"Германия и Россия стали партнерами. Характерными чертами этого партнерства являются доверие и открытость. Даже если в отдельных вопросах проявляются различные оценки и интересы, мы, исходя из духа дружбы, ищем общие ответы и разумные решения".

1. Эти слова содержатся в речи Федерального канцлера по поводу визита Президента Ельцина в Бонн в мае сего года. Они образно указывают на новое качество германо-российских отношении и могут также служить лейтмотивом для поиска решения сложной проблемы возвращения культурных ценностей.

2. Практическое осуществление международных соглашений по возвращению культурных ценностей, перемещенных в результате второй мировой войны, сталкивается с растущими трудностями. В ходе бесед экспертов стало ясно, что одна из главных причин для этого, очевидно, заключается в том, что сегодня существуют весьма различные мнения о правовом значении уже достигнутых соглашений. Поэтому кажется целесообразным еще раз посмотреть на совокупность фактов, лежащих в основе нынешнего правового положения.

3. Юридический анализ необходимо провести в политическом контексте. Политический характер международных соглашений по возвращению культурных ценностей, перемещенных в результате второй мировой войны, очевиден. Поэтому стоит сначала напомнить о вышестоящей, общей политической целеустановке, которая привела к международным договоренностям и нашла в них свое правовое отражение.

4. При этом речь идет, в первую очередь, о совместном намерении строить будущее в историческом 1990 году. В год окончания "холодной войны" и преодоления раскола Европы Германия и Советский Союз решили окончательно избавиться от теней прошлого и вступить в новую эпоху партнерского сотрудничества. Этот коренной политический поворот получил свою окончательную правовую форму в ряде договоров. Особенно очевидным стало это определение нового курса в Договоре о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве - коротко: Договор о добрососедстве - ив Договоре о развитии широкомасштабного сотрудничества в области экономики, промышленности, науки и техники, оба заключенных 9 ноября 1990 года. Заключение этих двусторонних договоров сочеталось с рядом исторических многосторонних решений по прекращению противостояния Востока и Запада - от заключения 12 сентября 1990 года так называемого Договора "2 + 4" между бывшими оккупационными державами и двумя германскими государствами до принятия Парижской хартии для новой Европы на встрече глав государств и правительств СБСЕ 21 ноября 1990 года.

5. Вряд ли есть необходимость упомянуть о том, что Россия считает обязательными для себя эти внешнеполитические решения и международные договоры Советского Союза: Российская Федерация с самого начала не оставила сомнения в своем желании, чтобы ее считали государством-правопреемником Советского Союза, которое является его продолжателем в качестве субъекта международного права.

6. В политическом отношении договоры 1990 года представляли и представляют собой единое целое: это - выражение новой общности в политических стремлениях, программа широкомасштабного сотрудничества, целеустановка новых взаимоотношений широкого партнерства. Решающее значение для его стабильности по-прежнему имеет общая архитектура договоров. Взаимные интересы, на которых они основываются, не обязательно можно найти в каждой отдельной статье, но обязательно в их совокупности. Связующая сила договоров полностью может развертываться только тогда, когда и толкование отдельных положений служит достижению вышестоящих общих целей. Таким образом можно будет достигнуть цели договоров и углубления партнерства. В преимущественной взаимной заинтересованности в развитии партнерства заключается суть договоров. Нельзя допустить, чтобы ее заслоняли партикулярные интересы, относящиеся только к отдельным обязательствам, а не к вышестоящей общей цели, и приводящие таким образом, к ошибочным толкованиям.

7. Статья 16 германо-советского Договора о партнерстве от 1990 года гласит:
"Федеративная Республика Германия и Союз Советских Социалистических Республик будут прилагать усилия для сохранения находящихся на их территории предметов и памятников культуры другой Стороны.

Они согласны в том, что пропавшие или незаконно вывезенные культурные ценности, находящиеся на их территории, должны возвращаться владельцам или их наследникам".

Договоренность о возвращении культурных ценностей была подтверждена Германией и Россией в Статье 15 германо-российского Соглашения о культурном сотрудничестве от 1992 года:
"Стороны согласны в том, что пропавшие или незаконно вывезенные культурные ценности, находящиеся на их территории, должны возвращаться владельцам или их наследникам".

На проведенных между тем переговорах по претворению в жизнь этой договоренности проявлялись глубокие разногласия в ее толковании и значении. Поэтому рекомендуется подробное рассмотрение ее ключевых элементов.

Предметы искусства/культурные ценности - о чем идет речь?

8. На первом заседании Совместной германо-российской комиссии по взаимному возвращению культурных ценностей 23-24 марта 1994 года в Москве эти понятия были определены следующим образом:
"Стороны были едины в том, что предметом деятельности Совместной комиссии являются культурные ценности, перемещенные в период второй мировой войны и в результате ее последствий. (Пункт 5 Московского протокола 24 марта 1994 г.)

Таким образом, абстрактный предмет возвращения уточнен. О чем конкретно идет речь?

9. Полная юридическая и почти полная фактическая ясность имеется в отношении грабежа культурных ценностей, совершенного национал-социалистской Германией в Советском Союзе, и в отношении места нахождения захваченных предметов искусства. Начиная с лета 1943 года, в частности, "Айнзацштаб райхсляйтера Розенберга" и организация СС "Аненэрбе" ("Наследство предков") осуществляли крупномасштабную вывозку культурных ценностей в Германию. Этот грабеж культурных ценностей был не только нарушением международного права, он был и по идеологии национал-социалистской захватнической войны против СССР - должен был быть непосредственным покушением на культурную самобытность народов Советского Союза.

10. Награбленные советские культурные ценности - вместе с культурными ценностями из других оккупированных территорий - большей частью были заложены на хранение на юге Германии. Американские войска обнаружили более 1000 таких хранилищ, которые они передали в ведомственное подчинение Военной администрации "MFA & A" (Monuments, Fine Arts and Archives - памятники, изобразительные искусства и архивы). Зимой 1945-1946 гг. эти хранилища были ликвидированы, и хранившиеся в них предметы были заложены на хранение и инвентаризированы в четырех центральных сборных пунктах ("Central Collecting Points - в гг. Мюнхен, Висбаден, Марбург и Оффенбах). В сборных пунктах при участии представителей территорий, оккупированных Германией во время войны, были составлены транспорты по возращению культурных ценностей в страны их происхождения. На этих работах был представлен и Советский Союз. В период между 1945 и 1948 гг. в рамках 13 довольно объемистых транспортов в Советский Союз было перевезено несколько сотен тысяч предметов, среди них, например, более 1100 икон из Пскова и Новгорода.

11. Научная обработка всех имеющихся данных по этим операциям еще не закончена. Однако эксперты уже давно исходят из того, что далеко преобладающее число перемещенных из Советского Союза в Германию предметов искусства уже в первые послевоенные годы было возвращено, если военные события не привели к их окончательной утере. Несмотря на это компетентные германские власти стараются обнаружить оставшиеся "трофеи" в целях их возвращения.

12. Что касается вывоза немецких культурных ценностей в Советский Союз в результате второй мировой войны и что касается деталей их места нахождения там, то германская сторона располагает, естественно, лишь ограниченными данными. Несмотря на возвращение существенного количества ценностей в бывшую ГДР, Федеральное правительство, однако, должно исходить из того, что в России все еще находится на складах ок. 200 000 музейных экспонатов, примерно 2 млн. книг и более 3 км архивных документов из Германии. Среди них находятся уникальные свидетельства немецкой культуры и истории, как, например, 80 объектов эберсвальдской находки золотых предметов из ранней немецкой истории, две библии Гутенберга и ценные коллекции картин. Речь идет о части национального культурного наследия, о части культурной самобытности Германии и ее населения. То же самое можно сказать о тех свидетельствах прошлых высоких культур, которые нашли свое постоянное место в германских музеях и которые оставили глубокий след в культурной жизни Германии. Часто открытия немецких археологов стояли в начале таких процессов культурной интеграции. Особенно наглядный пример этому так называемое "Золото Приама", являющееся собственностью Берлинских музеев, которое в настоящее время еще находится в хранилищах Музея им. Пушкина в Москве.

Пропавшие или незаконно вывезенные культурные ценности - что имеется в виду?

13. Правовые эксперты Германии и России еще не могли найти общий ответ на этот вопрос. Если остается открытым вопрос толкования одного из положений международного договора, то необходимо попытаться найти ответ с помощью правил толкования, зафиксированных в Венской конвенции о праве международных договоров от 1969 года. Общее правило толкования указано в Статье 31 Конвенции:
"Договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора".

14. Если начать толкование с выражения "в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам", то, во всяком случае, одно из употребляемых в Договоре о добрососедстве и в Соглашении о культурном сотрудничестве слов является абсолютно ясным и недвусмысленным: словечко или. Выбрав выражение "пропавшие или незаконно вывезенные культурные ценности". Договаривающиеся Стороны, очевидно, хотели выразить, что речь идет о двух разных категориях культурных ценностей: с одной стороны, о пропавших, с другой - о незаконно вывезенных и что каждая из этих двух категорий в отдельности подлежит обязательному возвращению.

15. Также и слово пропавший имеет в обычном своем употреблении ясное значение: этим словом обозначают предметы, место нахождения которых неизвестно. О чьем восприятии здесь идет речь? В контексте статей о возвращении культурных ценностей речь могла идти по логике вещей только о восприятии той стороны, у которой отсутствуют эти ценности. Следовательно, пропавшими необходимо было обозначить те культурные ценности, место нахождения которых собственнику не было известно в момент заключения договора. Если какие-либо государственные учреждения одной стороны располагали сведениями, которые не были доступны другой, то это никак не меняет факт безвестного отсутствия в смысле договоров. При этом важно помнить, что Советский Союз до 1989 года вообще отрицал, что в его владении имеются немецкие культурные ценности.

16. Пропавшие культурные ценности могут, естественно, стать предметом дальнейшей проработки лишь после того, как они снова появляются. В соответствии с этим имеется взаимопонимание о необходимости обмена соответствующей информацией. В этой связи говорится в п. 3 Протокола первого заседания Совместной германо-российской комиссии по взаимному возвращению, состоявшегося 23-24 марта 1994 г. в Москве: "Стороны считают весьма необходимым более тесное и открытое сотрудничество между уполномоченными соответствующей Стороной компетентными специалистами с целью совместной разработки предложений по выявлению и составлению списков культурных ценностей, которые могут быть предметом возвращения. Для этого Стороны обеспечат данным специалистам свободный доступ к таким культурным ценностям в местах их хранения в целях проведения совместной идентификации и специализированной экспертизы и будут создавать им благоприятные условия для работы".

17. Но если пропавшие культурные ценности вновь появились, их правовой статус не требует дополнительного выяснения: текст процитированной выше договоренности о возвращении без какого-либо ограничения констатирует взаимопонимание о том, что "пропавшие... культурные ценности... будут возвращаться". Это однозначно выражает взаимное обязательство по возвращению пропавших культурных ценностей.

18. В соответствии с Договором о добрососедстве и Соглашением о культурном сотрудничестве обязательному возвращению также подлежат незаконно вывезенные культурные ценности. По этой категории сегодня кажется особенно трудно вернуться к первоначальной общей воле обеих Договаривающихся Сторон. Иногда кажется, будто эти слова используются только для того, чтобы вновь бередить раны болезненного прошлого. Как раз этого хотели не допустить авторы Договора о добрососедстве, что, в частности, показывает второй абзац преамбулы:
"Желая окончательно подвести черту под прошлым и внести посредством взаимопонимания и примирения весомый вклад в преодоление раздела Европы..."

19. Значит, Договаривающиеся Стороны хотели прийти к направленному на будущее окончательному урегулированию. При этом отдавали себе отчет в том, что в вопросе о вывезенных в результате второй мировой войны культурных ценностях существовали глубокие, уходящие своими корнями в прошлое, разногласия: в то время как незаконность грабежа культурных ценностей из Советского Союза во время второй мировой войны никогда не отрицалась Федеративной Республикой Германия, правовые позиции относительно вывезенных из Германии в Советский Союз в 1945 г. и позже культурных ценностей были весьма различными. Неужели Договаривающиеся Стороны словами незаконно вывезенные хотели указать только на нерешенные разногласия о прошлом, если они явно заявляют, что хотят подвести черту под прошлым.

20. Мнимое противоречие решается, если применить вышеуказанное правило толкования статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров: необходимо учесть, кроме объекта и целей договора, также систематический контекст других положений, чтобы прийти к правильному толкованию. При этом существенное значение имеет п. 6 ст. 1 Договора о добрососедстве:
"Они (Договаривающиеся Стороны) обеспечивают приоритет общепринятых норм международного права во внутренней и международной политике и подтверждают свою решимость добросовестно выполнять свои договорные обязательства".

21. В соответствии с общепринятыми нормами международного права, приоритет которых здесь подтверждается в обязательной форме, культурные ценности особенно охраняются от изъятия и перемещения во время войны. Важны здесь также упомянутые в ст. 15 Договора о добрососедстве необыкновенные масштабы культурной взаимосвязи и взаимного уважения в ходе многовековой истории:
" ...учитывая многовековое взаимное обогащение культур их народов и их незаменимый вклад в общее культурное наследие Европы..."

22. С учетом этих контекстов ясно проявляется воля Договаривающихся Сторон в момент заключения Договора: они хотели выразить свое уважение охраняемого международным правом культурного наследия партнера и в интересах исторического нового начала своего сотрудничества освободиться от наслоений прошлого. Таким образом, следует понимать слова "незаконно вывезенные" как понятие, относящееся к общей позиции 1990 г., которое было выбрано во избежание спора о событиях 1945 года и позже. В 1990 и 1992 годах Советский Союз/Россия и Германия подтвердили друг другу, что они без ограничений взаимно уважают свою культурную самобытность, что поэтому продолжение перемещения культурных ценностей в одностороннем порядке означает по их нынешнему общему мнению незаконное состояние, и что таким образом перемещенные в одностороннем порядке культурные ценности следует считать сегодня незаконно вывезенными и что они должны быть возвращены.

23. Лишь при таком толковании раскрывается логика равноправного сопоставления двух категорий культурных ценностей: пропавших или незаконно вывезенных. Иначе трудно понять, почему пропавшие культурные ценности подлежат непосредственно обязательному возвращению, а вывезенные в одностороннем порядке культурные ценности только после дополнительной экспертизы об исторической правомерности их перемещения. Стороны хотели договориться о возвращении обеих категорий вывезенных в одностороннем порядке культурных ценностей.

24. Изложенное здесь понимание договоренностей о возвращении культурных ценностей исходит из основных принципов международного права о систематическом и телеологическом толковании и нацелено на будущее.

Даже если его не признавать и придерживаться изолированного, обращенного в прошлое рассмотрения договоренностей о возвращении культурных ценностей, все-таки результат никак не изменился бы: для оценки правового положения по международному праву, относящейся исключительно к моменту перемещения, следует исходить из Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 г., в частности, из п. 2 ст. 46 и 56. В соответствии с этими положениями "произведения искусства и науки и "посвященные искусству и науке учреждения" на оккупированных территориях охраняются от изъятия независимо от того, находятся ли они в частной или государственной собственности. Оторванное от международного права "право победителей", позволяющее любые формы изъятия и взятия трофеев, до сих пор не существует и не существовало и в 1945 г.

25. При относящейся к прошлому оценке, однако, можно было бы прийти к выводу, что в целях обеспечения сохранности и хранения культурных ценностей их перемещение в одностороннем порядке временно можно считать справедливым. Таким пониманием правового положения, казалось, руководствовался Советский Союз в своих действиях. Очевидно, Советский Союз никогда не считал себя собственником обсуждаемых немецких культурных ценностей, поскольку он в большинстве случаев спрятал и держал их в секрете на своей территории в течение более 40 лет. В тех случаях, коща он признал себя владельцем, т.е. по поводу возвращения ГДР немецких культурных ценностей" он употреблял выражение "временное хранение". Если бы сегодня Россия предъявила претензии на собственность на перемещенные в одностороннем порядке немецкие культурные ценности, то это было бы с правовой точки зрения venire contra factum proprium, т.е. вряд ли можно было совместить- это с международно-правовым принципом защиты доверия.

26. В предыдущем разделе были рассмотрены международно-правовые вопросы, имеющие непосредственное значение для толкования и применения процитированных выше в п. 7 договоренностей о возвращении культурных ценностей, содержащихся в Договоре о добрососедстве и Соглашении о культурном сотрудничестве. В рамках политических дискуссий о возвращении наряду с этим обсуждаются также правовые аргументы, ссылок на которые в положениях существующих договоров и соглашений нет. Полности ради ниже рассматриваются эти аргументы. 27. Здесь, во-первых, речь идет о так называемой "restitution in kind". В этой связи российскими экспертами в Совместной комиссии по взаимному возвращению культурных ценностей было выдвинуто следующее требование:
"При невозможности реституции культурных ценностей, вывезенных с территории Советского Союза во время второй мировой войны, эти ценности подлежат замене объектами той же природы и по возможности того же качества, в том числе из культурных ценностей, вывезенных после окончания военных действий из Германии в Советский Союз".

28. Имея в виду трагические события второй мировой войны, такое требование в качестве политической позиции понятно. Можно привести несколько исторических примеров из договорного права (Версальский договор, некоторые мирные договоры после второй мировой войны). Однако такая правовая позиция не находит подтверждение в общем международном праве. Но прежде всего эта позиция не была изложена во время переговоров по выработке действующих договоров и соглашений и не была отражена в какой бы то ни было форме в тексте статей по возвращению.

29. Поэтому следует напомнить в этой связи также о принципе pacta sunt servanda, как, наверное, о самом главном принципе международного права. На уровне политической аргументации следует еще раз подчеркнуть, что основные взаимные интересы, лежащие в основе договоров и соглашений 1990 г., закреплены общей архитектурой договоров, а не обязательно отдельными положениями. Общеизвестно, что Германия в исполнение этих договоров внесла и внесет необыкновенный вклад. Наверное, излишне изложить здесь в отдельности quid pro quo договоров.

30. Еще один аргумент, в пользу которого нет ссылки в положениях договоров и соглашений, относится к совместному письму двух германских министров иностранных дел на имя министров иностранных дел четырех держав по поводу подписания Договора "2 +4" 12 сентября 1990 г. в Москве. В этом письме среди прочего цитируются следующие фразы из Совместного заявления двух германских правительств от 15 июня 1990 г.:
"Изъятия имущества, проведенные на основе прав и верховенства оккупационных властей (в 1945-1949 гг.), являются необратимыми. Правительства Советского Союза и Германской Демократической Республики не видят возможности пересмотреть принятые в то время меры. Правительство Федеративной Республики Германия, учитывая историческое развитие, принимает это к сведению".

Иногда из этого был сделан вывод о том, что Германия отказалась от своих претензий на возвращение культурных ценностей. Российское правительство не присоединилось к подобным выводам, потому что ему известно, что ни указанное письмо двух германских министров иностранных дел, ни Совместное заявление двух германских правительств от 15 июня 1990 г. никакого отношения к вопросу о культурных ценностях не имеют. На самом деле предметом этого письма был вопрос о земельной реформе на территории бывшей ГДР.

31. Тем не менее, и в данном контексте фон, на котором было написано письмо, представляет интерес, ведь он выясняет, какое значение для Советского Союза в 1990 году имело действие "мер, принятых на основе верховенства оккупационных властей". Основной интерес Советского Союза в этом вопросе, например, явствует из следующей формулировки предложения об основных принципах окончательного международно-правового урегулирования с Германией, внесенного 22 июня 1990 г. во время встречи министров иностранных дел в рамках переговоров "два плюс четыре" в Берлине:
"Объединенная Германия признает законность тех мер и решений, принятых четырьмя державами совместно или в каждой из их бывших оккупационных зон, касающихся денацификации, демилитаризации и демократизации. Правомерность этих решений, включая вопросы имущества и земли, не подлежит рассмотрению или пересмотру германскими судами и другими германскими государственными органами"*.

32. Эта советская позиция на переговорах привела к вышеуказанному письму двух германских министров иностранных дел, в котором было выражено признание необратимости земельной реформы в советской зоне оккупации. Цитата со всей ясностью показывает, чего добивался Советский Союз, когда шла речь о признании "мер, принятых на основе верховенства оккупационных властей": мер "денацификации, демилитаризации и демократизации". Однако вопрос о признании перемещения в Советский Союз культурных ценностей "на основе верховенства оккупационных властей" в переговорах 1990 г. никогда не обсуждался. Значит, и в этой связи ссылка на "верховенство оккупационных властей", обосновывающее российскую собственность на немецкие культурные ценности, сегодня было бы venire contra factum propriuin.

33. В дополнение следует отметить, что Федеральному правительству действительно известны документы Союзного Контрольного Совета, относящиеся к реституции перемещенных в Германию культурных ценностей держав-победительниц, однако неизвестны документы, содержащие право на изъятие немецких культурных ценностей. Если бы имелись подобные договоренности (до сих пор Россия документов не представила), то они не соответствовали бы действовавшему тогда и действующему сегодня международному праву. К тому же для Германии они представили бы собой res inter alios acta, так как не дозволено принять решения по охраняемым международным правом правовым позициям третьего лица без его участия. Между прочим, из тогдашней практики оккупационных властей уже ясно, что вряд ли могли бы быть договоренности Контрольного Совета об изъятии немецких культурных ценностей: в действиях, основанных на верховенстве четырех держав не нашла отражения правовая воля к прочному присвоению немецких культурных ценностей. Как было изложено выше (см. п. 25), и поведение Советского Союза в течение многих лет скорее всего указывало на то, что он лишь имел в виду взять вывезенные немецкие культурные ценности на временное хранение.

34. Федеральное правительство будет и далее прилагать усилия, чтобы разрешить нынешний правовой спор дипломатическими средствами. При этом оно преследует цель - как министр иностранных дел К.Кинкель неоднократно заявлял - добиться взаимоприемлемого решения важного также для развития двусторонних отношений вопроса о взаимном возвращении культурных ценностей в соответствии с духом и буквой Договора о добрососедстве.

35. Однако нынешние правовые позиции о правильном правовом толковании договоренностей о взаимном возвращении культурных ценностей (пункт 2 статьи 16 германо-советского Договора о добрососедстве 1990 г. и статья 15 германо-российского Соглашения о культурном сотрудничестве 1992 г.) далеко расходятся. В интересах партнерского разрешения спора о толковании можно было бы также считать целесообразным представление спорных правовых вопросов Международному суду или третейскому суду на решение.
Германия к этому была бы готова.

119841 Москва, ул. Знаменка, 10 тел.:291-"8-16 факс: (095) 291-S5-74 16.02. 95 № 14202-24-2115.4

119841 Znamenkastr., 10 Moscow, Russia tel.: 291-8S-16 fax: (095) 291-85-74 E-mail: Post. mast. a isl. msk. su.

О "Меморандуме", излагающем германскую точку зрения о проблеме культурных ценностей, перемещенных из Германии в СССР в результате второй мировой войны и находящихся ныне на территории Российской Федерации

1. Предмет заключения: определение юридической обоснованности германской позиции по обозначенной в заглавии настоящего Заключения проблеме, изложенной в документе, переданном Министерству культуры РФ посольством ФРГ в Москве.
Этот документ по своему содержанию и реквизитам может квалифицироваться как меморандум. Место и время его составления: г. Бонн, сентябрь 1994 года. Наименование: "Международные соглашения между Германией и Россией по возвращению культурных ценностей, перемещенных в результате второй мировой войны".

2. "Меморандум" - официальный акт или мнение экспертов?
Хотя этот документ по своему содержанию и форме претендует на роль официального акта, многочисленные содержащиеся в нем, мягко говоря, произвольные трактовки и домыслы, недопустимые в официальном акте, требуют рассматривать его лишь как изложение мнения германских экспертов. Тем не менее в дальнейшем для краткости он обозначается как "Меморандум".

3. Ложная посылка в названии "Меморандума". В вышеприведенном наименовании "Меморандума" содержится утверждение о том, что якобы существуют международные договоры между Германией и Россией о возврате культурных ценностей, перемещенных в результате второй мировой войны. Но таких соглашений в действительности нет. Ни в Договоре о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве между СССР и ФРГ от 9 ноября 1990 г. (именуемом далее как Договор о партнерстве), ни в российско-германском Соглашении о культурном сотрудничестве от 16 декабря 1992 г., на которые ссылается "Меморандум", нет какого-либо упоминания о культурных ценностях, перемещенных в результате второй мировой войны. Приписывать международным договорам то, о чем в них даже не упоминается, - это, с точки зрения права, действовать mala fide, то есть недобросовестно.

Для чего же германским экспертам потребовалось прибегнуть к такому приему? Цель достаточно очевидна: "перечеркнуть" все правовые основания владения Россией перемещенными германскими культурными ценностями, чего сделать, действуя bona fide (добросовестно), нет возможности.

4. Правовые основания владения Россией перемещенными культурными ценностями.
Все перемещенные культурные ценности, находящиеся на территории России, являются в силу актов Союзной контрольной власти в Германии и Главного командования Советской военной администрации в Германии (ГК С ВАГ) собственностью Российской Федерации, за исключением тех культурных ценностей, которые подпадают под изъятия, о которых говорится в Заключении о правовых основах решения вопросов, относящихся к культурным ценностям, перемещенным в СССР в результате второй мировой войны от 9 марта 1994 г., подготовленном Институтом государства и права РАН для Министерства культуры РФ (далее Заключение ИГПАН от 9 марта 1994 г.). Все эти акты Союзной контрольной власти в Германии и ГК СВАГ полностью сохраняют свою силу для имущественных отношений, которые возникли или сложились в результате данных актов, что, в частности, следует из статьи 107 Устава ООН, которая гласит:
"Настоящий Устав ни в коей мере не лишает юридической силы действия, предпринятые или санкционированные в результате второй мировой войны несущими ответственность за такие действия правительствами, в отношении любого государства, которое в течение второй мировой войны было врагом любого из государств, подписавших настоящий Устав, а также не препятствует таким действиям".

Пересмотр актов Контрольного Совета по Германии возможен только по взаимному согласию всех четырех держав, осуществлявших верховную власть в Германии в период ее оккупации, а актов СВАГ - только Советским Союзом, а ныне применительно к России - только Российской Федерацией.

В связи с этим необходимо со всей определенностью сказать, что не существует ни одного международно-правового акта, принятого при участии Советского Союза (соответственно России) , который был бы направлен на пересмотр мер по изъятию имущества, принятых на основе прав и верховенства оккупационных властей в Германии, то есть Контрольного Совета по Германии и его органов и Главнокомандующих администрации зон оккупации Германии.

Об этом нет ни слова в Договоре об окончательном урегулировании в отношении Германии от 12 сентября 1990 года, заключенного обеими Германиями (ГДР и ФРГ) и четырьмя союзными державами (Францией, СССР, Соединенным Королевством и США).

Напротив, есть прямое подтверждение этих мер. В связи с подписанием вышеуказанного Договора министры иностранных дел ГДР и ФРГ того же 12 сентября 1990 года направили министрам иностранных дел четырех союзных держав письмо, в котором они среди прочего констатировали следующее положение:
"Меры по изъятию имущества, принятые на основе прав и верховенства оккупационных властей (за 1945-1949 гг.), являются необратимыми. Правительства Советского Союза и Германской Демократической Республики не видят никакой возможности пересмотреть предпринятые тогда меры. Правительство Федеративной Республики Германия, учитывая историческое развитие, принимает это к сведению. Оно считает, что за будущим общегерманским парламентом должно быть оставлено право принятия окончательного решения о возможных государственных мерах компенсации".

Из содержащегося в этом письме указания о том, что оно направлено двумя германскими министрами иностранных дел министрам иностранных дел четырех держав "в связи с подписанием Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии", а также из ссылки на позицию Советского Союза следует, что изложенное в нем заявление являлось необходимым условием подписания этого договора Советским Союзом и что, следовательно, содержание этого письма относится непосредственно к указанному договору.

Германские эксперты, пытающиеся произвольно толковать вышеприведенное положение письма двух германских министров, о чем будет сказано ниже, становятся на явно рискованный путь.

5. Несостоятельность попыток использовать советско-германский Договор о добрососедстве и российско-германское Соглашение о культурном сотрудничестве для лишения юридической силы права России на перемещенные германские культурные ценности.

В пункте 3 настоящего Заключения уже сказано, что эти договоры совершенно не затрагивают (не упоминают) культурные ценности, перемещенные в результате второй мировой войны в СССР и Россию. Следовательно, они не могут затрагивать действительности и тех правовых актов, на основе которых эти ценности были перемещены в Советский Союз (соответственно в Россию). Здесь же мы хотим обратить внимание на то, что германские эксперты, неоднократно ссылаясь в "Меморандуме" на Венскую конвенцию о праве международных договоров, не упоминают статью 28 этой конвенции, поскольку положения этой статьи напрочь опрокидывают всю их искусственную конструкцию.

Статья 28, помещенная в разделе 2 указанной конвенции "Применение договоров" и озаглавленная "Договоры не имеют обратной силы", гласит:
"Если иное намерение не явствует из договора или не установлено иным образом, то положения договора не обязательны для участника договора в отношении любого действия или факта, которые имели место до даты вступления договора в силу для указанного участника, или в отношении любой ситуации, которая перестала существовать до этой даты".

Следовательно, статья 15 Соглашения о культурном сотрудничестве (так же как статья 16 Договора о партнерстве) не распространяется на действия, факты и события 1945-1949 годов, поскольку в ней нет какого-либо указания на намерения сторон придать ее положениям обратную силу и нет каких-либо актов участников Договора, которые позволили бы установить "иным образом", что стороны намеривались придать этим положениям обратную силу. 6. Попытка использовать "косвенные" доказательства.
Не располагая какими-либо доказательствами о намерениях Договаривающихся Сторон придать статье 16 Договора о партнерстве и статье 15 Соглашения о культурном сотрудничестве обратную силу, германские эксперты хватаются, как говорится, за соломинку.

В пункте 8. "Меморандума" приводится следующий довод:

"На первом заседании Совместной германо-российской комиссии по взаимному возвращению культурных ценностей 23-24 марта 1994 г. в Москве эти понятия (предметы искусства - культурные ценности) были определены следующим образом:
Стороны едины в том, что предметом деятельности Совместной комиссии являются культурные ценности, перемещенные в период второй мировой войны и в результате ее последствий". (Пункт 5 Московского протокола от 24 марта 1994 г.).

На основании этой протокольной записи германские эксперты спешат сделать вывод о том, что "абстрактный предмет возвращения по Договору и Соглашению наконец-то был уточнен: это не вообще культурные ценности, а именно культурные ценности, перемещенные во время и в результате второй мировой войны. Иначе говоря, они утверждают, что упомянутая Совместная комиссия дала аутентичное толкование соответственно статьям 16 и 15 Договора и Соглашения.

В этом выводе опять же присутствует mala fide германских экспертов: в протокольной записи речь вовсе не идет о предмете указанного "вывода" и тем более не о толковании каких-либо международных актов, а лишь о том, чем будет заниматься Совместная комиссия.

Во-вторых, и это главное: Совместная комиссия не правомочна давать аутентичное толкование международных договоров между Россией и Германией, касающихся возврата культурных ценностей. Положение о Государственной комиссии по реституции культурных ценностей, утвержденное постановлением Правительства РФ 28 декабря 1992 г., не дает такого права российской Государственной комиссии, из чего следует, что и Совместная комиссия таких правомочий иметь не может.

Приведенную выше протокольную запись Совместной комиссии следует понимать в том смысле, что эта комиссия должна заниматься в целях возвращения выявлением всех культурных ценностей, разграбленных и вывезенных из России германскими войсками, и рассматривать соответствующие обоснованные претензии германской стороны (о том, в каких случаях культурные ценности, являвшиеся неприятельской собственностью, подлежат возврату - см. Заключение ИГПАН от 9 марта 1994 г.).

Если же Совместная комиссия действительно имела в виду дать толкование упомянутым международным договорам, то ее мнение как выраженное ultra vires (за пределами полномочий) является юридически ничтожным. Совершенно очевидно, что нет никаких документов, составленных обоими участниками Соглашения о культурном сотрудничестве либо одним из его участников (РФ или ФРГ) и принятых другим участником в качестве документа, относящегося к этому договору, которые бы устанавливали, то есть доказывали, что намерением сторон указанного договора было придать ему обратную силу в отношении событий перемещения культурных ценностей в результате второй мировой войны.

7. Попытка исказить (ограничить) смысловое содержание обязательства Германии признавать необратимость мер по изъятию имущества, принятых на основе прав и верховенства оккупационных властей.

В пункте 30 "Меморандума" утверждается, что обязательство Германии, предусмотренное в письме министров иностранных дел ГДР и ФРГ от 12 сентября 1990 г. (см. пункт 4 выше), "не имеет никакого отношения к вопросу о культурных ценностях", и что "предметом этого письма был вопрос о земельной реформе на территории ГДР".

Между тем каждому правоведу известно, что юридическое значение имеет не то, о чем "думал" законодатель, а то, что записано в законе. Этот юридический постулат действителен и для международных обязательств, выраженных expressis verbes.

Приведенный в пункте 4 выше текст письма ясен и категоричен. Он не предусматривает каких-либо исключений в отношении какого бы то ни было имущества.

О надуманности аргументации германских экспертов свидетельствуют и те материалы переговоров, на которые они ссылаются. Так, земельная реформа осуществлялась только в ГДР, а обязательство признать необратимость мер оккупационных властей в отношении имущества касается всей Германии.

В материале, который в пункте 31 "Меморандума" приводится якобы в подтверждение того, "основной интерес Советского Союза" при подписании Договора от 12 сентября 1900 г. заключался в признании Германией решений четырех держав, касающихся денацификации, демилитаризации и демократизации Германии, речь идет не только о земле, но и о германском имуществе вообще. И наличие указанного "основного интереса" Советского Союза вовсе не означает, что у него не было других интересов, в частности, связанных с мерами по изъятию германского имущества.

8. Толкование в "Меморандуме" понятий "пропавшие" и "незаконно вывезенные" культурные ценности преследует все ту же цель: доказать, что статья 16 Договора о партнерстве и статья 1 Соглашения о культурном сотрудничестве имеют в виду возврат в Германию культурных ценностей, перемещенных в СССР в результате второй мировой войны.

То, что при этом германские эксперты в пунктах 9, 10 и 11 "Меморандума" признают обязанность Германии вернуть России ее культурные ценности, разграбленные во время войны, практического значения не имеет, ибо, как известно, германская сторона утверждает, что таких ценностей на территории Германии больше нет.

Тексты толкуемых в "Меморандуме" статей гласят: "Федеративная Республика Германия и Союз Советских Социалистических Республик будут прилагать усилия для сохранения находящихся на их территории предметов и памятников культуры другой стороны.

Они согласны в том, что пропавшие или незаконно вывезенные культурные ценности, находящиеся на их территории, должны возвращаться владельцам или их наследникам" (статья 16 Договора о партнерстве). "Стороны согласны в том, что пропавшие или незаконно вывезенные культурные ценности, находящиеся на их территории, должны возвращаться владельцам или их наследникам" (статья 1 Соглашения о культурном сотрудничестве).

Германские эксперты правы в том, что при толковании международного договора используемым терминам следует придавать обычное их значение в контексте, как это предусматривается в пункте 1 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров.

В соответствии с этим общим правилом толкования термин "незаконный вывоз" в обеих вышеприведенных статьях означает такой вывоз, который совершается вопреки национальным правилам о вывозе, действующим в данной стране (в данном конкретном случае - в России или в ФРГ). Именно такое значение этому термину придается, в частности, в статье 3 Конвенции о мерах, направленных на запрещение и предупреждение незаконного вывоза и ввоза и передачи права собственности на культурные ценности от 14 ноября 1970 г. Только такой смысл и может иметь этот термин применительно к отношениям по поводу вывоза культурных ценностей, возникшим после вступления в силу рассматриваемых Договора и Соглашения.

Что же касается оценки законности или незаконности действий Германии, с одной стороны, и СССР - с другой, по вывозу культурных ценностей в ходе и в результате второй мировой войны, то, как это указывается в Заключении ИГПАН от 9 марта 1994 г., этот вопрос не может одинаково решаться для обоих этих государств.

Германия - государство, развязавшее агрессивную войну в Европе и несущее международную ответственность за это тягчайшее международное преступление. Советский Союз - государство, подвергшееся агрессии и в силу этого имеющее законное право на возмещение ущерба, причиненного, ему агрессором.

Вывоз Германией культурных ценностей с территории СССР в ходе второй мировой войны представляет собой составляющую часть преступных действий Германии и потому является незаконным.

Вывоз культурных ценностей с территории Германии в СССР в силу актов Союзной контрольной власти в Германии и ГК СВАГ в компенсацию причиненного СССР ущерба является, как это обосновано в Заключении ИГПАН от 9 марта 1994 г., законным. И лишь вывоз такого рода ценностей не на основе приказов СВАГ может, как правило, признаваться незаконным.

В противоположность ясным правовым положениям, приведенным в данном пункте и в пункте 5 выше, германские эксперты в пункте 22 "Меморандума" пускаются в абсурдные домыслы о том, что СССР и Германия якобы "выбрали" в контексте статьи 16 Договора о партнерстве понятие "незаконный вывоз", дабы избежать "спора(!) о событиях 1945 года и позже" и что в 1990 и 1992 годах СССР/Россия и Германия, исходя из безграничного уважения их культурной самобытности, якобы согласились, что "продолжение перемещения культурных ценностей (так в тексте перевода) в одностороннем порядке означает по их нынешнему общему мнению незаконное состояние и что таким образом перемещенные в одностороннем порядке культурные ценности следует считать сегодня (!) незаконно вывезенными и что они должны быть возвращены".

В подтверждение этих домыслов в отношении якобы совместной позиции СССР/России и Германии никаких документальных доказательств в "Меморандуме", естественно, не приводится.

А указанные домыслы действительно совершенно абсурдны. Оказывается, государства, дабы избежать некоего спора между ними, "выбрали" (читай: придумали) понятие, которому следует придавать не его обычный, а скрытный, только им известный смысл.

И в результате этого скрытого замысла, законно вывезенные более пятидесяти лет тому назад германские культурные ценности следует якобы считать "сегодня" вывезенные незаконно, односторонне, без согласования с германским правительством, которого в то время вообще не существовало. В результате всех таких несуразных "хитростей" государство-агрессор и жертва агрессии оказались уравненными в своих правах, Россия лишается возможности возместить ущерб, причиненный ее культурному достоянию за счет культурных ценностей государства, причинившего ущерб, т.е. Германии.

И такая линия, хотя и не столь явно, как в пункте 22, проводится на протяжении всего "Меморандума" под аккомпанемент заявлений об изменившихся политических обстоятельствах, оценка которых дана ниже (см. пункт 11).

Толкованию другого термина статей 16 и 15 о "пропавших" культурных ценностях посвящены пункты 15, 16, 17 и 23 "Меморандума".

В пункте 15 "Меморандума" термин "пропавшие" (в немецком тексте verschollene - исчезнувшие) определяется как "предметы, местонахождение которых неизвестно".

С этим можно было бы согласиться, если бы в соответствии с обычным значением этого термина обозначались предметы, похищенные, потерянные или неизвестно где забытые.

Но вряд ли кому придет в голову таким образом обозначать предмет, конфискованный государственной властью. Однако именно к такому абсурдному утверждению приходят германские эксперты. Они считают, что "пропавшими" в указанных статьях обозначены все те же перемещенные культурные ценности, являвшиеся объектом конфискации или реквизиции со стороны СВАГ, которая была в Советской зоне оккупации Германии единственной законной властью.

Естественно, не могут считаться пропавшими или исчезнувшими предметы, местонахождение которых доподлинно известно сторонам международного договора: германской стороне - по крайней мере с 1989 года и уже, во всяком случае, в 1992 году, когда заключалось Соглашение о культурном сотрудничестве, а российской стороне - с момента их перемещения в 1945- 1949 годах на российскую территорию.

Значит ли это, что участники договора по каким-то скрытным причинам обозначили известное как неизвестное, то есть обманывали друг друга?

Если это так (применительно к рассматриваемым статьям 16 и 15), то договор может, согласно статье 49 Венской конвенции о праве международных договоров, быть объявлен недействительным.

Понимают ли германские эксперты, на какой опасный путь может привести манипулирование терминами договора вопреки их обычному смыслу?

Несостоятельность попыток германских экспертов недобросовестно толковать указанные термины договоров является дополнительным свидетельством того, что участники этих договоров не имели в виду распространить задним числом предусмотренные этими договорами обязательства на культурные ценности, перемещенные в Советский Союз (соответственно в Россию) в результате второй мировой войны, то есть не имели в виду придавать этому обязательству обратную силу.

9. Ссылки на Гаагскую конвенцию о законах и обычаях сухопутной войны 1907 года, содержащиеся в "Меморандуме", не обоснованы.

Действительно эта конвенция не допускает изъятия воюющими сторонами "произведений науки и искусства" и посягательства на "посвященные науке и искусству учреждения". Но конвенция заключалась в то время, когда война согласно международному праву считалась законным средством разрешения международных споров, была ultima ratio (последним прибежищем) для разрешения таких споров. С тех пор международное право претерпело существенные изменения.

Ныне агрессивная война признается не просто международным правонарушением, а тягчайшим преступлением. И изменения международного права в этом направлении начались сразу же по окончании первой мировой войны. Они коснулись прежде всего вопросов об ответственности государства-агрессора, в том числе его материальной ответственности. Ныне государство-агрессор несет материальную ответственность в принципе всем своим национальным достоянием.

Уже в соответствии с Версальским мирным договором и с другими договорами версальской системы (Сен-Жерменским, Трианонским, Нейиским, Севрским) вражеские государства несли ответственность не только за счет государственного, но и частного имущества, к которому согласно Гаагской конвенции 1907 г. по степени защиты приравнивались "произведения науки и культуры" и "посвященные искусству и науке учреждения". Мирные договоры 1947 года и Сан-Французский мирный договор с Японией подтвердили и конкретизировали эти правила ответственности государства-агрессора. Ныне меры по изъятию имущества не допускаются только в отношении собственности религиозных организаций и частных благотворительных учреждений, при условии что эта собственность используется именно для религиозных и благотворительных целей. Последняя норма, естественно, применима и к Германии, но не более того.

10. Об обязанности Германии при невозможности возвратить вывезенные из Советского Союза культурные ценности заменить их ценностями того же рода и приблизительно равноценными. Германские эксперты возражают против такой обязанности. В пункте 28 "Меморандума" по этому поводу говорится, что такая "позиция не находит подтверждения в общем международном праве" и "не была отражена в какой бы то ни было форме в тексте статей по возвращению", то есть в рассматриваемых статьях 16 и 15 договоров. В действительности это далеко не так.

Во-первых, в пункте 9 выше было указано, что ныне согласно общему международному праву государство-агрессор отвечает за причиненный им ущерб всем своим национальным достоянием.

Во-вторых, положение о компенсации утраченных предметов культуры предметами того же рода и приблизительно равноценными содержится в мирных договорах 1947 года с Италией, Болгарией и Венгрией, что следует рассматривать как воспроизведение сложившейся обычно-правовой нормы общего международного права.

В-третьих, в 1990 и 1992 годах, когда заключались рассматриваемые договоры между СССР/Россией и Германией, последней были хорошо известны соответствующие положения мирных договоров 1947 года. И Германия не могла не понимать, что ее ответственность в этом отношении не может быть меньше, чем ответственность других вражеских государств. Надо полагать, что именно поэтому она не поднимала вопроса о перемещенных культурных ценностях ни при заключении Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии, ни при заключении договоров, о которых ведут речь германские эксперты в "Меморандуме".

11. О политических аргументах в "Меморандуме". Вопреки подзаголовку "Меморандума" - "Правовое положение с германской точки зрения", на протяжении всего "Меморандума" в обоснование германской точки зрения используются политические аргументы об изменении отношений между СССР/Россией и Германией в пользу добрососедства, партнерства и сотрудничества.

Это "политическая аргументация" используется опять же в целях придания некоего иного смысла обязательствам сторон, касающимся культурных ценностей, по Договору о партнерстве и по Соглашению о культурном сотрудничестве, чем это должно следовать из соответствующих текстов этих договоров.

Этих "политических аргументов" данное заключение не касается, поскольку они не имеют юридического значения. Согласно международному праву изменение общего характера взаимоотношений между участниками договора (в лучшую или худшую сторону) не может влиять на их обязательства в соответствии с договором.

12. Общий вывод. Выше приведены основные международно-правовые соображения, обосновывающие юридическую несостоятельность рассматриваемого германского "Меморандума".

Из этого следует, что полностью сохраняет свое значение Заключение ИГПАН от 9 марта 1994 г., юридически обосновывающее безусловную законность вывоза в СССР (соответственно в Россию) германских культурных ценностей в период 1945-1949 годов и установление права собственности России на часть находящихся на ее территории перемещенных германских культурных ценностей.

Доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Е.Т.УСЕНКО

Доктор юридических наук, профессор Н.А.УШАКОВ

Руководитель Центра международно-правовых исследований Г.М.ДАНИЛЕНКО

Руководитель Центра правовых проблем международных экономических отношений А.Г. СВЕТЛАНОЙ

Заместитель директора Института государства и права РАН Ю.Л.ШУЛЬЖЕНК.0

1. В настоящее время с германской стороны выдвигаются инициативы о необходимости решения вопроса о возвращении культурных ценностей, пропавших или незаконно вывезенных из Германии в ходе второй мировой войны и в послевоенный период урегулирования. При этом в качестве аргументации о необходимости такого возврата приводятся ссылки на соглашения, заключенные СССР (Россией) с Германией в 90-е годы.

Авторы этих инициатив приходят зачастую к выводу, что с момента подписания германо-советского Договора о партнерстве 1990 г., Соглашения о культурном сотрудничестве 1992 г. и договоренностей, достигнутых в рамках германо-российской Комиссии по взаимному возвращению культурных ценностей, у российской стороны возникло безусловное обязательство передачи любого объекта культуры, вывезенного из Германии и хранящегося до настоящего времени в России.

2. Одним из исходных моментов в приводимой аргументации является утверждение, что используемый в международном договоре термин "пропавший" означает предмет, местонахождение которого неизвестно. Однако необходимым элементом пропажи вещи является ее утрата, момент и условия которой собственнику были неизвестны.

3. Таким образом, слово "пропавший" имеет в обычном своем употреблении ясное значение: этим словом обозначаются предметы, момент и условия утраты которых, равно как и местонахождение которых, собственнику неизвестны.

4. Принимая во внимание сказанное, а также с учетом ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г., предусматривающей в том числе, что термины договора должны толковаться также в свете объекта и целей договора, далеко не любой объект культурных ценностей, обнаруженный на территории России, в настоящее время подлежит обязательной передаче в Германию.

5. Ни один из заключенных с участием СССР (России) договоров не имел целью осуществить ревизию международно-правовых документов, а также законов и других актов Союзной Контрольной власти в Германии, а также актов Советской Временной Администрации в Германии.

6. Что касается документов, то они четко определили круг лиц, изъятие имущества у которых являлось правомерным. Причем применительно к имуществу этих лиц меры по изъятию осуществлялись вне зависимости от того, были ли они соответственно информированы или изъятие осуществлялось в их отсутствие, что в условиях войны и послевоенного периода было часто неизбежным.

7. Таким образом, полное толкование термина "пропавшие" культурные ценности, подлежащие возврату владельцам или их наследникам, для целей рассматриваемого Договора означает: культурные ценности, принадлежащие лицам, не подходившим под категорию военных преступников, нацистов и милитаристов, как они определены на Потсдамской конференции, законах и иных актах Контрольного Совета и приказов Главнокомандующего Советской Военной Администрации, момент и условия утраты которых, равно как и местонахождение которых, собственникам или их наследникам неизвестно.

8. Такое толкование договора должно подразумевать, что лицо, заявляющее о правах на объекты культуры, нахождение которых в России становится известно, имеет право на получение их в случае, если это имущество не принадлежало лицу, подпадающему под категорию военного преступника, нациста или милитариста.

9. Этот принцип следует принимать в расчет при определении случаев "незаконного вывоза" культурных ценностей.

10. Из сказанного можно сделать вывод: центральное место в числе проблем возврата культурных ценностей частным лицам занимают проблемы определения действительности прав немецких граждан (их наследников), а также наличие или отсутствие изложенных препятствий к возврату.

11. В настоящее время любой гражданин Германии имеет право заявить иск в российский суд с требованием передать ему культурные ценности со ссылкой на то, что они "пропали" или были незаконно вывезены. Однако при этом должно быть доказано наличие законных прав на ценности и отсутствие указанных препятствий. Действующее российское законодательство не устанавливает в этой связи каких-либо ограничений для иностранных граждан.

12. Возможность судебной защиты иностранными гражданами своих имущественных прав, предоставление им в российском суде национального режима ставит под сомнение общую направленность инициатив, высказываемых германской стороной.

13. На наш взгляд, акценты обсуждения на дипломатическом уровне должны быть смещены в сторону решения гражданско-процессуальных проблем. Это означает, что справедливое решение спорных вопросов легче достигаемо при наличии между государствами адекватного договора по вопросам правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам. Работа в этом направлении способствовала бы развитию сотрудничества России и Германии в столь важной гуманитарной области.

Заключение подготовлено

Центром правовых проблем международного экономического сотрудничества Института государства и права РАН

Руководитель Центра правовых проблем международного экономического сотрудничества Института государства и права РАН

А.Г.СВЕТЛАНОВ

Оглавление

Следующая