще не выдерживает никакой критики, поскольку духовно-нравственный и эстетический потенциал любой взятой в отдельности личности в принципе неизмерим.

Допустим, элитарными считают себя те люди, которые мнят себя избранными, лучшими, высокоинтеллектуальными. но что дает им основание для самоосознания себя именно в таком статусе? Чем глубже мы проникаем в эту проблему, тем далее мы погружаемся в неопределенность. Как, например, иерархизировать интеллект? По объему знаний и эрудиции? Но как с этим увязать продуктивность мышления? А по каким параметрам измерять талант?

Приблизительно такой же деструктивный принцип неопределенности срабатывает и на более высоким уровне - в сфере высшей идентификации, где происходит уже не просто определение субкультурной своей оригинальной специфики, но выявление ее особого места в конгломерате других субкультур. Наиболее ярко он проявляется в процессе конвенциональности, когда одна субкультура начинает претендовать на то, чтобы все остальные части субкультурного конгломерата признали ее исключительную роль в современном культурном процессе. То есть по сути дела одна субкультура добивается того, чтобы остальные субкультуры величали ее элитарной и тем самым иденфицировали бы себя как нечто неэлитарное. Что, собственно другие субкультуры принять не могут, поскольку им также хочется прослыть элитарными. Это и делает процедуру конвенциональности отдельной субкультуры в том качестве, в каком ей бы этого хотелось, маловероятным феноменом. Тем более, если учесть что критерий элитарности создается в недрах одиночных субкультур. В этом плане он имеет свою субъективную принадлежность и тем самым уже не может претендовать на роль универсального и объективного средства оценки общекультурных явлений. Именно вокруг таких искусственных критериев и выстраиваются деструктивные тенденции, ликвидирующие конвенциональность как наиболее продуктивную форму коммуникации.

Пятый деструктивный принцип разложения интеграционных процессов, связывающих воедино культурное пространство России, проявляется в эстетической и этической иерархизации оценки субкультур и той социальной аудитории, которая производит и потребляет соответствующего рода художественно-эстетические продукты их деятельности. Это происходит тогда, когда группа людей начинает провозглашать, что вот, дескать, мы интеллектуалы, избранные, лучшие знатоки и ценители искусства, а остальной народ - это будто, стадо, невежественная толпа, и поэтому мы над ним духовно возвышаемся. Следовательно, именно наша деятельность только и может способствовать культурному прогрессу нации. Такая оценочная иерархизация ведет к завышенной самооценке псевдоэлитарной субкультуры, ее самоизоляции, в результате которой она начинает мыслить себя как нечто всенародное.

Но гораздо больше негативных последствий происходит в сфере реализации данного деструктивного принципа на уровне взаимодействия субкультур, к оценке которого каждая культура подходит со своим иерархическим критерием. Поэтому никакой единой сетки параметров идентификации и оценки внутри конгломерата субкультур не вырабатывается. Конвенциональность не достигается, поэтому последствия взаимопересечения в культурном пространстве полисубъективных иерархических критериев, выдаваемых со стороны псевдоэлитарных субкультур, приводит к декоммуникационализации любых форм диалога субкультур и обрекает каждую их них на внутренний монологизм.. Тем более, что зачастую введение иерархических критериев чаще всего происходит искусственно и произвольно.

К тому же следует учесть, что сама модель членения русской культуры на массовую и элитарную является продуктом переноса теоретической схемы осмысления культурной сферы, взятой на западноевропейской идеологии и пересаженной на русскую почву. Этот процесс начался в 50-х годах, начиная с публикации работы американского теоретика антикоммунизма Г.Маклональда под названием "Теория массовой культуры". Впоследствии эта тенденция нашла свое дальнейшее развитие у таких исследователей как у Д.Сеядса, Д.Уайта, П.Мертона, Маклюена и т. д. Одни из них занимали по отношению к масс-культуре отрицательную позицию (Селдс, Макдональд, Мертон). Другие, наоборот, становились ее защитниками (Уайт, Маклюен). Но тем не менее само основание раздела структурно-функционального состава целостной культуры и два иерархически соотносимых друг с другом оппозиционных подслоя, не вызывало у них никаких сомнений. Ибо любая дальнейшая работа с этими категориями, не ставящая под сомнение перспективность их существования, уже свидетельствует о признании западноевропейскими и американскими культурологами этого процесса.

Однако ситуация переноса этих оценочных параметров дифференциально-иерархической идентификации культурных явлений коренным образом противоречит нашему национальному менталитету с его соборностью, (которую я рассматриваю как внутринациональную и межклассовую солидарность), цельностью и "чувством родственного внимания к миру", как определил эту специфику русского самосознания В.Н. Сагатовский в своей работе "Русская идея: продолжим ли прерванный путь?"

Несовершенство вышеизложенной процедуры членения русской культуры на массовую и элитарную очевидно также и в том, что в этой дуалистической оппозиции забывается роль народной культуры, с которой никоим образом нельзя отождествлять, так называемую масс-культуру. Поскольку массовая культура не вырабатывается в сфере трудящихся масс, а привносится туда извне, ибо производство художественно-эстетической продукции массового искусства и контроль за его распределением осуществляет не народ, та же самая элита. Масс- культура это культура для трудящихся масс, но не культура трудящихся масс.

В целом же деятельность масс-культуры, развертывающаяся в современном культурном пространстве России несет в себе заемный характер, негативно влияя на общее духовное состояние русского общества. На основании данных ВЦИОМ "новый год" (1988-1993), Б.В. Дубин в своей статье "культурная динамика и массовая культура сегодня" выделяет следующие последствия ее деструктивной деятельности. А именно: "разложение привычных контуров коллективной идентификации (на государственном и национальном уровнях), сужение пространства межгрупповой солидарности, смещение идентификационных фокусов и полей - от всенародных к локальным, профанным, ограничение временных горизонтов (перспективных ориентации)".

Однако и так называемая элитарная культура также не может занять ведущую роль в прогрессивном движении культурного процесса России, так как ее жизнеспособность невелика, ибо ее культурные достижения не могут аккумулировать в себе достижений всей нации. К тому же всестороннее признание ее деятельности в качестве передовых, наиболее важных и актуальных не выдерживается как в диахроническом, так и в синхроническом аспекте. Поскольку любые формы конвенциональности исторически изменчивы и не могут являться какой бы то ни было абсолютной константой.

Поэтому основной задачей передовой части российской интеллигенции, которой действительно дороги не просто личные и корпоративные, но и национальные интересы должно стать стремление сделать весь свой народ духовно-нравственной и интеллектуальной элитой по отношению к другим национальным культурам мира.