год 2010-й - более 30.000.000 обращений

§ 1. Генералы из "кухаркиных детей"
§ 2. В погоне за "казанским кладом"
§ 3. Чехо-словацкий след "казанского клада"

Дальнейшая судьба золотого запаса Российской империи оказалась тесно связанной с гражданской войной "красных" и "белых" и иностранной военной интервенцией. Брест-Литовский мир, подписанный 3 марта 1918 г. главой большевистской мирной делегации Григорием Сокольниковым, окончательно расколол российское образованное общество на "пораженцев" (большевиков) и "патриотов", причем в лагере последних оказалось как большинство "царского" кадрового офицерства (1), так и "леваки" из эсеров и меньшевиков. Характерны в последнем случае признания левой эсерки-террористки Ирины Каховской из ее "Тюремной тетради", недавно обнаруженной молодым исследователем Ярославом Леонтьевым в одном из московских архивов: "Вообще после Брестского мира я уже была обречена, и не здесь, так в другом месте погибла бы…" (2)

Вопреки широко распространенному в литературе мнению, что за год - между Февральской революцией 1917 и мартовским Брестским миром 1918 старая "царская армия" полностью разложилась и разбежалась по домам, на деле все обстояло не так просто. Действительно, подавляющее большинство насильственно мобилизованных солдат из крестьян либо уже с осени 17-го года "ударились в бега" - дезертировали, либо после заключения в декабре 17-го года большевиками военного перемирия с "германцем" законно (с бумагой) "комиссовались" и подались в родные деревни, образовав тот слой из "человеков с ружьем", на который позднее опирались и "красные", и "белые", и "зеленые" (батька Махно и другие атаманы).

Иная картина сложилась в офицерском корпусе. За годы Первой мировой войны с ее громадными потерями в младшем и среднем офицерском составе довоенного времени уже царские власти с 1915 г. вынуждены были снять прежние сословные ограничения для принятия в военные школы прапорщиков (лейтенантов) и производства в офицеры - брали любого, лишь бы он был "грамотным" (т.е. имел четыре класса начальной школы). Так образовалась к февралю 17-го года большая прослойка "офицеров военного времени", которые и стали основной ударной силой февральской "революционной демократии".

Однако значительная часть этих штабс-капитанов "военного времени" все же чуралась политики, старалась держать нейтралитет, примыкая к другим "демократам" довоенной формации, также вышедших из низов.

Типичный пример такого "генерала из крестьян" являл один из главных героев этой книги - Павел Петрович Петров (1882-1967). Выходец из бедной крестьянской семьи Псковской губернии, он был, как говорят американцы, "self made man" - "сам себя сделавший человек". Рано пристрастившись к чтению, он сразу попал во второй класс сельской земской школы, да потом еще и сам "преподавал" (читал букварь) первоклашкам в 11 лет.

Грамотей в псковской деревне в конце прошлого века был редким явлением. И нет ничего удивительного в том, что 12-летнего Пашу Петрова вскоре взяли в волостные писари - переписывать списки призывников, земских налогов, составлять протоколы сельских крестьянских сходов, записывать жалобы и даже… выписывать паспорта и заполнять векселя.

Мальчик на свое жалование - целых 8 рублей в месяц (корову можно было сторговать за пять!) - содержал всю большую семью своих родителей, хотя мать и отец (вскоре он стал подрабатывать деревенским портным) трудились в поле и на подворье от зари до зари.

Через три года - новое счастье: Пашу в 15 лет берут письмоводителем (секретарем) к земскому начальнику - молодому помещику, "народному заступнику". Здесь уже платили целое состояние - целых 20 руб. в месяц на хозяйских харчах, при своей комнате да плюс роскошная библиотека, которой хозяин разрешил пользоваться без ограничений. Да еще "образованное" общество - начальник, его жена и ее сестра - все воспитывали мальчика, выправляли неправильные ударения в мудреных иностранных словах, научили пользоваться ножом, вилкой и салфеткой, сморкаться в платок, а не через колено. Словом стал Паша настоящим "барчуком", не чета своим братьям и сестрам.

Понятное дело, в "крестьянство" юношу уже не тянуло, особенно, после четырех лет работы у земского начальника и "барской" жизни не на полатях в избе, а в собственной отдельной комнате с кроватью при чистых простынях.

Вначале была мысль податься в учительскую семинарию, но в 1902 г. вышли новые правила для поступления в юнкерское училище (2-3 года обучения), значительно облегчавшие доступ в них "кухаркиным детям".

И Павел рискнул - в 1903 г. накопив денег от жалования, сам поехал в Петербургское юнкерское училище и начала поступать "с улицы". Сдал все экзамены успешно, но недобрал 1/10 балла (по закону Божьему) и… пролетел.

Но не сдался, вернулся домой и той же осенью поступил добровольцем (вольноопределяющимся) в Иркутский пехотный полк, дислоцированный в Пскове. Прослужил год и в 1904 г. вновь (но уже как солдат) был направлен в то же Петербургское юнкерское училище. И поступил!

Проучился успешно два года и 24 марта 1906 г. был выпущен "прапором" (мл. лейтенантом) и причислен к 3-му Финляндскому пехотному полку

И тянуть бы Павлу Петровичу всю жизнь лямку гарнизонного пехотного офицера, в лучшем случае до выхода в отставку в чине подполковника, ни будь Российская империя к началу XX века странным конгломератом феодализма и буржуазной демократии.

Оказывается, если ты - офицер с головой, не пьешь горькую и не просаживаешь казенную полковую кассу в карты (как в купринском "Выстреле"), то у тебя есть "калитка наверх": можешь поступить в Академию генерального штаба.

"По тогдашним временам, - писал П.П. Петров в своих эмигрантских мемуарах - завещании своим трем сыновьям много лет спустя, - попасть в Академию и закончить курс по первому разряду означало не только получить высшее военное образование, но и быть включенным в особый корпус офицеров Генерального штаба, из которого формировалась большая часть высшего командного состава, а иногда делались назначения на высшие административные посты. Одним словом, окончание академии вводило вас в высшее военное ученое сословие." (3)

Паша Петров преодолел и этот барьер, хотя поступить в Академию ему было осень трудно - пришлось самостоятельно подготовиться по двум иностранным языкам - французскому и немецкому.

И вот в 1913 году, за год до начала Первой мировой войны "Генерального штаба штабс-капитан" Петров Павел Петрович (у которого в формуляре "академика" в графе "сословие" значится "из крестьян Псковской губернии") блестяще заканчивает учебу по первому разряду и направляется на годичную стажировку ротным в пехотную дивизию Виленского (Вильнюсского) военного округа с тем, чтобы уже после окончания стажировки быть "навечно" причисленным к штабс-офицерам Генерального штаба императорской армии.

"Навечно" не вышло - получив назначение в штаб 2-го корпуса Западной армии в г. Гродно, Петров встретил там войну с "германцем". А за ней была еще и Гражданская война с "красными"…

И Петров не был исключением в царской армии. Теперь, когда стали доступны и широко опубликованы материалы из биографий "белых" генералов, уже хорошо известно, что и последний начштаба Николая II и один из организаторов Добровольческой армии на Юге России генерал М.В. Алексеев (сын солдата-сверхсрочника), и генерал А.И. Деникин (внук крепостного крестьянина), и генерал Л.Г. Корнилов (сын казака), да и многие-многие другие "белогвардейцы" - отнюдь не "голубых кровей".

Даже их политический противник премьер-президент А.В. Керенский, упрятавший этих "кухаркиных генералов" под арест за участие в корниловском мятеже, спустя десять лет в своих эмигрантских мемуарах признавал: это не были дворцовые "паркетные" генералы "свиты его Императорского Величества"", свои генеральские погоны они заслужили упорным трудом и военным искусством во время Первой мировой войны.

Более того, Корнилов, Деникин, Алексеев, адмирал А.В. Колчак, как и более молодое поколение "генерального штаба обер-офицеров" (Каппель, Петров и др.), вопреки тому, о чем много десятилетий писали советские историки гражданской войны, вовсе не были заскорузлыми монархистами. Характерна здесь позиция кандидата в "военные диктаторы" Лавра Корнилова: он категорически отказался быть орудием монархистов (свергнув Керенского, провозгласить одного из убийц Распутина вел. кн. Дмитрия Павловича новым царем), заявив: "нам нужно довести страну до Учредительного Собрания, а там пусть делают, что хотят - я устраняюсь…" (4)

Более того, сам Деникин не принял в свою Добрармию ни одного отпрыска Дома Романовых, а Алексеев сыграл решающую роль в принуждении Николая II к отречению от престола

Причем все упомянутые генералы проделали тот же путь, что и Петров, только раньше, и на первом этапе назревания и начала гражданской войны (июль 1917-ноябрь 1918) почти все они были "учредиловцами".

Схожие "анкетные данные" были и у соратников Петрова по "золотой эпопее" - генералов В.О. Каппеля, Ф.А. Пучкова, С.Н. Войцеховского, В.М. Молчанова и др.

Как почти двадцать лет спустя после "золотой эпопеи", в эмиграции писал в 1937 г. сын "бабушки русской революции" журналист Н.Н. Брешко-Брешковский, к началу гражданской войны русский офицерский корпус лишь на семь процентов состоял из "потомственных (столбовых) дворян". Журналист иронизировал: "Семь процентов! Кастовая армия с 93% 'золотопогонников': крестьян, мещан, разночинцев, кантонистов и сыновей кантонистов." (5)

Так что классическая большевистская схема, 70 лет внедрявшаяся в умы советских людей о том, что "красные" - это все сплошь пролетарии "от сохи" или "от станка", а "белые" - одни "графья" да "князья" при соприкосновении с реальной историей гражданской войны не выдерживает критики.

Старшее и среднее поколение россиян помнит сцену психической атаки "каппелевцев" из знаменитого фильма "Чапаев" - сам мальчишкой до войны раз 20 бегал его смотреть, радуясь, как Анка-пулеметчица косит "белогвардейцев" как траву. Помните и высокого "белого" офицера в черной униформе с сигарой в зубах, который в полный рост под барабанную дробь идет на пулеметные очереди.

Так создатели фильма Васильевы изобразили генерала Владимира Оскаровича Каппеля, главного "белогвардейца" в фильме. А на деле же Каппель, ровесник Петрова и одной с ним военной биографии (разве что родился в семье офицера в отставке, и не в Псковской, а в Тульской губернии), и не пехотинец, а кавалерист, но тоже штаб-офицер (окончил Академию Генерального штаба чуть раньше Петрова) был тех же "кухаркиных кровей" и всей своей военной карьерой был обязан только себе самому, да еще безудержной храбрости (дважды ранен в Первую мировую).

И никакой черной униформы у "каппелевцев" отродясь не было. В народной армии КомУча (Комитета членов Учредительного собрания в Самаре), где "каппелевцы" составляли основное военное ядро, вообще никакой формы (погон, нашивок, кокард и т.д.) не было - обычная полувоенная одежда, донашиваемая после окопов мировой войны. Не было и "царских" обращений типа "Ваше превосходительство" (к генералам), "Ваше благородие" (к офицерам) - называли не по чину, а по должности - гражданин комбат, комбриг, комдив и т.д. (6)

А уж когда стало известным, что основную ударную силу дивизии "каппелевцев" и при КомУче, и при Колчаке образовали восставшие против большевиков осенью 1918 г. пролетарии "казенных" военных Ижевского и Воткинского заводов, увезших оттуда к Каппелю своих баб и ребятишек и прошедших с ними весь скорбный путь белой армии Колчака "от Волги до Тихого океана" (так назывались первые мемуары П.П. Петрова, вышедшие в Риге в 1930 г.), то от версии из фильма "Чапаев" о "золотопогонниках" не осталось и следа. (7)

Учитывая участие "низов" в сопротивлении большевизму, Каппель, по воспоминаниям "воткинца" В.И. Вырыпаева, говорил: "мы должны понимать, что они (рабочие - авт.) хотят и чего ждут от революции. Зная их чаяния, нетрудно добиться успеха… Большевики обещают народу золотые горы. Нам же народу надо не только обещать, но и на самом деле дать то, что ему нужно, чтобы удовлетворить его справедливые надежды." (8)

…Я еще застал потомков этих "воткинцев" и "ижевцев" в США, когда при содействии сына генерала Петрова - Сергея Павловича посетил в 1991 г. музей-клуб ветеранов Великой войны в Сан-Франциско на улице Львов, выступил перед ними и выборочно ознакомился с огромным мемуарным наследием их дедов и отцов, перебравшихся в 20-х - 30-х годах из харбинской эмиграции в Америку. Потрясающие документы человеческого мужества и любви к Отечеству! И низкий поклон американцам, которые (в отличие от нас) приравняли этих политых грязью и забвением "каппелевцев" и "колчаковцев" к собственным ветеранам "Великой (первой мировой) войны", не только выдали им еще в 30-х годах постоянные виды на жительство, но и небольшие пенсии как участникам войны (включив в военный "стаж" не только мировую 1914-1918, но и гражданскую 1919-1922 гг. в Сибири и на Дальнем Востоке).

Надо знать статус американского ветерана - не только он сам, но и его дети имеют ряд привилегий (бесплатное обучение в университете, преимущественный прием на работу в госсекторе, возможность не служить в армии США - дед или отец уже пролили "семейную кровь" за отечество).

Следует подчеркнуть, что как генералы, так и рядовые "каппелевцы" во время Февральской революции и в первые месяцы после большевистского переворота относили себя к "болоту", или, как писал Павел Петров в своих вторых мемуарах "Роковые годы" (Калифорния, 1965) "пассивной массе нейтральных, которая думала как-то отсидеться, пока 'кто-нибудь' разгонит новую власть; такие нейтральные были в большинстве".

Поэтому Генерального штаба полковники и подполковники Петров, Каппель и другие в Февральскую революцию не приняли участия в корниловском мятеже против Временного правительства и лично против А.В. Керенского, не поддержали (но и не сопротивлялись) большевистскому перевороту, а после Брест-Литовского мира 3 марта 1918 г. приняли к исполнению распоряжение большевиков передислоцироваться с русско-германского фронта в глубь России, в Поволжский военный округ с центром в Самаре (Характерно, что большевики тем самым уже сознательно нарушили Брестский мир, ибо он предусматривал полную демобилизацию и роспуск по домам всей русской армии.-Прим. авт.).

По-житейски понять этих "нейтральных" офицеров сегодня можно - они вообще раньше ни в какой "политике" участия не принимали. Все тот же Павел Петров в своем "завещании" сыновьям (1965 г.), вспоминая революционные события 1905 и 1917 годов писал: "несмотря на бурный 1905 год, ни старшее офицерство, ни мы - новоиспеченные, не были совершенно вооружены против тогдашней революционной пропаганды и революционного поветрия. Было какое-то легкомысленное пренебрежение к серьезности положения. армию травили все, начиная с кадетской газеты 'Речь' в Петербурге. Мы презирали 'шпаков' за эту травлю…, но сами по себе не были готовы дать твердый отпор, когда надо. Да и в 17-ом году мы не были вооружены! (пропагандистки. - авт.). Не видели близкой опасности, не разбирались. Даже такие изображения бесовщины, какие были сделаны Достоевским, не производили должного впечатления." (9)

Деться этим молодым и даже еще неженатым "нейтральным" штаб-офицерам бело некуда - поместий они не имели, собственной недвижимости (домов, дач, квартир) - тоже: жили на жалование либо в казармах, либо снимали квартиры, а на войне - вообще в блиндажах.

Поэтому, получив предписание от большевистского Совнаркома о передислокации, погрузились эти "безлошадные" офицеры и фельдфебели в эшелоны (солдат у них уже давно не было - разбежались по домам), и потянулись эти эшелоны с остатками вооружений и армейским скарбом (походные кухни, телеграфные аппараты, ездовые лошади и т.п.) на Восток, на Волгу, где от Нижнего Новгорода и до Саратова разместили их в теплых казармах довоенной постройки.

Лишь успели некоторые (как Павел Петров весной 1918 г.) заскочить по дороге к своим старикам-родителям и… расстаться с ними навсегда.

Весной 1918 г. в сонных поволжских городах еще было тихо, жизнь текла размеренно, совсем как до революции, но в лагерях и казармах бывших "царских" офицеров, не примкнувших пока в массе своей ни к "красным", ни к "белым" (Деникин, Алексеев, Корнилов еще только собирали свою будущую Добровольческую армию), но уже во всю чувствовался развал государства: жалование "нейтралам" Москва платить не могла, продовольствия никакого не давала.

Боевые офицеры от безделья опускались, некоторые начинали пить, другие меняли офицерские и трофейные вещи на хлеб и папиросы. В некоторых лагерях по весне завели огороды, домашнюю живность (кур, уток, поросят) - сверхсрочники-вахмистры и ординарцы-денщики, как могли, подкармливали господ-офицеров.

"Судьба нашего офицерства глубоко трагична, - вспоминал в своей кратковременной эмиграции в Берлине в 1923 г. будущий советский писатель Виктор Шкловский, бывший комиссар Временного правительства в 8-й армии Юго-Западного фронта, - Это не были дети буржуазии и помещиков … в своей основной массе… Революцию (Февральскую - авт.) они приняли радостно, империалистические планы не туманили в окопах и у окопов никого, даже генералов… Мы сами не сумели привязать этих измученных войной людей, способных на веру в революцию, способных на жертву… Такова была судьба всех грамотных русских…" (10)

А таких "измученных войной людей" только в Казани было несколько тысяч, не считая эвакуированной еще при Керенском той самой Академии Генштаба со всей ее профессурой и частью слушателей, которые пока, как Каппель, Петров и другие штаб-офицеры, соблюдали нейтралитет (Академия сначала дислоцировалась в Екатеринбурге, но в июне 1918 г., после мятежа чехов, срочно была переброшена в Казань).

И если "революционным демократам" типа комиссара Шкловского не удалось "привязать к революции" пассивное большинство бывшего "царского" офицерства, то еще менее это удалось сделать комиссарам большевистским. Наоборот, они сами спровоцировали гражданскую войну, и, судя по "Дневнику" (1937 г.) Льва Троцкого, сделали это сознательно.

Здесь необходимо сделать, одно важное хронологическое отступление. Широко разрекламированное в советской историографии "триумфальное (мирное) шествие" Советской власти на деле было триумфальным только на бумаге: бывшая царская "тюрьма народов" стала стремительно разваливаться. Еще при "временных" в мае 1917 г. заявила в своей "самостийности" Украина (что вызвало первый кризис Временного правительства и отставку Милюкова с Гучковым). Уже при большевиках "самостийники" пошли на раскол единой делегации и там же в Бресте, но раньше большевиков, подписали 9 февраля 1918 г. с Австрией, Германией, Турцией и Болгарией свой собственный сепаратный мир, пригласив в качестве гарантии "самостийности" от "москалей" германские войска. Ленин и Троцкий, скрепя зубы, вынуждены были признать отделение Украины от Советской России и даже заключить с германским ставленником гетманом Скоропадским мир и установить официальные дипломатические отношения между Киевом и Москвой. Таким образом, уже с марта 1918 г. весь Юг России от Львова до Одессы и Ростова-на-Дону (включая Крым) для большевиков был потерян.

Потеряно было и Закавказье, где в 1918 г. возникли сразу три независимые республики, лидеры которых, как и на Украине, опирались на иностранные - английские или турецкие - штыки. Аналогичная ситуация сложилась и в прибалтийских губерниях и "русской" Польше - при поддержке германских штыков местным националистам удалось быстро подавить хилые ростки советской власти. Финляндию же Ленин в декабре 1917 г. сам "сдал" националистам.

Более того, весной 1918 г. возникла реальная угроза отделения от Москвы огромной Сибири и всего Дальнего Востока - в Томске и Омске зашевелились сибирские "областники"-автономисты (23 июня в Омске они создают первое сибирское автономное правительство).

Еще раньше вооруженное сопротивление Советской власти стали оказывать войсковые атаманы на Дону (Каледин), Южном Урале (Дутов), Забайкалье (Семенов), на Кубани (Филимонов и др.).

Для большевиков ситуация усугубляется явным вмешательством иностранных держав и их попытками путем вооруженной интервенции поддержать либо прогермански (Украина, Прибалтика, Дон), либо проантантовси антибольшевистские силы (9 марта 1918 г. - высадка английского экспедиционного корпуса в Мурманске; 5 апреля - оккупация войсками Японии, США, Англии и Франции Владивостока).

Однако окончательный удар по надеждам на мирное развитие социалистической революции в ожидании со дня на день готовой начаться революции мировой (не зря же Ленин в ноябре 1920 г. признавался, что он пошел на штурм Зимнего исключительно в надежде на мировую революцию, а Троцкий в 1921 г. на III Конгрессе Коминтерна подтвердил - большевики были уверены, что через неделю - другую их "возьмет на буксир" мировая пролетарская революция) кремлевским сидельцам нанесли не "белые" (они еще на Дону только собирались с силами) и не иностранные интервенты, а их собственные союзники по социалистической коалиции - левые эсеры и левые меньшевики.

Сегодня много написано о разгоне большевиками 6 января 1918 г. Учредительного собрания. И почти ничего не сообщается о том, что ровно через неделю т.н. 2-е Учредительное собрание, назвав его III Всероссийский съезд Советов (в прессе тех лет употреблялись оба названия).

Делегатами на этот съезд пришли все депутаты 1-го Учредительного собрания от большевиков, их временных союзников - левых эсеров и левых меньшевиков, а также "массы" от рабочих и крестьян.

Стенографический отчет этого 2-го Учредительного собрания - III Съезда Советов, изданный в 1918 г., так с тех пор и не переиздавался. А зря!

Это был короткий миг единения всех леворадикальных сил Советской России - большевиков, эсеров и меньшевиков (с большими речами выступали и Ленин с Троцким, и Мария Спиридонова, и Юлий Мартов), сошедшихся на платформе грядущей мировой пролетарской революции.

Съезд утвердил коалиционный Совнарком (большевики и левые эсеры) - до этого момента Совнарком назывался "Второе временное правительство", официально санкционировал функционирование трех фракций во ВЦИКе (парламенте), декларировал введение "классовой" Конституции (принята в мае 1918 г.) и "классовых" кодексов - гражданского, уголовного, процессуального и т.д. (любопытно, что самое мягкое наказание - нечто вроде хрущевских 15 суток - полагалось тем, кого сажали на срок "вплоть до начала мировой пролетарской революции" - вот бы они сидели до сих пор?!).

И самое главное - 2-е Учредительное собрание - III Съезд Советов провозгласил проведение самых свободных (конечно, с "классовыми" ограничениями - буржуям право голоса не дали) выборов в Советской России.

И выборы в феврале - мае 1918 г. провели. И большевики - как и с выборами в 1-е Учредительное собрание, снова провалились: на первое место вновь вышли (в деревне и малых городах) левые эсеры, в крупных городах (Москва, Петроград, Тула и др.) - левые меньшевики, и лишь на третьем месте - большевики.

На начало июля был намечен в Большом театре в Москве V Всероссийский Съезд Советов - он должен был утвердить состав нового коалиционного Совнаркома (в него на этот раз собирались войти и левые меньшевики, причем Юлий Мартов претендовал на портфель наркома иностранных дел вместо Г.В. Чичерина).

Начались (совсем как в наше время, после президентских выборов 3 июля 1996 г.) закулисные торги. В 1923 г. Н.И. Бухарин ("Коля - балаболкин" как насмешливо называл его Троцкий) на партийной конференции РКП(б) проболтался, что "левые коммунисты" - противники Брестского мира, почти договорились с левыми эсерами и левыми меньшевиками: Мария Спиридонова - премьерша (за 50 лет до Маргарет Тэтчер!), Ю. Мартов - наркоминдел, за Дзержинским - "левым коммунистом" - по-прежнему ЧК, остальным - пропорционально голосам избирателей - по министерскому портфелю. В одном левые эсеры и левые меньшевики оказались непреклонны - Ленину с Троцким в этом новом коалиционном ультралевом Совнаркоме места не будет!

Дальше начинаются какие-то совсем фантастические вещи, и историки и у нас, и за рубежом вот уже почти 80 лет спорят - кто был инициатором всей этой фантасмагории?

Еще 25 мая 1918 г. (уже известны предварительные результаты выборов - большевики, Ленин и Троцкий, их проиграли) предвоенсовета и наркомвоенмор Лев Троцкий рассылает по всем городам и узловым станциям Транссибирской магистрали провокационную телеграмму: немедленно остановить и разоружить растянувшиеся от Пензы до Читы эшелоны с чехо-словацкими пленными (около 50 тыс. хорошо вооруженных солдат и офицеров), мирно двигавшихся с весны 18-го годах к Владивостоку для погрузки на транспортные суда Антанты и направления либо на Западный (Франция), либо Салоникский (Балканы) фронты. В случае сопротивления, приказывал Троцкий, арест, заключение в тюрьму или расстрел на месте.

С точки зрения "белых" такой приказ мог отдать только сумасшедший (на что и намекает П.П. Петров в своих "Роковых годах"). Что могли противопоставить местные сибирские "советчики" вооруженной громаде чехо-словаков? Отряды юнцов с дробовиками да взятых на службу к большевикам ничего не понимающих ни по-русски, ни в политике "интернационалистов" - венгров (чья империя давила словаков), немцев (а их II рейх не церемонился с чехами) или китайцев, основных защитников Советской власти в Сибири?

Как и следовало ожидать, чехо-словаки никакого оружия не сдали, а, нарушив молчаливый нейтралитет, повернули с востока на запад и обрушились на большевиков. Уже вечером 25 мая отряд капитана Гайды (4 тыс. штыков) смяли слабые кордоны красногвардейцев в Новосибирске. 28 мая отряд поручика Чечека из хвостового эшелона (5 тыс. штыков) выбил "красных" из Пензы. Прикомандированный к чехо-словацкому корпусу еще Временным правительством однокашник Петрова и Каппеля по Академии Генерального штаба полковник Сергей Николаевич Войцеховский (из мелкопоместных дворян Витебской губернии, впоследствии генерал армии в межвоенной Чехословакии, арестован СМЕРШем 11 мая 1945 г. в Праге и погиб в воркутинском ГУЛАГе в 1954 г.) 26 мая почти без боя (8 тыс. штыков) берет Челябинск.

К тому времени головные эшелоны (15 тыс. штыков) уже находились в Забайкалье и намеревались через КВЖД отправиться во Владивосток. Но второй русский генерал, прикомандированный к корпусу, Михаил Константинович Дитерихс (автор первой документальной публикации 1922 г. во Владивостоке по материалам колчаковской комиссии о расстреле царской семьи и предпоследний "премьер" Приморья) приказал повернуть назад.

С запада по Транссибу ему навстречу на всех парах двигался Гайда, по дороге выбивая "красных" из Красноярска (10 июня) и Иркутска (11 июля) -в Чите они встретились: с июля вся транссибирская магистраль от Челябинска через Читу по КВЖД до Владивостока оказалась под военным контролем чехо-словацких легионеров.

З это время, что Гайда и Дитерихс двигались навстречу друг другу, Чечек с Войцеховским выбили "красных" изо всех крупных железнодорожных узлов - были взяты Сызрань и железнодорожный мост через Волгу, а 8 июня 1918 г. пала Самара, временное пристанище наших генштабистов -"нейтралов". К середине июня чехо-словаки контролировали Урал (Уфа - Челябинск - Златоуст) и "столицу" западной Сибири - Омск.

Запомним эти имена - Гайда, Чечек, Войцеховский, Дитерихс - всем им еще придется сыграть исторические роли в трагедии с "золотом Колчака".

А что же большевики и Троцкий? Мятеж чехо-словацкого корпуса и та легкость, с которой они захватили почти все крупные города Сибири и Забайкалья вдоль Транссибирской магистрали со всей очевидностью показал, что "триумфальное шествие" советской власти пока не более чем блеф - местное население если и не оказывало чехам и словакам поддержки, то и не защищало "красных" от иностранных интервентов. Такой "нейтрализм" для большевиков, еще не имевших своей регулярной Красной армии, был очень опасен.

Вдобавок в Москве неожиданно открылся "второй фронт"- 6 июля одновременно случились два чрезвычайных события: утром у себя в резиденции левыми эсерами-чекистами Яковом Блюмкиным и Николаем Андреевым был убит германский посол граф Мирбах (решение о теракте принял ЦК партии левых социалистов-революционеров 4 июля, "кураторами" теракта утверждены члены ЦК М.А. Спиридонова, П.П. Прошьян, знали о готовящемся покушении и другие лидеры "левых" эсеров - Карелин, Камков и Анастасия Биценко). (11)

Днем 6 июля московский телеграф был неожиданно занят отрядом эсера-анархиста Попова якобы под предлогом того, что Мирбах готовит монархический переворот силами бывших немецких военнопленных (сотни их, выпущенные на свободу из лагерей после Брестского мира, действительно слонялись по Москве в надежде как-нибудь добраться домой).

Как это было на самом деле и действительно ли лидеры "левых" эсеров хотели свергнуть большевистское правительство (как это утверждал Михаил Шатров в своей известной пьесе "6 июля" и поставленном по ее мотивам одноименном фильме) - пока это до конца не ясно.

Ясно другое - Троцкий на все сто использовал этот "мятеж", благо на Верхней Волге - в Ярославле, Рыбинске и Костроме в те же дни действительно вспыхнул мятеж, только не "левый", а "правый": монархист полковник Перхуров при участии бывшего эсера Бориса Савинкова перебили часть большевиков (а заодно и "левых" эсеров) и захватили железнодорожный мост через Волгу под Ярославлем. Две недели "перхуровцы" (в основном, бывшие "царские" офицеры, никакого отношения ни к "правым", ни к "левым" эсерам не имевшие) держали оборону моста, ожидая подмоги от англичан, которые якобы высадились в Архангельске и на всех парах мчат им на помощь по Ярославо-Архангельской (ныне - Северной) железной дороге (англичане действительно высадились в Архангельске, но только месяц спустя, 2 августа 1918 г.).

Далее события развивались стремительно - фракция большевиков на V съезде Советов незаметно покинуло Большой театр, а лидеры "левых" эсеров и меньшевиков фактически оказались там под арестом (позднее Спиридонову и КО будут даже судить, но через три дня выпустят - доказать их участие в "мятеже" не удастся).

Зато удастся другое - 9 июля на том же V съезде Троцкий выступит с пространной речью, где обвинит недавних союзников - "левых" эсеров в контрреволюции, потребует их изгнания не только из Совнаркома, но и изо всех Советов, которые, впрочем, большевики вскоре отменят совсем, заменив их на комбеды.

Тем самым разом снималась проблема "коалиционного правительства" с Марией Спиридоновой во главе, да еще и… без Ленина с Троцким. Банальная борьба за власть оказалась сильней всяких избирательных "демократий", даже "социалистических"!

Если с "мятежом" левых эсеров в Москве 6-7 июля все еще не все ясно, то с убийством графа Мирбаха картина на сегодняшний день существенно прояснилась.

Конечно, не в немецких военнопленных, якобы науськанных графом, было дело. Дело было совершенно в другом - в секретных переговорах большевиков в Берлине по так называемому "второму" Брестскому миру (официальное название - "Дополнительные финансово-экономические соглашения"), которые по своему значению равняются печально знаменитому пакту Риббентроп-Молотов (любопытно, что оба "пакта" были подписаны в один месяц - 27 и 23 августа, хотя и с интервалом в 21 год).

Эти сверхсекретные переговоры сразу после Брестского мира в германской столице стали вести три уполномоченных лица - полпред Советской России Адольф Иоффе и два старых знакомца по "деньгам Германского генерального штаба" (12) - Яков Ганецкий и Мечислав Козловский.

Речь фактически шла о том, что большевики в обмен на посылку в Германию 250 тонн золота, сырья, (угля, нефти, леса), текстиля и продовольствия покупали у кайзера военный нейтралитет и даже, возможно, помощь кайзеровских войск против интервенции Антанты (проект посылки немецкого корпуса через Финляндию на Мурманск для изгнания захвативших город англичан).

"Левые" эсеры, ярые противники Брестского мира и поборники революционной войны против кайзера, благодаря своему участию в Совнаркоме, ЧК и Наркоминделе, очевидно, узнали кое-что об этом готовившемся сверхсекретном соглашении, и решили его сорвать… путем убийства германского посла.

Очевидно, в том же русле шел и поднятый командующим Восточным фронтом "левым" эсером М.А. Муравьевым 10 июля 1918 г. в Симбирске мятеж против большевиков. Иначе чем можно объяснить странные телеграммы Муравьева в германское посольство в Москве и командованию чехо-словацкого корпуса об … объявлении войны Германии, движении его армии на Запад и "аннулировании" Брест-Литовского мира. И хотя "муравьевская авантюра" очень быстро закончилась - на другой день после своего ультиматума, 11 июля, при попытке ареста Муравьев был убит (13), вряд ли это была чистая самодеятельность. Похоже, что ЦК ПЛСР 4 июля 1918 г. обсуждал не только теракт против графа Мирбаха, но и более широкий план срыва новой сепаратной авантюры большевиков с кайзером.

Наивные идеалисты-террористы: они еще не знали, что имеют дело с "людьми особого склада" (И.В. Сталин), которых такие старомодные понятия как "честь", "Родина", "патриотизм" совершенно не волнуют.

Ну и что, что убили германского посла, а Муравьев "объявил войну" Германии и "отменил" Брестский мир? Кайзер и германский Генштаб и пальцем не пошевелили, принеся Мирбаха в жертву "высшим интересам". Да что там Мирбах - самого Николая II и его семью "германцы" не защитили, хотя и могли: после Бреста шибко большое влияние имели немцы на большевиков.

Зато 27 августа 1918 г. "Дополнительные соглашения" были в Берлине подписаны обеими договаривающимися сторонами. И, как мы увидим ниже, большевиками (не чета их обязательствам перед какими-то "попутчиками" - эсерами и меньшевиками) скрупулезно выполнены: и четыре "золотых эшелона" в сентябре были подготовлены в Германию к отправке, и зерно с сырьем собрано, и текстиль.

Да только вот неожиданно вмешался в эту "большую политику" какой-то подполковник Каппель из бывших "нейтралов" - возьми и захвати в ночь с 6 на 7 августа 1918 г. половину золотого запаса России в Казани. И добро бы досталось сие золото чехам - тогда понятно, иностранцы, "шпионы" Австро-Венгрии, что с них взять.

А тут какая-то Народная армия неведомого КомУча, какие-то "демократические контрреволюционеры" без погон, но с мощной речной флотилией - берут один город за другим: Самару, Симбирск, Казань. Того гляди и до "второго золотого кармана" в Нижнем Новгороде доберутся - как тогда выполнять обязательства перед кайзером. И Лев Троцкий срочно выехал на Восточный фронт. Только после потери половины золотого запаса большевики, наконец, поняли - "триумфальное шествие" закончилось, пора создавать настоящую РККА и биться за власть насмерть. Иначе повесят - и мировой революции не дождешься…

8 июня 1918 г. можно смело назвать началом организованной гражданской войны "красных" и "белых". В этот день, как уже отмечалось, в Самару вошли части чехо-словацких легионеров под командованием поручика Чечека (Этот бойкий поручик, любитель пива, шпикачек и женщин проделал в России головокружительную военную карьеру - из поручиков в июне он к сентябрю 1918 г. стал … генералом. - Прим. авт.).

Самара к лету 1918 г. представляла типичный поволжский губернский город "мирного" периода советской власти. Формально власть принадлежала губернскому исполкому Советов во главе с большевиком Валерианом Куйбышевым, но фактически город был наводнен потенциальными противниками "Совдепии": правыми эсерами, где заправлял бывший член разогнанного Учредительного собрания и первый министр финансов КомУча Н.М. Брушвит (именно он первым тайно отправился к Чечеку в Пензу и обговорил условия перехода власти к "демократической контрреволюции"), сотнями безработных "царских" офицеров, среди которых уже была создана тайная боевая военная организация из 150 чел. во главе с проэсеровски настроенным подполковником Галкиным, по городу болтались без дела бывшие австрийские военнопленные - хорваты, венгры, словаки.

Словно по заказу, за несколько дней до захвата Самары чехами туда прибыл из Старой Руссы штаб Первой армии (в его составе находился и подполковник Павел Петров) с заданием большевиков - усилить Поволжский военный округ, начав прием и обучение добровольцев для Красной Армии (штаб выполнил задачу, только не для "красных", а для "демократических контрреволюционеров" - именно он формировал народную армию КомУча).

Конечно, решающую роль в свержении советской власти в городах Поволжья сыграли чехо-словацкие легионеры - технология изгнания большевиков здесь была аналогичной той, что в том же 18-м году проводилась кайзеровскими войсками на Украине и в Прибалтике, англичанами - в Мурманске, Архангельске, турками - в Закавказье. Только там в основном ставка делалась на местных националистов, а в Архангельске и Самаре на правых эсеров и меньшевиков.

Иностранцы хорошо знали, что по настоящему "гамбургскому счету" эсеры (как правые, так и левые) пользуются наиболее широкой поддержкой населения России, особенно, в деревне.

Что же касается Чехословацкого Национального Совета во главе с профессором Томашем Масариком (будущим первым президентом независимой Чехо-Словакии), то он как европейский либерал вообще тяготел к "революционным демократам" типа Керенского из русского Временного правительства. Именно с ним весной 1917 г. в Петрограде Масарик заключил соглашение о сформировании на территории России из бывших австро-венгерских военнопленных (а их к концу войны набралось аж более миллиона человек!) трех дивизий с русским командованием во главе (именно тогда к легионерам были назначены русские командиры - генерал Дитерихс, полковник Войцеховский, капитан Степанов и другие).

Конечно, собирательный термин "чехи" был условным - в этих дивизиях, где, безусловно, чехи и словаки составляли большинство, были и другие подданные Австро-Венгрии: закарпатские русины-украинцы, словенцы, хорваты, даже словацкие венгры. Любопытно, что и будущий вождь СФРЮ хорват Иосип Броз Тито первоначально попал в легионеры, но на Урале от них отстал и переметнулся к большевикам.

Конечная цель соединения этих трех чехо-словацких дивизий была определена еще "временными" - Владивосток, там посадка на морские транспорты и далее вокруг света - через Средиземное море на Салоникский или Западный фронты для продолжения войны на стороне Антанты против Германии, Австро-Венгрии или Турции. Оплату транспортировки и содержание дивизий брала на себя Франция, для чего к легионерам был прикомандирован французский ген. Жанен.

В марте 1918 г. Совнарком подтвердил соглашение "временных" о беспрепятственном пропуске трех дивизий легионеров на Дальний Восток, правда, дополнив его двумя условиями: чехо-словаки остаются нейтральными в междоусобной войне русских (и, действительно, Масарик отклонил предложение ген. Алексеева помочь "белым" на Дону) и на сборном пункте в Пензе сдают все тяжелое вооружение (пушки, снаряды, пулеметы), оставляя не более 150 винтовок и один пулемет на эшелон - совсем как в "мирном" плане НАТО в современной Боснии.

Второе условие не выполнялось с самого начала - чехи в Пензе формально сдавали две - три винтовки или один пулемет и пушку, остальное прятали и увозили с собой. У большевиков же тогда не было ни сил, ни средств, чтобы заставить легионеров разоружаться силой.

Конечно, большевики вели пропагандистскую работу среди легионеров, склоняя их вступить в большевистские иностранные "интернациональные" отряды (что уже удалось сделать с латышами, финнами, венграми, частично с немцами и, особенно, с китайцами), но особого успеха они не имели.

27 марта 1918 г. первый эшелон с чехо-словаками во главе с ген. Дитерихсом отбыл из Пензы во Владивосток.

Провокационная телеграмма Троцкого от 25 мая о принудительном и полном разоружении застала Чечека в Пензе, когда готовился к отправке последний эшелон. Чехам стало ясно, что пробиваться на Восток придется силой, нужны антибольшевистские союзники, и тут как нельзя кстати в Пензе появляется эсер-учредиловец Брушвит со своей идеей демократического правительства КомУча в Самаре.

Дальше все пошло как по маслу: до зубов вооруженная дивизия поручика Чечека подкатила из Пензы к Сызрани в эшелонах, без боя взяла город, переправилась через Волгу по мосту и триумфатором вошла 8 июня в Самару - сопротивления малочисленные отряды красногвардейцев ей практически не оказали, а главари советской власти во главе с Куйбышевым, побросав впопыхах свои кабинеты, в панике бежали на речных судах кто вверх, а кто вниз по Волге или попрятались в городе и его окрестностях.

Уже 9 июня все стены и заборы в Самаре были оклеены листовками: власть "Совдепии" свергнута, она перешла к законным народным избранникам в лице Всероссийского Комитета членов Учредительного собрания (КомУча - 5 чел.), для своей защиты от большевиков и германцев КомУч создает собственную Народную армию на добровольной основе (аппарат его составил штаб Первой армии, только что прибывший в Самару, и подполковник Петров сразу становится начальником оперативного отдела) с командованием из трех человек - проэсеровского подполковника Галкина (начштаба) и двух его заместителей-эсеров В.И. Лебедева и Б.К. Фортунатова. (В советской и современной российской исторической литературе объективный анализ истории Народной армии КомУча (июнь-сентябрь 1918 г.) отсутствует. Лишь в пражской "белой" эмиграции был издан сборник статей и воспоминаний - до сих пор единственный очерк на русском языке этой необычной - ни "белой", ни "красной" - армии и ее составе. См. "Гражданская война на Волге" т.1, Прага, 1930. Из современных зарубежных исследований следует отметить обстоятельную статью С.М. Берка (США) "Демократическая контрреволюция: КомУч и гражданская война на Волге" (Canadian Slavic Studies, vol. 7, #7, 1973, p. 443-459) и серьезную монографию Дж. Д. Смеле (Великобритания) The Civil War in Siberia: the anti-bolshevik government of admiral Kolchak, 1918-1920. Cambridge UP, 1996. См. также: D.N. Collins and J.D. Smele (издат.) Колчак и Сибирь: документы и исследования, 1919-1926 (в серии "Белое дело"), т. 1-2, NY, 1988).

Если кратко определить суть нового режима - КомУча - то он укладывается в лозунг более поздних антибольшевистских восстаний 1921 г. - Кронштадского (матросы) и Антоновского (крестьяне) - "Советы без коммунистов", с добавлением "революционной" риторики и символов Временного правительства.

"Комучевцы" сохранили даже "советский" красный флаг, введенный, кстати, не большевиками, а меньшевистским Петроградским Советом с одобрения Керенским.

Почти сразу же после молнией распространившегося вверх и вниз по Волге, а также на Урале известия о свержении власти большевиков, в Самару потянулись со всех концов России бывшие депутаты Учредительного собрания, главным образом правые эсеры и меньшевики. В короткий срок их число достигло 60 человек.

Показательны здесь политические зигзаги Ивана Майского, в 1918 г. члена ЦК РСДРП (правые меньшевики), позднее - видного советского дипломата и академика.

Находясь в Казани, с 7 августа занятой Народной армией КомУча, Майский вступил в контакт с ее командирами и, вопреки московскому ЦК РСДРП, принял предложение занять в правительстве "демократической контрреволюции" пост министра труда (сначала в Самаре, а затем в уфимской Директории). За "самоуправство" меньшевики исключили Майского из своего ЦК, а после колчаковского переворота в ноябре 1918 г. и разгона Директории он вообще временно отошел от политической деятельности, уехав в научную экспедицию в Монголию. Именно Майскому принадлежит и сам термин, и первый анализ деятельности "демократической контрреволюции" в Поволжье, на Урале и Западной Сибири.

В Самаре КомУч продержался недолго - всего три месяца, с 8 июня по 8 октября 1918 г., когда город вновь был сдан "красным". Но шуму он, точнее, его Народная армия и в ней - ударный отряд подполковника Владимира Каппеля и речная военная флотилия под командованием морского офицера каперанга Фомина - наделали много, основательно потрепав "красных" и создав по Волге от Самары до Казани первый антибольшевистский фронт.

Особенно отличился Каппель. До 8 июня и вступления чехо-словаков в Самару он ничем особенным не выделялся в серой безликой массе "нейтралов", коротавших время в казармах Поволжского военного округа. По свидетельству очевидцев, запись добровольцев-офицеров в Народную армию шла туго. Большинство выжидало, чья возьмет? А уж командира-генерала этой армии вообще долгое время нельзя было найти - все уклонялись. И тогда на очередном сборе в штабе раздался негромкий голос на вид скромного молодого Генерального штаба подполковника: "Раз нет желающих, то временно, пока не найдется старший по званию, разрешите мне повести части против большевиков". (14)

И Каппель "повел", да так удачно, что уже в июне - августе его имя стало греметь по всей Волге, Уралу и Сибири. Каппель брал не числом, а умением, по-суворовски, что уже показала его первая блестящая операция в Сызрани.

После прохода чехо-словаков город вновь заняли "красные", сосредоточив там много живой силы, складов оружия, продовольствия для удара по Самаре. На момент сызранской операции вся "армия" КомУча состояла из трех сотен пеших и конных добровольцев да двух пушек. Каппель лично проверил снаряжение каждого бойца, разделил свой крошечный отряд размером с усиленный батальон на две части и в ночь с 12 на 13 июня поездом отправил свое "войско" из Самары в Сызрань. Не доезжая до города отряд под покровом темноты скрытно выгрузился. Кавалеристы и два орудия были посланы в глубокий обход, а сам Каппель во главе другой, пешей, группы залег в предместьях Сызрани.

С рассветом обходная группа ударила из пушек по скопившимся эшелонам, штабу "красных" и их узлу связи. Чуть спустя в город с двух сторон ворвались конники и пехотинцы Каппеля. У "красных" началась страшная паника и они побежали из города, бросив все. Потеряв всего четырех убитыми и несколько ранеными, "каппелевцы" захватили большой город и огромное количество трофеев. Операция сразу принесла молодому подполковнику славу "белого Чапая", безграничное доверие подчиненных (с тех пор все служившие под его началом с гордостью называли себя "каппелевцами"; с отголосками этой былой славы я встретился и в Сан-Франциско в музее-клубе армии Колчака) и… очередной чин - военный штаб КомУча присвоил Каппелю звание полковника.

Забрав все трофеи (несколько эшелонов), Каппель отвел свой отряд в Самару. Через две недели ему вновь пришлось брать Сызрань, на этот раз вместе с дивизией Чечека, которая вернулась в Самару из Уфы. И снова удача - Сызрань на время стала основной базой "каппелевцев". Именно здесь Каппель окончательно сформировал свой "летучий полк": два батальона пехотинцев-добровольцев, два кавалерийских эскадрона и три батареи орудий.

На очереди стояла Симбирская операция. Она была успешно проведена 22 июля по тому плану "клещей", что и сызранская. Каппель ударил по Симбирску в лоб, чехи - через железнодорожный мост из заволжских степей. "Демократическим контрреволюционерам" сильно помогла их речная военная флотилия.

Падение Симбирска, родины "вождя мирового пролетариата", произвело огромное отрицательное впечатление в Москве. Троцкий из Москвы по радио объявил "социалистическое Отечество в опасности" и лично прибыл на Восточный фронт.

Именно после взятия Симбирска большевики окончательно отказались от марксистской химеры о "всеобщем вооружении народа" и перешли на старый "царский" принцип насильственной мобилизации. Надо сказать, что и у КомУча дела в это время обстояли не лучше - Народная армия росла медленно, даже офицеры по-прежнему "держали нейтралитет", предпочитая отсиживаться у кумушек и вдовушек. Так, в Симбирске добровольцами записалось всего 400 чел. офицеров и юнкеров, хотя по квартирам и казармам скрывалось их более двух тысяч. Симбирск пришлось удерживать силами самарских добровольцев да чехов.

Между тем приближался звездный час Каппеля - взятие Казани и захват половины российского золотого запаса (История захвата "казанского клада" и его срочной переправки из Казани в Самару обстоятельно отражена как в мемуарах непосредственных свидетелей этого события ("комучевец" В.И. Лебедев, участники событий П.Д. Климушкин, С.Н. Николаев, ген. П.П. Петров и др.), так и в работах исследователей, особенно, А.П. Ефимкина ("Дипломатический ежегодник". М., 1996) и В.Г. Сироткина (жур. "Знамя", 1992, №8). Решающую роль в срочной переброске "казанского клада" в Самару сыграл управляющий казанского отделения Народного (Государственного) банка П.А. Марвин, перешедший со службы большевикам на сторону КомУча, а также управляющий финансовой частью КомУча уже известный "учредиловец" эсер Н.М. Брушвит, контролер казанского отделения Госбанка Ф.И. Гусев и управляющий Симбирским отделением Госбанка П.П. Устякин).

Надо заметить, что большевики со времени Октябрьского переворота самым тщательным образом охраняли два "золотых кармана" - в Нижнем Новгороде и в Казани, постоянно их пополняя за счет конфискаций, национализации и перевозки ценностей из западных губерний в Поволжье. Не доверяя "партизанщине" собственно русских частей, большевики (как и в Москве 6-7 июля, во время левоэсеровского "мятежа") поставили охранять "казанский клад" два полка латышских красных стрелков.

Схема взятия Казани в ночь с 6 на 7 августа была аналогичной взятию Сызрани и Симбирска: с трех сторон рано утром 7 августа отряд Каппеля, чехи и примкнувший к КомУчу отряд сербских добровольцев майора Благотича, при поддержке все той же речной флотилии, ударили по городу. Бой длился несколько часов и в ходе него один из латышских полков был полностью уничтожен. Что касается красноармейцев, то о них лучше всего сказал, лично Ленину, командовавший Восточным фронтом вместо убитого Муравьева, И.И. Вацетис: "… в своей массе они оказались к бою совершенно неспособными вследствии своей тактической неподготовленности и недисциплинированности". При этом сам Вацетис чудом избежал плена.

Член комиссии ВЦИК и будущий советский дипломат А. Розенгольц, прибывший на Волгу для расследования причин падения Симбирска, был еще более категоричен: "Чехословацкие войска (об армии КомУча и сербах большевистский комиссар не упоминает. - авт.) поднялись к Казани на пароходах, обстреляли город и почти без всякого сопротивления с нашей стороны взяли его в течение нескольких минут". (15)

Розенгольц, конечно, несколько преувеличил сроки успеха "белых", но в главном он был прав - народная армия КомУча (особенно "каппелевцы") вместе с чехами и сербами профессионально оказались на голову выше необученных красноармейцев и даже латышских стрелков.

Характерно, что Каппель предложил Галкину, Лебедеву и Фортунатову развить успех - с ходу взять и Нижний Новгород, а с ним и второй "золотой карман", что наверняка лишило бы большевиков "золотого ключика" в игре с кайзером: до подписания "Дополнительных соглашений" в Берлине оставалось всего 20 дней.

Но штабная "тройка", а также чехи, ссылаясь на отсутствие резервов для обороны Самары, Симбирска и Казани, категорически воспротивились смелому плану полковника, справедливо утверждавшему, что в гражданской войне побеждает тот, кто наступает.

Увы, вместо наступления "демократические контрреволюционеры" предпочли ограниченную оборону, что стало крупной стратегической ошибкой КомУча, ибо несмотря на все призывы приток добровольцев в народную армию был слабым - даже преподаватели и слушатели Академии Генштаба в Казани уклонились от мобилизации, продолжая соблюдать нейтралитет.

Единственно крупным и действительно боеспособным пополнением "каппелевцев" стало присоединение к ним в ноябре уже в Омске боевых дружин воткинских и ижевских рабочих, восставших в августе против произвола комиссаров, и отказавшихся пойти в Красную Армию для отбития Казани и войны с КомУчем. Эти потомственные пролетарии, поколениями работавшие на казенных военных заводах Приуралья (пушечные стволы, винтовки, снаряды) три месяца держали оборону против "красных", а когда стало невмоготу, вместе с семьями ушли к Каппелю и прошли в его армии весь скорбный путь от Урала до Тихого океана.

Из знаменитой советский песни "разгромили атаманов, разогнали воевод…" современный читатель не узнает, что в "штурмовые ночи Спасска" и в "волочаевские дни" осенью 1922 г. в Приморье "красным" противостояло 25 тыс. именно этих потомственных уральских пролетариев.

В Казани же отряду Каппеля вместо продолжения броска на Нижний Новгород было предложено вернуться вниз по Волге и оборонять Симбирска, на который наседал М.Н. Тухачевский, а затем вновь возвращаться в Казань, ибо на той стороне Волги, в Свияжске, засел со своим штабом и бронепоездами сам Троцкий.

И снова отряд Каппеля отличился. Он скрытно переправился через Волгу и прошел огнем и мечем по тылам "красных", едва не захватив в плен самого наркомвоенмора.

Затем Каппеля снова бросили под Симбирск против Тухачевского. Такие "челночные операции" ничего стратегически не давали, а лишь изматывали одну из наиболее боеспособных частей народной армии. Тем более, что 8 сентября Казань, а 11 сентября 1918 г. Симбирск все равно из-за нехватки сил пришлось оставить. Чехи явно стремились уйти на восток, а с "всенародным отпором большевизму" в Поволжье у КомУча явно не получалось.

И хотя за свои успешные операции Каппель вновь и досрочно был произведен в очередной чин - стал генерал-майором - своему соратнику полковнику В.И. Вырыпаеву он с грустью. сказал, что "лучше бы прислали батальон пехоты".

Как политический центр "демократической контрреволюции" КомУч, возглавлявшийся правым эсером В.К. Вольским (в 1919 г. он переметнется к большевикам), оказался несостоятельным. К тому же в сентябре 1918 г. после Уфимского государственного совещания, КомУч фактически влился во "Временное всероссийское правительство" (Директорию) во главе со старым эсером Н.Д. Авксентьевым

Колеблющаяся "средняя линия" КомУча и Директории не удовлетворяла ни левых, ни правых.

В итоге правые 18 ноября 1918 г. совершили военный переворот, разогнали Директорию, арестовали многих "учредиловцев" (причем некоторых из них расстреляли без суда и следствия), провозгласив военного министра Директории адмирала А.В. Колчака Верховным правителем России.

Остатки Народной армии КомУча - Директории (8 октября они оставили Самару, предварительно отправив несколько эшелонов с "казанским кладом" в Уфу) влились в армию Колчака, причем "каппелевцы" по договоренности их командира с адмиралом до конца гражданской войны в Сибири, Забайкалье и Приморье сохраняли большую военную автономию (С июня 1918 г. и до его смерти от крупозного воспаления легких 26 января 1920 г. рядом с Каппелем был генерал-майор Павел Петров. Как "каппелевец первого часа" он с февраля 192о г. стал начальником снабжения (тыла) Дальневосточной армии атамана Семенова, а после ее разгрома и передислокации остатков армии по КВЖД во Владивосток с декабря 1920 г. занимал командные посты в Земской Рати (с 10 августа 1922 г. - ее начальник штаба) - последнего воинского формирования "колчаковцев" в Приморье, вплоть до его разгрома в октябре 1922 г. и бегства в Китай. - Послужной список ген. П.П. Петрова см. РГВА, ф. 39729, оп. 1, д. 16, л. 1; ф. 40213, оп. 1, д. 2920, л. 2).

Итог "каппелевской авантюры" на Волге был двояким.

Первыми уроки из нее извлекли большевики. Они поняли, что привлечение (добровольное или насильственное) "военспецов" из числа бывших кадровых офицеров дает большой эффект, о чем свидетельствовала служба Каппеля, П. Петрова и других штаб-офицеров в Народной армии КомУча.

Любопытно, что Троцкий сразу после взятия "белыми" Казани провел генеральную чистку в командном составе Восточного фронта, назначив главнокомандующим своего "Каппеля" - полковника Генерального штаба царской армии Сергея Каменева. Затем Троцкий начал делать то, чего тщетно добивался Каппель от правительства КомУча - наводить железную воинскую дисциплину: насильственную мобилизацию крестьян, расстрел на месте дезертиров и паникеров, не исключая и большевистских комиссаров, ликвидацию "партизанщины" в Красной армии (его конфликт со Сталиным и Ворошиловым, в котором на сторону Троцкого встал Ленин), усиление вооружение в РККА. Уже в августе Троцкому удалось, в противовес речной флотилии КомУча, создать собственную, но более мощную, вооруженную скорострельными морскими орудиями. В середине августа Каппель доносил в Самару, что Красная армия становится лучше, более дисциплинированной, "военспецы" грамотно ведут операции и прежним кавалерийским наскоком ее уже не возьмешь.

Тщетно. Каппелю, лично прибывшему в сентябре в Самару за подмогой, в КомУче заявили: все это пустяки, главное - "мы сейчас добились (на совещании в Уфе. - авт.) образования Всероссийского правительства и наши имена вошли в историю". (16)

Имена-то, может быть, и вошли, а вот правое дело "демократической контрреволюции" против большевиков "учредиловцы" бездарно проиграли.

Единственным реальным вкладом КомУча и его Народной армии в дело борьбы с большевизмом стал захваченный отрядом Каппеля "казанский клад", доставшийся не без активного содействия Дитрихса и Войцеховского Колчаку, что чрезвычайно укрепило международный авторитет Верховного, позволило ему закупать оружие и амуницию, платить жалование своим офицерам и солдатам, не прибегая в массовом масштабе к реквизициям у населения Сибири.

Для основной проблемы нашего расследования - можно ли вернуть российское достояние (золото и недвижимость), откуда и как? - первым на очереди по хронологии оказывается чехо-словацкий "след". Ведь именно чешские легионеры участвовали в отбитии "казанского клада", они же обеспечивали его охрану при перевозке и стоянках из Самары до Челябинска (а затем от Красноярска до Иркутска в декабре 1919 - марте 1920 гг.), и именно официальные представители "чехвойск" подписывали протоколы о сдаче остатков "казанского клада" коалиционному Политцентру Иркутска, который уже на последнем этапе (18 марта 1920 г.) окончательно передал "золотой эшелон" его командиру - большевику чекисту Косухину, который в конце концов и доставил этот эшелон 3 мая 1920 г. в Казань.

Когда же в Казани большевики, наконец, пересчитали "наличность", то оказалось, что по сравнению с ее первоначальной "стоимостью" на июнь 1918 г. "казанский клад" заметно "усох". "Усох" на целых 27 пульмановских четырехосных вагонов из тех 40, что были загружены "под завязку" на момент отправки золота из Самары в конце сентября 1918 г.

В значительной мере эта "усушка" объясняется тем, что как мы увидим ниже, расследуя японо-гонконгский след "казанского клада", Колчак в марте - октябре 1919 г. отправил во Владивосток четыре "золотых эшелона" (14 - 20 пульмановских вагона) с 217.038 кг золота (из них 32.800 кг не дошли до Владивостока, будучи захваченными в Чите в октябре атаманом Семеновым). (17)

И тем не менее, отступая под натиском "красных", Колчак вывез из Омска ноябре 1919 г. золота в 29 пульманах на 414 млн. 254 тыс. зол. рублей. Однако чекист Косухин вернул из Иркутска в Казань золота всего на 409 млн. 620 тыс. зол. рублей. (18)

Вот вокруг этой суммы примерно в 4-5 млн. зол. рублей (по другим подсчетам - в 36 млн.) уже много десятилетий кипят споры. Большинство очевидцев из числа "белых" (быв. Министр омского правительства Г.К. Гинс, управляющий военным министерством Колчака генерал барон А.П. Будберг, бывший главнокомандующий колчаковской армией К.В. Сахаров, журналист А. Гутман-Гун и многие другие) "грешили" на чехов: те, де, хапнули хорошо, благо вывезли из России от 600 (барон Будберг) до 2000 (С. Витольдова-Лютык) вагонов всякого "барахла" - золота, картин, церковной утвари, меди, мебели, колясок-экипажей, икон, моторных лодок и т.п. (Г.К. Гинс).

Понятное дело, что участники золотой эпопеи с чешской или словацкой стороны в 20-х - 30-х гг. И позднее утверждали обратное. Типичными здесь были документированные брошюры (1926 г.) начфина чехо-словацкого корпуса в Сибири Франтишека Шипа, а также журналиста Иозефа Куделы (1922 г.), к которым мы еще вернемся.

Грешным делом и я сам, когда писал для жур. "Знамя" (1992, № 8) свою первую большую статью "Вернется ли на Родину российское золото?", пошел по "следу" русских эмигрантов и несколько "пережал" в не всегда доказательных примерах разграбления легионерами "золотого эшелона" Колчака, чем вызвал справедливую критику Сергея Петрова (см. его "Письмо в редакцию" - "Знамя", 1992, № 10). Ведь, действительно, сначала правительство КомУча (2 октября 1918 г., Самара) само предоставило начфину Ф. Шипу "в кредит" в последующим возвратом (?!) 750 ящиков серебра на сумму в 900 тыс. зол. руб. Для финансовых нужд легиона, а затем, после военного переворота 18 ноября оставшийся не дел уфимский совет управляющих ведомствами на своем последнем заседании 28 ноября принял постановление - "вверить" весь "казанский клад" "чешскому народу в лице Чехсовета для охраны и затем передачи Учредительному собранию или общепризнанному Всероссийскому правительству с тем, чтобы до этой передачи никто этими ценностями распоряжаться не мог." (19)

Но ни "вверить", ни "передать" чехам "казанский клад" Совет не успел. Как только это постановление и телеграмма в Чехсовет стали известны Колчаку, 3 декабря он приказал своему любимцу В.О. Каппелю немедленно арестовать и препроводить в тюрьму всех "уполномоченных", что теперь уже генерал-майор Каппель неукоснительно исполнил.

Однако при всей этой добровольной "передаче" (и тут я с С.П. Петровым по-прежнему несогласен) чехи вовсе не отказывались от попыток захватить весь "казанский клад" или хотя бы его часть.

Последующие десятилетия не внесли ясности в чехо-словацкий след. В партийной историографии Октябрьской революции и гражданской войны с легкой руки будущего академика И.И. Минца (1932 г.) преобладало мнение - весь "казанский клад" большевики отбили у Колчака и целехоньким вернули трудовому народу. В 1959 г. на основе идеи "полного возврата" был поставлен художественный фильм "Золотой эшелон", полный фактических неточностей.

Впрочем, что там фильм со скороспелым сценарием, если известная советская писательница Анна Караваева еще в 1938 г. написала, что вернул "золото Колчака" … венгерский интернационалист-коминтерновец Матэ Залка (а вскоре этого героя сталинское НКВД репрессировало).

При Н.С. Хрущеве чуть-чуть приоткрылись архивы, и в книжке А.П. Кладта и В.А. Кондратьева "Быль о золотом эшелоне" (1962 г.) имя героя было названо правильно - чекист А.А. Косухин.

Неправильно была оценена роль другого героя - адмирала А.В. Колчака. Именно на него авторы свалили все недостачи по "казанскому кладу". Якобы даже в его личном вагоне при аресте представителями Политцентра в Иркутске были обнаружены "шесть пудов серебра, семь миллионов бумажных денег и целый мешок разных золотых и бриллиантовых вещей - его и "его любовницы княгини Темировой".

Все здесь ложь. Никаких драгоценностей и серебра с деньгами при адмирале не было - об этом свидетельствует стенографический отчет о сдаче Колчака и его премьера В.Н. Пепеляева в Иркутске. (20)

И никакая А.В. Тимирева (а не Темирова), урожденная Сафонова, после расстрела Колчака Книпер, не "княгиня", хотя и из дворян. Отсидела все что положено гражданской жене адмирала в ленинско-сталинском ГУЛАГе в 1922 по 1946 и с 1949 по 1954 гг., реабилитирована в 1960 г., умерла в 1975 г. своей смертью в Подмосковье.

Интимные отношения адмирала и "княгини" - потрясающее общечеловеческое свидетельство Любви мужчины и женщины посреди кровавой вакханалии смерти и погони за "золотым тельцом". На это обратил внимание в свое время (1931-1932 гг.) известный эмигрантский историк Сергей Мельгунов в своей капитальной трехтомной работе "Трагедия адмирала Колчака" (Белград). В начале 90-х годов жур. "Минувшее" опубликовал личную переписку адмирала и его гражданской жены - Лев Толстой, будь он жив, написал бы по ним продолжение своей "Анны Карениной".

В 1991 г. дочь Сергея Петрова, ныне известный продюсер Голливуда, совместно со мной составила даже смету будущего документально-художественного многосерийного телефильма "Любовь, золото и смерть - трагедия адмирала Колчака": центральной линией сериала (не чета всяким там "Тропиканкам" и "Последним жертвам") должна была стать история трагической любви двух русских людей: Тимирева требовала от чекистов расстрелять ее вместе с любимым, получив отказ, пыталась покончить с жизнью в иркутской тюрьме. (21)

И как бы легла в этот сюжет легенда о второй женщине - законной жене адмирала Софье, которая будто бы летом 1920 г. тайно прибыла в Иркутск искать могилу мужа (она не знала, что Колчак и Пепеляев были расстреляны на берегу р. Ангары и их тела столкнули в воду). А когда узнала, то в безутешном горе якобы наняла лодку с проводником и поплыла вдоль берегов реки, расспрашивая местных жителей - не вынесла ли матушка-Ангара не берег тела двух казенных мужчин? Так ли было на самом деле или все это еще одна легенда типа "кладов Колчака" в Сибири для документально-игрового телесериала не так уж и важно, как и то, что Софья не бросилась с горя в Ангару, а умерла в эмиграции в Париже - но какова любовная интрига старого, как мир, треугольника? (22)

Увы, денег тогда мы с дочерью Сергея Петрова не нашли, и замысел так и остался пока на бумаге в виде финансовой сметы да набросков сценария в моем личном архиве…

Понятное дело, такие "задумки" не тревожили сердце официальных партийных советских историков. В их "исследованиях" ни о каких следах "казанского клада" и уж, конечно, о любви адмирала к женщине, речь не шла. Да и зачем? Все ведь вернули, а чего не досчитались - украл Колчак или его "любовница - княгиня"!

Гораздо продуктивнее при всех субъективных оценках (никакие чехи, англичане, французы, американцы и японцы не защитники "белого дома", а обыкновенные грабители России, воспользовавшиеся гражданской войной, чтобы набить свои карманы (23)) были участники кровавой "золотой эпопеи" из эмиграции, которые не только пошли по "следам золота" - чешскому, японскому, китайскому, американскому, но и осмелились в 1923 - 1941 гг. публично судиться с японцами за возврат золотого достояния Отечеству (Валериан Моравский, ген. Павел Петров и другие).

Их эстафету как исследователи подхватили их сыновья (Сергей Петров, Никита Моравский (24), сын чешского легионера Игорь Немец (Именно Игорь Немец при содействии Сергея Петрова прислал в наш общественный Международный экспертный совет по российскому золоту за рубежом целую подборку копий чешских документов из архивов Министерства обороны и МИД бывшей ЧССР, где документально отражается подлинная роль легионеров в судьбе "казанского клада"), чей отец был репрессирован и гитлеровцами, и сталинским СМЕРШем), а уже в самые последние годы - совсем молодые исследователи из Великобритании (25) и Новосибирского университета (26).

А теперь, после этого небольшого, но необходимого мини-отступления, пойдем по чехо-словацкому "следу" дальше.

С весны 1920 г. после шестилетнего отсутствия в Чехо-Словакию морем вокруг света, через Триест и Австрию стали, наконец, возвращаться легионеры. И почти сразу сначала по стране, а затем и по всей Восточной Европе поползли слухи о несметных богатствах, которые они якобы привезли из Сибири и с Дальнего Востока необъятной России.

Одним из первых с "белой" русской стороны эти слухи "озвучил" в цифрах бывший управляющий центральной конторы Госбанка России в Петрограде при "временных", а затем замминистра финансов у Колчака В. Новицкий.

В издаваемом в Лондоне на деньги бывшего царского финансового агента К.Е. Замены бюллетене "Russian Economist" (January 1921, p. 46-57) он опубликовал статью "судьба императорского русского золотого запаса", в которой впервые среди русских эмигрантов (правда, с оговоркой - "согласно настойчивым слухам") назвал точные цифры "умыкнутого" легионерами "сибирского золота" (В Чехо-Словакии "золото Колчака" переименовывается прессой в "сибирское золото"): на : 63.050.000. зол. руб. или 168 млн. франц. фр. (27)

Для небольшой, только-только становящейся на ноги финансовой и экономической независимости страны это было целое богатство, о котором, скажем, в наше время могла бы только мечтать Эстонская республика. В обычных условиях такая публикация "товарища" министра не вызвала бы никакого резонанса ни в Англии, ни во Франции, а в самой Чехо-Словакии, тех времен разве что реплику какой-нибудь проправительственной газеты типа - "ну, опять, эти русские эмигранты чем-то недовольны, а ведь толпами едут к нам, да еще денег на проживание просят". (28)

Но публикации Новицкого в 1921-1922 гг. попали в самую точку. Именно в этот период и в Европе, и в Советской России полным ходом шла подготовка (а затем и проведение в апреле - мае 1922 г.) к Генуэзской конференции, первого после гражданской войны и иностранной интервенции мирного "круглого стола" вчерашних непримиримых противников.

Антанта хотела бы получить компенсацию по "царским долгам" и национализации иностранной собственности в Советской России, Советы - добиться дипломатического признания и кредитов на НЭП. Эксперты обеих сторон усиленно искали аргументы. В.И. Ленин на Политбюро ЦК РКП(б) предложил признать только "царские долги" до 1914 г. (и Г.В. Чичерин в октябре 1921 г. разослал по столицам Антанты соответствующий дипломатический циркуляр), сам готовился поехать в Геную, но остальные долги (за национализацию иностранной собственности и за облигации частных дореволюционных компаний и обществ - сегодня только во Франции их оценивают в 48 млрд. долл.) категорически не признавал как "частные".

Чтобы усилить аргументацию, большевики выдвинули встречные претензии - по "военным долгам". В них вошли: посылка золота царским и временным правительствами в страны Антанты в 1914-1917 гг. за закупки вооружений и амуниции (а поставлено было против оплаченного менее 50 %, причем Англия и Швеция вообще ничего не поставили "временным" в марте - сентябре 1917 г.), и материальный ущерб от иностранной интервенции, в том числе, и от чехо-словацких легионеров в 1918-1920 гг. (29)

В порядке инвентаризации "золотых дел" при начале НЭПа и для подготовки к торгу с "буржуями" по инициативе Ленина Советом Труда и Обороны была создана в конце 1921 г. специальная "Комиссия по золоту". Она просчитала все движение золота с 1917 г. по конец 1921 г., и в части адмирала записала - 235.500.000 зол. руб. "были захвачены и израсходованы Колчаком". (30)

И тут как нельзя кстати, Новицкий со своими выкладками. Оказывается, Колчак-то израсходовал не 275 млн., а на 63 млн. меньше, и эта "недостача" находится… в "Легио-банке" в Праге.

Эксперты Антанты заволновались. Отбить аргументы (а, главное, факты и документы по "военным долгам") было чрезвычайно трудно. Только-только на Версальской мирной конференции 1919 г. и серии "малых Версалей" 1920-1921 гг. сама Антанта за "военные долги" Первой мировой войны "раздела" Германию, Турцию, Болгарию, обложив, в частности, немцев огромной контрибуцией. Сказать - "нам можно, мы победители" вроде бы глупо: большевики ведь тоже победители - и Антанту прогнали, и чехов, и своих "белых", словом, "… разгромили атаманов, разогнали воевод и на Тихом океане свой закончили поход". Да и зачем тогда вся эта катавасия с Генуэзской конференцией, если заранее считать партнера дураком и в грош не ставить его аргументацию?

Посыпались секретные запросы в Прагу. Президент Т. Масарик и его министр иностранных дел Э. Бенеш полпали в деликатную ситуацию. Масарик всю "сибирскую эпопею" чехо-словацкого корпуса официально требовал от его командования "соблюдать нейтралитет". Какой это был "нейтралитет", мы уже знаем.

Бенеш же в секретных инструкциях Чехосовету и командованию легиона рекомендовал "добывать" для новой республики как можно больше золота и драгоценных металлов.

Позднее, в 1926 г. главный исполнитель этих инструкций начфин Чеховойск Ф. Шип (к тому времени он из поручиков станет уже подполковником) проговорится: "Для нас сейчас (1920 г.-авт.) выгодный момент для добычи, так что добываем, и изрядно…" (31)

Члену правления - учредителю "Легио-банка" (По странному стечению обстоятельств "Легио-банк" (стал одним из самых крупных в довоенной Чехо-Словакии) был создан вскоре после возвращения легионеров. Долгое время живший в Праге Д. Мейснер, затем вернувшийся в СССР, в 1966 г. вспоминал: "… Чехословацкие легионеры… вывезли из России немало золота… Тогда же на одной из главных улиц Праги было построено огромное здание нового "Легиобанка". Все знали, что и само здание, и средства банка обязаны своим существованием все тому же золоту". - "Знамя", 1992. № 8, с. 201). Ф. Шипу за такие откровения здорово влетит, но пока бойкому пражскому журналисту Иозефу Куделе срочно заказывается брошюрка - "Чехословацкие легионеры и русское золото", которая аккурат к открытию Генуэзской конференции выходит из печати на чешском и французском языках. (32) Разумеется, легионеры ничего не присвоили, все сдали по акту в Иркутске еще 1 марта 1920 г. Так что домыслы и "красных", и "белых" - полнейшая чепуха.

На Генуэзской конференции, как известно, ни до чего реально не договорились. Большевики за спиной Антанты предпочли заключить сепаратный мир с Германией в Рапалло. Но все же условились продолжить переговоры. И продолжили - сначала в Гааге (1923 г.), затем в Лондоне (1924 г.) и, наконец, в Париже (1926-1927 гг.).

И все это время как дамоклов меч висел над Масариком и Бенешем вопрос о "сибирском золоте" в "Легио-банке". А тут еще подлили масла в огонь начавшие выходить на Западе и Востоке (Харбин) мемуары непосредственных очевидцев "золотой эпопеи" в Поволжье, Сибири и на Дальнем Востоке. И одними из первых - резко античешские воспоминания бывшего главкома Колчака ген. К.В. Сахарова совсем неподалеку, в Мюнхене (1923 г.).

Сахаров дополнил и детализировал скупую и осторожную информацию Новицкого. Вскоре до Праги дошли публикация В. Зензинова (Париж, 1919 г.), и двухтомный труд Г.К. Гинса (Пекин, 1921 г.), также полный конкретных фактов о том, как легионеры "добывали" (а не "скупали" по рекомендации Бенеша) ценности в России. К середине 20-х годов "сибирским золотом" заинтересовалась пресса соседних государств - "Австрийский корреспондент" в Вене провел опрос рядовых легионеров и в 1925 г. опубликовал серию сенсационных разоблачительных статей.

Дело дошло до парламента. Левый депутат Лодгман сделал Э. Бенешу официальный запрос - правда ли, что чехо-словацкие легионеры при молчаливом одобрении его, ныне министра иностранных дел, и Т. Масарика, ныне президента, вывезли в 1920 г. через Дальний Восток большое количество русского золота (в кулуарах парламента шушукались - более 30 вагонов!) и несметное количество другого ценного имущества?

Разразился громкий скандал. Бенеш 3 августа 1920 г. переслал запрос депутата в Министерство обороны республики, настаивая на предоставлении оправдательных документов о "передаче русского золота" вывезенного из Казани в 18-ом году". Главное, на чем настаивал министр - а "не было ли в это время чехословацкими частями что-то (?!) взято из золотого запаса?"

И такие документы Минобороны в МИД республики в том же году были предоставлены.

Вот они, передо мной, благодаря любезному содействию Игоря Немеца - 20 страниц машинописных ксерокопий на чешском и русском языках за 1920 г. при сопроводительной ген. Миклоша Чилы от 22 сентября 1925 г. из архива нынешнего Минобороны Чешской республики.

Подборка в основном состояла из актов (на русском языке) о контроле за сохранением пломб на вагонах "золотого эшелона", стоявшего на запасных путях станции Иркутск-1 да перечня номеров караульных частей (рот) чеховойск, которые поочередно несли совместно с другими частями (красноармейцы, румыны, югославы, иркутские партизаны, чекисты РВК и караул Политсовета) круглосуточную охрану эшелона в январе-марте 1920 г.

В эмигрантской "белой" литературе и публикациях все это было хорошо известно еще с 20-х - начале 30-х годов (33), да и в советской литературе 50-х - 60-х тоже (34), причем даже больше документов, чем представил ген. Чила министру Э. Бенешу. (35)

Ключевыми в сопроводительной Чилы от 22 сентября 1925 г. были два факта:

а) что 1 марта 1920 г. был подписал "протокол, по которому русский золотой запас окончательно был передан советской власти в Иркутске в 1920 г.";

б) "следует подчеркнуть, что неприкосновенность русского золотого запаса в 1918-1920 гг. - до дня передачи - была и есть для чеховойск лишь предмет политического, но никак не финансового интереса" (36) .

К огорчению генерала Чилы, не все из его легионеров были искусными дипломатами и мастерами отписок. Уже упоминавшийся подполковник в отставке Франтишек Шип, бывший начфин чеховойск в Сибири и один из учредителей "Легио-банка" через год после скандала в Чехословацком парламенте (1926 г.) в специальной брошюре (ее издание было осуществлено в собственной типографии "Легио-банка") "Несколько страниц о снабжении нашей сибирской армии (отповедь ген. Сахарову с его "Белой Сибирью") попытался выдать карася за порося, да обмишурился.

Начав как и ген. Чила, с панегирика легионерам как рыцарям без страха и упрека, якобы спасшим "казанский клад" от разграбления и целиком передавшим его советской власти в Иркутске, далее начфин пошел совсем "не в ту степь".

Прежде всего, он невольно опроверг версию генерала об отсутствии у легионеров "финансового интереса".

Наоборот, все откровения начфина свидетельствуют об обратном, причем Ф. Шип не гнушался писать заведомую неправду - "золотой запас русского государства был захвачен (в Казани. - авт.) нашим первым полком". (Легенда, вошедшая затем в СССР во все кинофильмы о гражданской войне).

Как мы описывали выше, сводный отряд Каппеля, захвативший "казанский клад", не насчитывал и полного батальона, а от чехов вообще участвовала всего лишь одна неполная рота, да и та - под командованием русского капитана Степанова. При этом легионеры под пули латышских красных стрелков особо не лезли, предпочитая, по воспоминаниям Степанова, отлеживаться в укрытиях, и все решила отчаянная штыковая атака взвода сербов под командованием майора Благотича.

А далее Шип разоткровенничался совсем: "Когда в сентябре (1918 г. - авт.) я и заместитель председателя (русского. - авт.) отделения Чехословацкого Национального Совета находились в Самаре, то искали мы пути, как бы завладеть золотом (выделено мною. - авт.)".

Возможность представилась очень скоро, когда началась эвакуация Самары (в конце сентября. - авт.): Шип и зампред Чехсовета (фамилию его начфин не называет) решили сыграть на недоверии и борьбе за власть между самарским (КомУч), Уфимским (Директория) и Омским (тогда в нем преобладали сибирские областники) правительствами.

"Золото и иные ценности везли в эшелонах к Уралу. Самарское правительство не доверяло Сибирскому. Поэтому я договорился в Уфе с управляющим иностранными делами Веденяпиным и управляющим финансами Баковым, что золото будет передано нам (выделено мною. - авт.). Что тотчас же и осуществилось." (То есть Шип подписал 2 октября 1918 г. с Веденяпиным и Баковым документ, на современном языке именуемым "Протокол о намерениях", на основании которого чехи получили те самые 750 ящиков серебряной русской монеты (на 900 тыс. зол. руб.), о которых речь шла выше. См. D.N. Collins and J.D. Soule (eds). Колчак и Сибирь: документы и исследования, 1919-1926, т. 1. N-Y., 1988).

В обмен на "серебряную предоплату" легионеры взяли на себя охрану "золотых эшелонов" КомУча от Самары до Уфы, ибо к тому времени вся его Народная армия (кроме отряда Каппеля) почти полностью развалилась.

"Комучевцы" не имели больше армии, но владели золотом, уфимская Директория - ни того, ни другого, зато омское правительство (именно в него как военный министр осенью 1918 г. войдет адмирал Колчак) имело армию, но совершенно расстроенные финансы (37).

Шип и здесь ловко использовал благоприятную чехам конъюнктуру. Он добрался в Омск и тайно встретился с министром финансов Сибирского правительства Иваном Михайловым, сыном известного народовольца и каторжанина А.Ф. Михайлова. Михайлов-сын, начавший свою политическую карьеру при "временных" как помощник министра продовольствия известного земца А.И. Шингарева, после Октябрьского переворота бежал за Урал и быстро перекрасился в "областника", "беспартийного социалиста".

Он был типичным "демократическим карьеристом" (А.И. Гучков), которых вынесла на поверхность политической жизни Февральская революция. В Сибири за ним очень быстро установилась кличка "Ванька-Каин", ибо при отсутствии твердых моральных и политических принципов он руководствовался лишь личными симпатиями и антипатиями.

Работая в 1917/18 гг. в антибольшевистском эсеровском подполье в Новониколаевске (Новосибирск), по отзыву его соратников он "сдавал" в ЧК лично чем-то ему несимпатичных боевиков. Наоборот, в Омске он "сдавал" монархистам-офицерам из колчаковской контрразведки по тем же личным мотивам своих коллег (например, известного сибирского "областника" Новоселова, которого в сентябре убила группа офицеров) и был активным (но тайным) участником государственного переворота 18 ноября 1918 г., направленного против "демократических контрреволюционеров" из КомУча и Директории.

Как министр финансов он оказался полным ничтожеством, замешанным к тому же в коррупции и целой серии финансовых скандалов (в августе 1919 г. Колчак его с треском выгонит, заменив на Л.В. Гойера).

И вот к этому "сибирскому Нечаеву", живому воплощению героев литературных "Бесов" Ф.М. Достоевского и приехал Шип. Они быстро нашли общий язык. "Позже я говорил с министром финансов Михайловым, - вспоминал начфин в 1926 г., - о том, что возьму 2 тыс. пудов (золота. - авт.) как основу для печатания чехословацких денежных знаков". (выделено мною. - авт.) (38).

По-видимому, никаких "протоколов о намерениях" не заключалось, ибо вся операция по "изъятию" 2 тыс. пудов должна была совершиться на основе "захватного права" в Челябинске, куда по свидетельству В. Новицкого должны были придти "золотые эшелоны" из Уфы (на нее наседали "красные") и совершиться перегрузка золота из вагонов в... элеватор близ города. Почему надо было перегружать несколько эшелонов на 651 млн. зол. руб. (по другим данным - на 1 млрд. 200 млн.) в элеватор - до сих пор неясно. Может быть для того, что из элеватора легче "взять" 2 тыс. пудов и даже больше?

Всю "обедню" Шипу и Михайлову испортил Михаил Николаевич Дитерихс. Будучи как начштаба чехвойск на Урале и. о. командующего (командующий ген. Сырова находился в это время в Екатеринбурге на совещании чехо-словацких командиров), он приказал ничего не знавшему о тайной операции Шип - Михайлов чешскому конвою развести пары и срочно двигаться из Челябинска в Омск, отменив тем самым "элеваторную выгрузку". (М.Н. Дитерихс, предпоследний глава "белого" правительства во Владивостоке и председатель дальневосточного отделения РОВС - Российского Общевойскового Воинского Союза (объединение офицеров-эмигрантов), оставил интересные воспоминания об этом эпизоде по спасению золотого запаса от чехов. Незадолго до смерти он запечатал их и другие интересные документы и отправил из Китая в Прагу, в Архив русской революции. С 1992 г. мы с С.П. Петровым ищем этот пакет в архивах Москвы и Праги, но пока тщетно).

Последняя в 1918 г. попытка завладеть золотым запасом России имела место в ноябре 1918 г., уже после государственного переворота Колчака. Тогда под давлением чехов адмирал вынужден был временно освободить членов уфимского Совета управляющих ведомствами, которые считали себя законными распорядителями золота. Именно после этого они 28 ноября, о чем говорилось выше, издали свое знаменитое постановление об окончательной и полной передаче "золотых эшелонов" под "охрану Чехсовета", но и эта акция (за которой снова проглядывался Шип) сорвалась. 3 декабря все "подписанты" были арестованы и с этого момента "казанский клад" окончательно перешел в руки адмирала Колчака.

Но легионеры добились-таки своего. После того как Колчак осенью 1919 г. отклонил предложение союзных комиссаров ввиду наступления Красной армии срочно отправить оставшееся в Омске золото "под международным (читай - чешским) контролем" во Владивосток, 4 января 1920 г. адмирал сдался. В телеграмме на имя союзных комиссаров в Иркутске он извещал, что с сего дня передает "золотой эшелон" под охрану чехвойск.

Для Колчака это было начало его трагического конца. Чехи фактически с 6 января взяли его в заложники (а 16 января "сдали" в Иркутске большевикам (39)).

Таким образом, с 4 по января - день прибытия "золотого эшелона" с прицепленным к нему вагоном с Колчаком в Иркутск (всю остальную "свиту", включая конвой, "отсекли" еще 9 января) золото находилось исключительно под охраной чехо-словацких легионеров, правда, при сопровождении небольшой группы служащих Госбанка во главе с начальником эшелона инженером А.Д. Арбатским.

Но и В Иркутске чехи до 7 февраля (дня подписания соглашения с Исполкомом Иркутского Совета о передаче "золотого эшелона" в обмен на паровозы и свободный отъезд в Забайкалье на Читу и далее по КВЖД во Владивосток или в Китай) не допускали к эшелону даже его начальника Арбатского. Последний писал управляющему Иркутским отделением Госбанка Ф.И. Громову гневные докладные (одну из них от 26 января 1920 г. я впервые опубликовал в жур. "Знамя", 1992, № 8, с. 197-198), в которых инженер справедливо утверждал, что у него "нет никакой уверенности в том, что охрана золота стоит на должной высоте, следствием чего может быть новая покража золота" (Арбатский имеет в виду кражу 13 ящиков с золотом на сумму в 780 тыс. зол. руб. на станции Тыреть 11 января за 200 км от Иркутска, причем начальник чешского караула капитан Эмр фактически отказался признать, что кража произошла на перегоне ст. Зима - ст. Тыреть, т.е. в зоне ответственности его караульной смены (40))

Так присвоили чехо-словацкие легионеры золото из "казанского эшелона" Колчака или нет?

Самый надежный ответ можно было бы найти в архиве Министерства обороны Чешской республики, в фонде "Финансовые дела русского легиона" по адресу Прага-2, пл. Флоренции, д. 5, откуда в свое время ген. Чила и извлек для Бенеша выгодные ему документы о "финансовой непричастности" легиона.

Но, увы, пока этот путь для нас еще не открыт. Остаются косвенные свидетельства участников событий и отдельные факты, собранные историками.

Если судить по документам, представленным ген. Чилой Э. Бенешу в ответ на запрос депутата Лодгмана в 1925 г., разумеется, нет.

Если же судить по действиям и по переписке Шипа в 1918-1920 гг. его публикации в 1926 г. - присваивали и еще как (помните - "добывали, и изрядно добываем...").

Уже не в "белоэмигрантской", а в современной российской прессе появилась масса публикаций о "добыче" легионеров в Сибири и на Дальнем Востоке (особенно интересные факты приводил в серии своих статей в газ. "Владивосток" историк-краевед А. Буяков; он, в частности, ссылается на секретное письмо Э. Бенеша от 30 января 1920 г. командованию легиона в Иркутске, в котором сообщается о заинтересованности Минфина молодой республики в "закупке золота и других благородных металлов")

Конечно, расследуя "чешский след", нельзя отбрасывать со счетов факты банального воровства.

Прежде всего бросается в глаза крайне плохая организация охраны, частично связанная с вековой русской традицией "охраны забора" - вагона, склада, поезда (а не того, что в них). Караульные отвечали лишь за сохранность запоров и пломб на них и число "мест" (ящиков, сумок, мешков). Когда, по рассказам свидетелей, в конце октября в последнем, четвертом "золотом эшелоне Колчака, направлявшемся во Владивосток, случайно (на входной двери оказалась поврежденной пломба) была проведена проверка содержимого "мест", то выяснилось, что в 26 стандартных ящиках вместо золота были… вложены кирпичи. До сих пор неясно, где их вложили - или при отправке в Омск, или в момент воровства на ст. Тайга? (Этот последний, четвертый по счету, "золотой эшелон" на Владивосток вообще окажется невезучим. Начав с "утраты" 26 ящиков на ст. Тайга, на ст. Чита он в начале ноября "утратит" и все остальные 616 ящиков. Их присвоит атаман Семенов. - Прим. авт.)

Впрочем, система "охраны забора" сыграла с многострадальным "золотым эшелоном" злую шутку и на обратном пути его из Иркутска в Казань. Уж какие "кирпичи" или "железяки" подсунули чекисту Косухину в его эшелон в Иркутске или по пути его следования с 18 марта по 3 мая 1920 г., но прибытии в Казань он недосчитался золота на еще большую сумму, чем колчаковцы - аж на целых 35 млн. зол. руб. против той описи, что подмахнул с подачи Арбатского и Кулябко (41).

Скорее всего, деньги (ящики с золотом) украли на перегоне между ст. Тайга и ст. Зима (вот заклятое место и район, где до сих пор любители кладов буравят землю в тайге, ища "золотые ящики"!). Именно там, совсем как в октябре 1919 г. (ст. Тайга) и в январе 1920 г. (ст. Тыреть), обнаружилось, что у двух вагонов почему-то произошло "ослабление затворных болтов… с золотым запасом РСФСР". А в этих двух вагонах было ни мало ни много 1040 ящиков с золотом.

Внутрь ящиков снова, как и в Иркутске, заглядывать не стали, а пересчитали лишь "места", что "по проверке оказалось соответствующим количеству мест, показанному по приемочному акту с. г." (42).

Словом, все в ажуре, все "места" на месте, вагоны снова закрыли и опломбировали. А приехали в Казань да вскрыли ящики и сумки в этих и других вагонах - а там тю-тю, золота-то на 35 млн. руб., как корова языком слизала.

Впрочем, "корова" особиста не спасла: в 1939 г. его все же арестовали и расстреляли - уж не за "недостачу" ли по 1920 году? И не рассказал ли Косухин на допросах в 1939 г. что-то такое, что побудило НКВД СССР в следующем, в 1940 г., завести целое дело по поводу украденного на ст. Тайга "золота Колчака"? Тем более, что показания бывшего чекиста наложились на заявление некоего новообращенного гражданина Эстонской ССР (Сталин только-только аннексировал Прибалтику) А.И. Лехта в "органы" о том, что он знает, где закопаны 26 ящиков золота, украденные на ст. Тайга из колчаковского эшелона в конце октября 1919 г. Лехт в своем заявлении в НКВД СССР в июле 1940 г. назвал имена двух свидетелей, которые лично принимали участие в закапывании (а также, очевидно, и в воровстве) 26 ящиков - бывшего старшего писаря 21-го запасного Сибирского полка армии Колчака, своего соотечественника К.М. Пуррока и командира полка полковника М.И. Швагина, которые якобы еще с двумя солдатами (их имена Лехт на установил) лично закапывали эти ящики южнее ст. Тайга в три ямы глубиной в 2,5 м в лесу, на пятой лесной дороге справа от Сибирского гужевого тракта.

НКВД, конечно, проверило заявление Лехта, а заодно и личности Швагина и Пуррока. На Швагина материалов не нашли, то ли после кражи золота погиб, то ли сбежал в эмиграцию.

А вот относительно Пуррока (а заодно и Лехта) выяснились интересные подробности. Оказывается, еще в сентябре 1931 г. (!) Пуррок и Лехт , тогда граждане "буржуазной" Эстонии, нелегально приезжали на ст. Тайга и вдвоем вели самостоятельные "раскопки". Будто бы Пуррок нашел одну из ям - место "захоронения клада", хотя прошло уже 13 лет.

Но что-то спугнуло "золотоискателей" (не забудем, что приехали они нелегально, а 31-й год, год "сплошной коллективизации" и разгула ОГПУ, когда на железных дорогах хватали всех "подозрительных"), и они не стали искушать судьбу - ящики-то с золотом на месте, кроме их двоих никто их не найдет, так что лучше немного переждать, как следует подготовиться ( у "кладоискателей" тогда из инструментов был только перочинный нож - ни лопаты, ни лома, ни мешков, ни транспорта) и уж действовать наверняка. С тем, проведя на ст. Тайга и в лесу 10-12 часов, они уехали снова на Запад.

Но вернуться за богатством вторично в 30-х гг. им уже не довелось, видимо, помешали какие-то чрезвычайные обстоятельства.

Однако от мечты своей они не отказались, и в марте 1940 г., как установило НКВД, подали в Генконсульство СССР в Таллине заявление на визы (Эстония до "воссоединения" с СССР в июле еще считалась независимым государством, а все эстонцы - пока иностранцами). Визу друзьям - кладоискателям выдали, но тут они вдруг стали гражданами СССР и тогда Лехт форсировал события - написал прямо в НКВД о том, что он и Пуррок хотят снова приехать и на этот раз наверняка найти "клад".

Это сегодня "органы" на такие предложения (найти "клад", поднять затонувший корабль с золотом и т. д.) не обращают никакого внимания, разве что в нашем общественном экспертном совете мы фиксируем такие предложения (скажем, письмо В.К. Коровина от 29.Х.1991 г. из Ленинградской обл. о том, что его отец, бывший колчаковский офицер в августе 1918 г. принимал участие в тайной транспортировке из Самары в Крым "44 золотых слитков золота по 30 фунтов весом каждый", предназначавшихся для императрицы-матери Марии Федоровне, или Ю.В. Кочева от 20.IY.1993 г. со ст. Немчиновка Белорусской ж.д. в Московской обл. о том, как его отец и дядя , красные партизаны, 25 декабря 1919 г. окружили отступавший в Забайкалье колчаковский полк барона Враштеля, разоружили его и захватили "четырнадцать цинковых гробов с золотом, адресованных Колчаком атаману Семенову").

Тогда власти по-иному относились к "сигналам", но и ответственность за "сигнал" была другой - собственная голова.

За две недели до начала войны два особиста из 2-го спецотряда Кузьмин и Митрофанов, привезли Пуррока на ст. Тайга (Лехта как "приблудного", по-видимому, не взяли; в 1950 г. он умер в Эстонской ССР своей смертью) и две недели, с 13 по 23 июня 1941 г., они втроем перерыли указанное эстонцем место, забив 248 шурфов, но золота так и не нашли (позднее оказалось, что шурфы были слишком мелкие - на глубину всего 1,75 м., а ящики, если они там были, должны были лежать ниже 2,5 м).

Скорее всего Пуррок за давностью времени и возрастом (прошло все же 22 года), да еще и изменением ландшафта - старый лес, который он еще помнил, в годы сталинских пятилеток спилили, а в новом молодом подлеске эстонец уже не ориентировался. Так и не смог установить то место, которое он якобы нашел в 1931 г.

Экспедиция ни с чем вернулась в Москву, но Пурроку его "забывчивость" обошлась дорого - особое совещание при НКВД СССР 2 мая 1942 г. в Москве, "пришило" ему ст. 169, часть II УК РСФСР (злоупотребление доверием и обман "органов") и "припаяло" пять лет лагерей как "мошеннику". Отправили его - вот судьба!- в Приволжский ГУЛАГ недалеко от Самары (там, где и началась вся эпопея с "казанским золотом"), но Пуррок просидел недолго - через четыре месяца он умер от разрыва сердца.

Но на этом история с поисками 26 ящиков золота в окрестностях ст. Тайга не кончилась. В июле 1954 г. там же забили еще больше шурфов, целых 360, два местных чекиста из Кемеровской обл. - Кулдыркаев и Бяков, и снова безуспешно, хотя шурфы уже бились на требуемую глубину - 2,5 м.

Привлекли двух геофизиков с аппаратом Шмита (электромагнитные волны для обнаружения металла в земле) и никакого результата. В отчете особисты все свалили на Пуррока - обманул, чухонец, всех, место указал ложное.

Но "золотой телец" тянул, да и валюта, как всегда нужна была державе: как ни говори, а 26 ящиков - это все таки 1.440 кг. золота или почти 1,5 млн. долл. - да за такую сумму орден, а то и Героя Союза дадут…

И в ноябре 1958 г., уже при Н.С. Хрущеве, очередная - третья за последние 17 лет - "экспедиция" была отправлена на ст. Тайга, на этот раз по линии МВД СССР.

Целый месяц три милицейских чина от капитана до подполковника с помощью местных "оперов" допрашивали стариков и старух, уточняя детали и перепроверяя информацию бывшего старшего писаря, который вот уже 16 лет как отошел в мир иной. В результате родилась справка, из которой следовало, что либо по вине Пуррок, либо по собственной вине, но обе предыдущие "экспедиции" 1941 и 1954 гг. искали не там, а… в противоположной стороне: клад спрятан не на западе от ст. Тайга, а на востоке. В заключении предлагалось возобновить поиски летом 1959 с привлечением геофизиков - в 1958 г. наступила зима, и долбить мерзлую землю в сибирской тайге бесполезно.

Но начальство, очевидно, решило по-другому: три "экспедиции", "не там искали", какие-то геофизики, возня - ну его, это золото, к бесу, и начальник 3-го спецотдела МВД СССР полковник Н.Я. Баулин … закрыл в июне 1959 г. "золотое дело" на ст. Тайга, оставив сенсацию о "раскопках" 26 ящиков на усмотрение журналистов. Чем они и занимаются последние 35 лет (43).

И все же - сколько и чего из "драгметаллов" вывезли чешские легионеры?

Сразу бросается в глаза первое - ген. Чила в 1925 г., мягко говоря, лукавил, а вот начфин Шип резал правду матку: "добыча" тянула более чем на четыре тонны серебра и почти на восемь тонн золота. И не так уж далек от истины краевед А. Буяков, когда пишет в газете "Владивосток", что эти тонны "драгметаллов" стали базой золотого и серебряного обеспечения чехо-словацкой кроны - одной из самых стабильных в межвоенный период, причем почему-то именно с конца 1920 г.

Такому золотому запасу могли бы позавидовать, например, сегодняшние независимые республики Балтии.

Тогда, в первый период независимости 1918-1940 гг., прибалты явно были "на коне" по сравнению с чехами: как-никак, например, Эстония по тартусскому миру 1920 г. с РСФСР сразу получила "индомнизацию" (возмещение) как бывшая царская окраина в 14 млн. зол. руб., а Литва - 3 млн.

Да и Польша, побив Красную Армию в августе 1920 г. под Варшавой, "отхватила" по Рижскому миру 1921 г. солидный кусок "золотого пирога" - аж целых 30 млн. зол. руб. контрибуции с большевиков.

Чехи и словаки тогда были в положении нынешних прибалтов - Литва только в 1992/93 гг. с трудом "выбила" у Франции и Англии 3,5 т. золота, оставшиеся на счетах ее посольств в Лондоне и Париже после советской аннексии.

Командование легионеров и, особенно, начфин Ф. Шип, конечно, хотело бы "добыть" больше "драгметаллов".

В фонде 197 Колчаковского министерства финансов, что храниться в Москве в ЦГАОР, в "Бухгалтерии общей канцелярии" я видел документы переписки Ф. Шипа за декабрь 1919 г. с последним минфином Колчака П.А. Бурышкиным (кстати, автора вышедшей за границей и сравнительно недавно переизданной в столице интересной книги воспоминаний "Москва купеческая"): начфин просил продать "в кредит" еще 268 ящиков дефектной серебряной монеты на 15,3 млн. руб. по той же схеме, что и первая партия в 750 ящиков, оформленная "протоколом" министров КомУча 2 октября 1918 г.

По видимому, на этот раз сделка не состоялась, ибо в отчете начальника эшелона А. Арбатского и ст. кассира Н. Кулябко, инвентаризировавших в Иркутске в начале марта 1920 г. содержание "мест" в эшелоне перед его передачей большевикам все эти 262 ящика серебра оказались на месте, а затем благополучно доехали до Казани (44).

Еще менее удачным был замысел "оттяпать" весь эшелон после того, как Колчак с 6 января 1920 г. лишился своей охраны и стал заложником легионеров. Ведь еще 25 декабря глава союзных комиссаров Антанты французский генерал Жанен, видя неуступчивость Колчака и его желание до последнего сохранить свой контроль (и свою охрану) над "золотым эшелоном", дал шифрованную телеграмму чехам: задержать в Нижнеудинске эшелоны Колчака, разоружить его охрану и взять эшелон под свой контроль (как это напоминало телеграмму Троцкого 25 мая 1918 г. относительно разоружения чехов!).

Колчак в последний раз отказался разоружаться, но тогда чехи заблокировали все его эшелоны в Нижнеудинске. Как уже отмечалось выше, адмирал капитулировал только 4 января. А 9 января "золотой эшелон" с прицепленным к нему вагоном Колчака под усиленной охраной чехов отправили, наконец в Иркутск. Казалось бы - все дело сделано - сдадим Колчака "красным", а сами на всех парах вокруг Байкала с золотом к Тихому океану! Тем более, что чешский командир конвоя майор Гачек держал в руках очередную телеграмму Жанена - главное, контролировать золото, а все остальное приложиться… Одним из "приложений", в случае каких-либо осложнений, генерал видел … сдачу "золотого эшелона" под охрану японцев. И Жанен даже передал Гачеку приказ: в Иркутске - восстание, золото под угрозой захвата большевиками, срочно гоните эшелон в обход города на станцию Мысовую Кругобайкальской ж.д., где вас уже ждут японцы.

Но командующий чехословацким корпусом ген. Ян Сыровы был реалистом. В возникшей дилемме - "кошелек или жизнь" - он предпочел жизнь легионеров. "Невыдача золота (Политцентру в Иркутске. - авт.) или передача его японцам так возбудит против нас все русское население, особенно большевистские элементы, - телеграфировал он Жанену, - что наше войско от Иркутска до Тайшета окажется в сплошном огне. На нас нападут со всех сторон." Чешского генерала поддержал и представитель Национального совета в Иркутске доктор Благож - "золотой эшелон" придется отдать.

Результатом этого и явилось военное перемирие чехов и Советов на станции Куйтун 7 февраля 1920 г. - золото в обмен на паровозы и вагоны. А ранним утром того же дня Колчака и Пепеляева расстреляли на берегу Ангары: своей смертью он заплатил за золото для большевиков и жизнь легионеров. Начфин Франтишек Шип рвал и метал - "добыча" ушла прямо из рук. Мученическая смерть адмирала его мало волновала - ее ведь в "драгметаллы" не обратишь…

В мае 1990 г., находясь в Праге со съемочной группой тогдашнего ТВ СССР (Останкино), где мы снимали кадры вывода советских войск из Чехословакии для документального телефильма по истории Коминтерна, в свободный день я зашел на знаменитое Ольшанское кладбище - место успокоения более 20 тыс. "белых" эмигрантов.

Бродя от могилы к могиле, читал на надгробных плитах и памятниках - писатель Аркадий Аверченко, профессор Новгородцев (1870-1924), "евразиец" Петр Савицкий.

Но что это - в православном "отсеке" и вдруг… генерал Ян Червинка, умер в 1933 г. И рядом - Надежда Семеновна Карановская, русская, его жена, умерла почти 30 лет спустя.

Чуднo, подумалось мне, протестант "гусит" чех и православная русская - в одной могиле - что-то у этих чехов не очень с религиозными традициями…

Сзади послышались шаги. Кто-то подошел и встал за моей спиной рядом с могилой. Потом что-то спросил по-чешски. Я машинально ответил - "не понимаю". И вдруг тот же голос на чистом русском языке: "Пан был знаком с моим отцом и матерью?" Я обернулся - пожилой чех в аккуратном, но уже поношенном костюме, при галстуке, с букетиком цветов в руке, который он бережно положил к памятнику своих родителей.

"Вы русский или чех?" - удивленно спросил я. "И то, и другое - мать русская, сибирячка, отец чех, из легионеров, воевал у вас в России", - ответил он.

Я уже кое-что знал сверх "положенного" о легионерах в Сибири: как-никак закончил истфак МГУ по кафедре истории южных и западных славян, там профессоры и доценты рассказывали о трагедии корпуса больше, чем было написано в учебниках по истории КПСС или официальной историографии гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке.

Да и после XX съезда партии многие мои однокашники по курсу - чех Франтишек Силницкий и словак Иван Лалуга - разговорились (оба, кстати, стали активистами "пражской весны" и оба пострадали после "братской помощи" войск Варшавского договора в августе 1968; Франтишеку с женой Ларисой пришлось бежать через Австрию в Израиль - теперь они оба живут в США, а Иван остался в Братиславе и хлебнул соленого до слез).

Читал я и вышедшую в 70-годах книгу историка-слависта Клеванского "Преданный корпус" - там упоминается некий полковник Червинка, бежавший из Сибири с мешком русского серебра.

"Так вы - сын того самого полковника Червинки", - изумленной спросил я.

"Да, - ответил пан. - Позвольте представиться: Ярослав Карановский, фамилия по матери, родился здесь, в Праге в 1921 г. А маму мою отец вывез из Сибири. И не он один - многие легионеры привезли русских жен, особенно, словаки." Да подумалось мне, не одно золото и серебро вывозили - и жен тоже. Прочем, что тут предосудительного - любовь зла…

"Вы знаете, - прервал мои мысли мой собеседник, - в старой довоенного Чехо-Словакии очень хорошо относились к русским, не чета нынешним временам, особенно, после августа 1968 г. Ведь Прага тогда чуть ли не наполовину была населена русскими - русский университет, русские гимназии, русские кадетские корпуса. А сколько выходило газет и книг по-русски. Я ведь учился в чешской гимназии и в русской воскресной школе - отец и мать хотели, чтобы их сын впитал обе культуры. Да и чехи хорошо понимают по-русски, даже если они его никогда не учили. Обратно сложнее - русским чешский надо для этого учить. Тогда ведь еще очень сильны были традиции панславизма и… иллюзии, что большевики - это ненадолго, не сегодня-завтра падут, нужны будут образованные кадры.

Иллюзии эти очень разделял Томаш Масарик, первый президент Чехо-Словакии. Он здорово помогал русским эмигрантам, особенно профессорам и молодежи. Деньги выдавал. Говорят, даже "Легио-банк" заставил раскошелиться на русскую эмиграцию.

Вы видели Русский дом в Праге? Нет? Сходите - там жили все русские профессора. А построили дом на деньги "Легио-банка".

Первые русские эмигранты приезжали, как это по-русски, да, "в чем мать родила" - голые и босые. Так Масарик субсидию специальную установил - жилье давали бесплатно, даже одежду, еду конечно.

Знаете, совсем как сейчас в США для советских евреев. Только у нас "евреи" были русские".

Я спешил - надо было идти на съемки, консультировать режиссера. Мы расстались, и с тех пор я сына генерала Червинки больше не видел. А вот слышать - слышал. По радио "Свобода", в репортаже Игоря Померанцева все с того же Ольшанского кладбища, причем совсем недавно - летом 1996 г.

И в тот поздний московский вечер, слушая чуть хрипловатый голос Ярослава, вдруг подумалось - а, может быть, морально этот чехо-словацкий "след" от "казанского золота" давным-давно окупился?

Ни японцы с китайцами, ни даже французы (у них тоже было немало "белых" эмигрантов) с англичанами не сделали для наших соотечественников в 20-х-30-х годах столько добра, сколько эти "пепики".

Да, американцы в Калифорнии приравняли "белых" офицеров к своим ветеранам. Низкий поклон им за это. Но школы русские не открыли, университет - тоже, а ведь в Праге учились тысячи гимназистов и студентов со всего "русского рассеяния".

Да, начфин Шип и генерал Чила вряд ли снимали с себя последнюю рубашку, чтобы помочь детям беженцев. Впрочем, и они приняли генерала Сергея Войцеховского в свою военную касту, высший в довоенной республике чин - генерала армии - дали ему, русскому офицеру, ни чеху и не словаку. И если бы послушался его Бенеш в 1939 г. и дал вооруженный отпор в Судетах войскам вермахта, еще неизвестно - стал бы Гитлер нападать на Польшу, заключать союз со Сталиным и вбивать клин между чехами и словаками (марионеточное "государство" попа Тисо, который, кстати, также взял даже в свой МИД десятки русских эмигрантов).

Да и судиться сегодня с чехами и словаками за "золото Колчака" - тухлое дело: документов об их "добыче" кот наплакал. Фактически, один "протокол" от 2 октября 1918 г. на 750 ящиков серебра (900.000 зол. руб.). Остальное пока проходит по статье "военные трофеи".

Иное дело - Антанта и Япония. Здесь побороться можно. Вот и пойдем по "следам" нашего "казанского клада" (и не только его) дальше.

1. Наиболее типичная реакция на "предательский" Брестский мир отражена в мемуарах штабс-капитана Э.Н. Гиацинтова (первого мужа будущей народной артистки СССР Софьи Гиацинтовой), окончившего свои дни на чужбине, в эмиграции. См. Эраст Гиацинтов. Записки белого офицера (публикация В.Г. Бортневского), СПб., 1992.
2. Цит. по: Я.В. Леонтьев. Новые источники по истории левоэсеровского террора. / "Индивидуальный политический террор в России. XIX- начало XX в. (материалы конференций)". М., 1996, с. 143. И.К. Каховская возглавляла группу эсеров-террористов, которая 30 июля 1918 г. убила в Киеве главнокомандующего германской оккупационной армии на Украине фельдмаршала Г. Эйхгорна, после чего исполнители и организаторы покушения были арестованы. Судьба, однако, была милостива к террористке - ей удалось-таки вырваться из Лукьяновской тюрьмы в Киеве. Затем она принимала участие в организации покушений на адмирала А.В. Колчака и генерала А.И. Деникина (оба теракта не удались), прошла через сталинский Гулаг и умерла своей смертью уже в наше время. - жур. "Родина", 1989, №12, с. 90-96.
3. П.П. Петров. Из крестьян - в генералы. // "Дипломатический ежегодник" М., 1995, с. 262.
4. Цит. по: А.И. Деникин. Очерки русской смуты, т. 1, М., 1991, с. 97.
5. Цит. по: В.Д. Поликарпов. Военная контрреволюция в России 1905-1917. М., 1990, с. 189.
6. Виктор Бортневский. Генерал Каппель // Белое дело (люди и события). СПб., 1993, с.48.
7. Подробней об участии воткинских и ижевских рабочих в борьбе против большевиков см. М. Бернштам (состав.) Урал и Прикамье (ноябрь 1917 - январь 1919): документы и материалы по народному сопротивлению коммунизму в России. - Париж, 1982; А.Г. Ефимов. Ижевцы и воткинцы: борьба с большевиками, 1918-1920 гг. Concord, California, 1975.
8. Цит. по: В. Бортневский. Ук. соч., с. 48.
9. Дипломатический ежегодник, с. 261.
10. Виктор Шкловский. Сентиментальное путешествие. Воспоминания 1917-1922 гг. М. - Берлин, 1923, с. 5.
11. Индивидуальный политический террор в России, с. 140.
12. Новейшую версию о "германских деньгах" на большевистскую революцию см. в статье-публикации Ю.В. Идашкина "Были ли большевики куплены на золото германского Генерального штаба?" / "Дипломатический ежегодник". М., 1996, с. 278-296.
13. См. В.А. Антонов-Овсеенко. Записки о Гражданской войне, Т.1. М., 1924.
14. Цит. по: Виктор Бортневский. Ук. соч., с., 47.
15. П.П. Петров. Роковые годы, 1914-1920. Калифорния, 1965, с.107.
16. Там же, с. 116.
17. "Справка о приблизительном весе чистого расцененного золота, отосланного во Владивостокское отделение Госбанка" - ЦГАОР, ф. 198, оп. 2, д. 60, л. 22. См. также: ЦГАНХ РФ, ф. 7733, оп. 37, д. 1958, л. 6.
18. С. Петров. Сколько российского золота оказалось за границей в 1914-1920 гг.? (доклад). // Дипломатический ежегодник. М., 1995, с. 245.
19. Государственный переворот адмирала Колчака в Омске 18 ноября 1918 г. Сб. Документов. Публ. В. Зензинова. Париж, 1919, с.44; "Знамя", 1992, № 8, с. 202-203; О.Ю. Васильева, П.Н. Кнышевский. Красные конкистадоры. М., 1994, с. 84-85.
20. См. Стенографический отчет переговоров о сдачи власти Омским Правительством Политическому Центру в присутствии высоких комиссаров и Высшего командования союзных держав. Иркутск, январь 1920 г. Харбин, 1921.
21. А.В. Тимирева-Книпер. Воспоминания. // "Новый журнал", т. 159, Нью-Йорк, 1985. См. также исторический альманах "Минувшее (М.-Париж, 1990, т. 1, с. 177 и сл. - переписка с Колчаком) и документальную повесть Юрия Карлова "Допрос в Иркутске" (М., 1972).
22. Со временем история расстрела Колчака не без фантазий его палача, начальника Иркутской ЧК "левого" эсера С. Шудновского (С. Шудновский. Как был расстрелян Колчак? - "Сибирская деревня", 1924, № 9, Новосибирск), также обросла красивыми легендами. Якобы адмирал потребовал, чтобы он (в лучших традициях бонапартистского офицерства - помните песню Беранже "Старый капрал"?) сам командовал собственным расстрелом при условии, что залп дадут "люди в русской униформе", а не комиссары-евреи в кожанках. Ср. Юрий Фельшинский. Ленин и расстрел Колчака. - "Русская мысль" (Париж), 12 января 1984 г.
23. См., например, К.В. Сахаров. Белая Сибирь (внутренняя война 1918-1920 гг.). Мюнхен, 1923, с. З24.
24. Никита Моравский. Пражский сборник сибиряков-эмигрантов (жур. "Вольная Сибирь", 1927-1930, Прага. // "Записки русской академической группы в США", т. XXVI, NY, 1994, p. 317-339.
25. J.D. Smele. White Gold: the imperial russian gold reserve in anti-bolshevik East, 1918-? (an unconcluded chapter in the History of Russian Civil War). - "Europe-Asia Studies, vol. 46, #8, Glasgow, 1994, p. 1317-1347.
26. Н.Н. Аблажей-Долженкова. Сибирская эмиграция в 1920-1930-е гг. (дипломная работа). Новосибирский ГУ. 1992.
27. То же самое Новицкий повторит во французском (1922) и американском (1928) издании этой статьи.
28. Вскоре чехи привыкнут к тому, что русский эмигрант - что "белый", что "розовый", хоть и ест их хлеб, но правду-матку режет все равно. См., например, разгромную брошюру Б. Солодовникова "Сибирские авантюры и генерал Гайда: из записок русского революционера" (Прага, б/г], направленную против мемуаров генерала R. Gajda. Moje pameti: ceskoslovenska anobase zret na Ural proti bolshevikum. Admiral Kolchak. Praha, 1925.
29. Часть этих экспертных справок для советской делегации в Генуе позднее была опубл. в объемистом сборнике - "Кто должник?". М.-Л., 1926.
30. О.Ю. Васильева, П.Н. Кнышевский. Ук. соч., с. 86. На основе этого сверхсекретного "Отчета по золотому фонду" советскими экспертами в Генуе был представлен меморандум, в котором сумма "долга за Колчака" была увеличена на 41 млн. - 215 млн. "висели" непосредственно на Колчаке, а 60 млн. - на частных банках Японии, Китая - Гонконга, Англии, Франции и США за все то золото, что адмирал продал им для закупки оружия. - См. Меморандум советской финансовой группы в Генуе от 8 мая 1922 г. - "Внешняя политика СССР. Сб. док-тов, т. 2, 1921-1924. М., 1944, с. 360-361.
31. F. Sip. Nekolik Kapitol o hospoclarstvi nasi sibirske armady. Praha, 1926, s. 18.
32. J. Kudela. Les lйgions tchйcoslovaques et l'or russe. Prague, 1922.
33. См., в частности, Г.К. Гинес. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент истории, 1918-1920 гг. Тт. 1-2. Пекин, 1921; А. Ган-Гутман. Россия и большевизм: материалы по истории революции и борьбы с большевизмом (часть I, 1914-1920). Шанхай, 1921; П.Д. Климушкин. Чехословацкое выступление. Том 1: "Волжское движение" и образование Директории. Прага, 1928; С. Витольдова-Лютык. На Восток: воспоминания времен колчаковской эпопеи, 1919-1920 гг. Рига, 1930.
34. М.И. Губельман. Борьба за советский Дальний Восток, 1918-1922 гг. М., 1955; А.М. Гак, В.Н. Дворянов, Л.М. Папин. Как был спасен золотой запас России? - жур. "История СССР", 1960, № 1.
35. См., например, очень интересную публикацию А.П. Кладта и В.А. Кондратьева "Золотой эшелон" (возвращение золотого запаса РСФСР, март - май 1920 г.). - жур. "Исторический архив", 1961, № 1. Публикация интересна еще и тем, что авторы получили доступ в до того совершенно закрытый Пражский заграничный архив белой эмиграции, символически называвшийся тогда "Коллекция белогвардейских и белоэмигрантских фондов" (ЦГАОР - в 1961 г. ф. 2881, сегодня - ф. 143 и сл.), откуда они и взяли большинство своих опубликованных документов.
36. Текущий архив Международного экспертного совета по золоту и недвижимости за рубежом (далее - Текущий архив Экспертного совета).
37. J.D. Smele. Labour conditions and the collaps of the Siberian Economy under Kolchak - in "Slavonic of the Study Group on the Russian Revolution", vol. 13. 1987, p. 31-32.
38. F. Sip. Op. cit, s. 31. См. также: Е. Черных. Злата Прага с "русской позолотой". - "Комсомольская правда", 4 фев. 1992.
39. Колчак А.В. - последние дни жизни. Барнаул, 1991, с. 41-56.
40. Акт 12 янв. 1920 г., ст. Тыреть. - "Исторический архив", 1961, № 1, с. 45.
41. А. Косухин, уполномоченный особого отдела ВЧК при 5-й армии РККА принял "золотой эшелон" из 13 "американских" четырехосных вагонов "по весу" и "местам" (6815 ящиков), без досмотра их содержимого (выделено нами. - авт.) - См. Акт от 18 марта 1920 г., ст. Иркутск-I. - "Исторический архив", 1961, № 1, с. 47.
42. Акт 31 марта 1920 г., ст. Зима. - Там же, с.48.
43. В основу изложения истории "золотого клада" у ст. Тайга положена справка ФСБ РФ "О розыске колчаковского золота" от 17 января 1995 г., переданная секретариатом вице-премьера Олега Давыдова в Текущий архив Экспертного совета. См. также Валерий Жуков. Золото Колчака искать на станции Тайга. - "Московский комсомолец", 4 апреля 1992 г.
44. ЦГАОР, ф. 197 (коллекция Пражского зарубежного архива русской революции), оп. 4, д. 17; "Исторический архив", 1961, №1, с. 37.