год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Известно, что в ответ на вопрос Алисы в Стране Чудес, "как мне попасть в дом?", Швейцар Герцогини философски заметил: "А стоит ли туда попадать? Вот в чем вопрос." Примерно таким же вопросом задается профессор Ю.М.Осипов в своих философско-экономических трудах.

Если бы к его трилогии "Теория хозяйства" понадобился подзаголовок, то, возможно, вполне уместным оказалось бы словосочетание: " Х1Х век - полит- экономия, ХХ век - экономиксы (по типу "кукрыниксов"), ХХ1 век - что дальше?" Именно эта проблема то и дело возникает перед читателем учебника.

Ну, и что же дальше?

Горький опыт прошловековой политэкономии, в коей наши экономисты обретались почти все истекающее столетие (а многим, по всей видимости, не судьба выбраться из Х1Х века до гробовой доски) показывает, что в рамках одних только экономических наук движение дальше очень затруднено. А может быть - вообще заводит в тупик. Это подтверждается не менее горьким опытом модерновых экономиксов, которые преодолели квазирелигиозные догмы разного рода утопий, начиная с марксистской, но не принесли счастья ни мировой, ни в особенности отечественной экономике. Стало быть, надо пытаться выйти за явно тупиковые рамки кастового цеха экономистов. И не исключено - за рамки бэконовской науки в целом, памятуя, что в конце ХХ века она далеко не всем представляется той единственно конструктивной формой общественного сознания каковой виделась марксистам и подавляющему большинству немарксистов мира науки.

В отношении выхода за рамки экономических наук главная трудность - преодоление глубоко вкоренившегося в разум и душу экономистов, я бы сказал, великодержавного экономического шовинизма. Отнюдь небезосновательного, между прочим.

Напомню, что по меньшей мере с 1985 года, если не раньше, от имени всего советского обществоведения выступали всегда экономисты. И только экономисты Робкий шопот социологов не был слышен. Да если бы власть имущие и услышали - все равно бы не поняли, потому что пределом их понимания был и остался рубль. Ну, в крайнем случае - доллар. Историки и философы были слишком ском-прометированы все более явной скандальностью марксистско-ленинской истории и философии. На филологические науки стыдливо не обращали внимания по той уважительной причине,что для почти всех наших научно-культурно-политических деятелей было и остается труднейшей проблемой выбирать цензурные выражения (во всех смыслах последнего понятия). Да и вообще у всех нас были и остались чудовищные недоразумения с литературным русским языком.Политологи и куль- турологи во всем мире по сию пору находятся в стадии эмбрионального развития и мало что могут сказать с категоричностью более матерых обществововедов. К голосу деятелей военных и военно-морских наук всегда начинают прислушиваться только 10 мая 1945 года. Услышать и тем более понять хоть одно слово юриста нам мешает тотальный правовой нигилизм - неизбежный спутник всякого авторитарного общества, включая российское и вообще почти любое азиатское. Психологи опасались повторения трагической судьбы Бехтерева, усомнившегося в нормальности психики Сталина. А поскольку теперь более чем ясно, что в политике, науке и культуре людей с устойчивой психикой не было, нет и быть не может - понятно, что поле деятельности психологов очень похоже на минное.

И только экономисты, как ни в чем не бывало, десятилетиями том за томом сочиняли свою СОФЭ - "систему оптимального функционирования экономики". Стараясь не думать о том, что в том вселенском стройбате, каковым является любая разновидность казарменного коммунизма (социализма), всякая экономика неизбежно оборачивается дедовщиной, возведенной в ранг государственной политики и сути общественной жизни.

Может ли быть оптимум у дедовщины? Этот вопрос остается без ответа доселе.

С такой вот самоуверенностью экономические науки играли роль России в СССР, оставляя на долю прочих общественных дисциплин роль чукотских нацио-нальных округов. И единственным слабым утешением для соответствующих чукчей было то, что физики целых полвека относились к экономистам столь же высокомерно, сколь те к лирикам прочего обществоведения. Правда, они кончили столь же плачевным образом.

И даже привычное словосочетание "социально-экономическое" (например, в хорошо знакомых мне учебниках по социально-экономическому прогнозирова-нию) всегда означало на 99% "экономическое" и только на 1% - пресловутый и презренный"соцкультбыт",финансируемый всяким уважающим себя экономистом только "по остаточному принципу".

Как преодолеть "великодержавный экономический шовинизм"? Каким образом понять экономику пусть крайней, но равнопорядковой в ряду таких же потенциально конструктивных общественных дисциплин, как социология, этно- логия, политология, культурология, психология и так далее, до истории с её так и не выученными нами уроками включительно?

Это - первая мысль, на которую наводит чтение осиповской "Теории хозяйства".

Eще сложнее обстоит дело с выходом за рамки науки, что всегда считалось вопиюще предосудительным.

По свойственной человеку аберрации не только зрения, но и мышления, мы ошибочно отождествили формы общественного сознания с нашими органами чувств, где, как утверждают, 80% информации дает зрение, а всякие там обоняния и осязания являются величиной, которой можно пренебречь. Объявив науку "зре-нием человечества", мы слишком высокомерно отнеслись к остальным шести её сестрам-близнецам. Облыжно считали, что самый большой комплимент философии - провозглашение её все той же наукой. Хотя это - то же самое, что назвать женщину почетным мужчиной. Или наоборот, мужчину - почетной женщиной. Разнополые близнецы! Очень непохожие друг на друга. Искусство в школе подменили искусствоведением. Мораль - этикой. Право - абстрактно- платоническим правоведением, не имеющим ничего общего с реалиями жизни. Политику - столь же абстрактной политологией, прикрывающей неизбывный срам политиканства. Наконец, религию - квазирелигией марксизма.

И только когда заподозрили, что наука без философии, морали, эстетики, права, политики, религии ведет напрямую к глобальной катастрофе, не оставляя человечеству шансов пережить ХХ1 век - начинается - еще только начинается! - переоценка ценностей.

Возникает проблема перехода от микро- и макроэкономического мышления к мега - или, если угодно, метаэкономическому. Точнее, к подчинению экономических критериев критериям выживаемости в эпоху перерастания глобальной проблемной ситуации в критическую и далее, вполне возможно, катастрофическую.

Когда земной "Титаник" оказывается в паре кабельтовых от гибельного айсберга, вряд ли уместно по-прежнему ставить на первое место вопрос о цене билетов на спасательные шлюпки. Важнее принять во внимание возможные альтернативные средства спасения. Тем более, что никаких шлюпок на всех все равно не хватит. И еще важнее подумать, как отвернуть от грядущей катастрофы таким образом, чтобы никаких шлюпок вообще не понадобилось. Иными словами, возникает вопрос, а надо ли "Титанику" обязательно через айсберги на Запад? Или выбрать курс если не на Юг, то может быть на Восток?

Экономика учит нас, согласно Жванецкому, что грибы надо обязательно приобретать возможно дешевле. Желательно по 3.50, пусть поганые. Философия, в противоположность ей, задается вопросом, не разумно ли в иных ситуациях, смахивающих на современную, предпочесть пусть по 5.90, но зато не мухоморы. Отсюда проистекает вопрос уже не просто о равнопорядковости фило-софии в ряду других форм общественного сознания, начиная с науки. Скорее, о приоритете философии в этом ряду. Весьма показательно, что все чаще слышим слова о желательности развития философии политики и права, науки и культуры, образования и народонаселения, освоения земли и космоса. И, не в последнюю очередь, философии хозяйства. Это - вопрос о своего рода прикладной фило- cофии, которая помогает различным формам общественного сознания и практи-ческого поведения лучше осознать себя, чтобы вернее определить путь своего дальнейшего развития.

В контексте общего развития человечества.

С этой точки зрения, понятно, почему профессор Осипов Ю.М. назвал Ученое Собрание при Центре общественных наук МГУ именно философско- экономическим. А не, скажем, этико- или эстетико-экономическим.

И почему через его трехтомник "Теория хозяйства" красной нитью проходит парадигма, "согласно которой основной смысловой крен делается в философскую, т.е. мировоззренческую, размыслительную сторону" ( т.3, с.5).