год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Начало нового века для нашей страны практически совпало с завершением ельцинского десятилетия в истории Российской Федерации. Его называют по-разному революцией и контрреволюцией, крахом и возрождением в зависимости от политических симпатий. Однако практически никто не спорит с тем, что пришло время не только новых людей, но и новых идей.

Вопрос о стратегических целях развития государства приобретает, как раньше говорили, судьбоносный характер. По существу речь идет о выработке принципиально новой парадигмы жизнедеятельности. Видимо, и к России можно отнести размышления папы Ионна Павла II о том, что сейчас в мире торжествует “культура смерти”, а надо обеспечить торжество “культуры жизни”. Последнее невозможно без установления нового миропорядка, который должен быть боле гуманным, справедливым и безопасным.

Именно поэтому извечный наш вопрос “Камо грядеши, Россия?” не является самодовлеющим. Стратегия России в 21 в. определяется не только ее внутренними потенциями и собственными устремлениями. Она по необходимости должна учитывать процессы, развертывающиеся в мире и создаваемые ими обстоятельства. Эти обстоятельства, которые в теории безопасности определяются категорией “вызов”, не обязательно носят конкретно угрожающий нам характер. Но если с ними не считаться и не реагировать на них, возможно (а то и неизбежно) возникновение неконтролируемой ситуации, при которой могут быть утрачены благополучие, безопасность и стабильность общества.

Глобализация как явление и понятие.

Многие вызовы для современной России связаны с глобализацией. Так называют все более сложный комплекс трансграничных взаимодействий между физическими лицами, предприятиями, институтами и рынками для решения многообразных задач, с которыми государства не могут успешно справиться только собственными силами. “Что такое глобализация? задается вопросом Кофи Аннан и отвечает: В сущности, это взаимодействие групп и отдельных индивидуумов напрямую друг с другом через границы, без обязательного, как это было в прошлом, участия в этом процессе государства, причем сегодня возможностей для такого взаимодействия гораздо больше, чем когда бы то ни было”..

Термин глобализация относительно новый, но очень популярный. Совсем не случайно едва ли не каждый участник сессии Генеральной Ассамблеи ООН, получившей название “Саммит тысячелетия”, что проходила в сентябре 2000 г., обращался к нему. Тем не менее, процессы, им обозначаемые, возникли не вчера. “Если рассматривать глобализацию в чисто географическом аспекте, - говорит Генеральный секретарь ООН Кофи А. Аннан, - то практически ничего нового в этом процессе нет. Взаимосвязанная человеческая деятельность в масштабах всего мира осуществлялась на протяжении столетий”.

Предтечи глобализации можно уследить уже в становлении древних империй. Как писал Н. Бердяев, “империалистическая воля есть всегда воля к мировому существованию. Через борьбу, через раздор империализм все же способствует объединению человечества. Империалистическая воля пролила много крови в человеческой истории, но за ней скрыта была идея мирового единства человечества, преодолевающего всякую национальную обособленность, всякий провинциализм. В древности римская империя не была уже национальностью, она стремилась быть вселенной”.

В эпоху великих географических открытий и позже эта тенденция нашла свое проявление и развитие в формировании мировых колониальных империй. “Идея всемирной империи, - сошлюсь еще раз на Н. Бердяева, - проходит через всю историю и доходит до XX века, когда она теряет свой священный характер (священная римская империя) и приобретает основу в значительной степени торгово-промышленную. Экономизм нашего века наложил свою печать и на идею мировой империи”. Много позже говорилось об интернационализации экономической и всей общественной жизни вообще. В 50-60-е годы господствовали модернизационные теории, в основе которых лежало признание универсальности западного общества и его пригодности в качестве образца для всех народов. Совсем недавно у нас воспевалось становление общечеловеческих ценностей; в стране декларировалось строительство общеевропейского дома, пока всем не стало ясно, что другие в нем имеют и благоустраивают свои национальные квартиры, а для России не предусмотрена даже “боковушка”.

Ни колонизация, ни интернационализация, ни модернизация, ни все другие формы интеграции человечества теперь мы знаем в исторической перспективе не стали тем, к чему стремились их “вдохновители и организаторы”. Жизнь внесла серьезные коррективы, определив характер и последствия этих процессов. Так, в свое время “цивилизованная” Европа в интересах развития собственных производительных сил захватывала целеустремленно, без оглядки на право и мораль все новые источники сырья и рынки сбыта. Созданная тогда “огнем и мечем” колониальная система, ставшая своеобразным донором метрополий, просуществовала более трехсот лет. Еще в начале прошлого века тот же Бердяев говорил: “Можно с негодованием относиться к некоторым сторонам колониальной политики, и все ж признавать, что она способствует мировому объединению культуры”. Тем не менее, через полвека колониальная система рухнула под натиском национально-освободительных движений. Теперь от нее практически ничего не осталось. А мировое единство культуры С. Хантингтон, например, отвергает, предвещая столкновение цивилизаций.

Сегодня мало кто осмелится оправдывать политику и практику колониализма, отвергнутую народами и осужденную ООН. Однако утвердившийся в то время путь развития привел современную цивилизацию к острым и неразрешимым в настоящее время проблемам, связанным с крайней нищетой слаборазвитых и развивающихся стран. Да и народы, вставшие на путь модернизации, разрушили свои традиционные культуры, но основы современного общества не приобрели и не вошли “на равных” в семью государств, относимых к первому миру. Уже и поэтому, думается, неконструктивно было бы рассматривать глобализацию как жестко детерминированный процесс, формы и результаты которого должны быть познаны и приняты как рок. Поэтому же следует решительно и внятно поставить вопрос о культуре глобализации. Внедрение и разработка этого понятия призваны решить, по крайней мере, три задачи: всесторонне обосновать объективную необходимость консолидации, сплочения мирового сообщества; показать наличие альтернативных и конкурирующих позиций по вопросу возможности и форм единства человечества; раскрыть оптимальный путь создания солидарного и справедливого общества.

Развертывающая ныне глобализация усугубляет положение отставших в своем развитии стран и плодит новых аутсайдеров и изгоев, которые терпят бедствие от нее. В докладе ООН за 1999 г. “Глобализация с человеческим лицом” отмечается усиление контраста между развитыми и развивающимися странами. Размер доходов между пятью богатейшими и пятью беднейшими странами в 1960 г. составлял 30:1, в 1990 60:1, и в 1997 г 74:1. При этом специалисты отмечают ускорение разрыва богатых и бедных стран именно с началом глобализации. На это хотелось бы обратить внимание, имея в виду, что ныне нет недостатка в декларациях об объективности, необходимости и неизбежности глобализации. Правда, вся аргументация этого черпается из современного состояния и современного видения перспектив если не исключительно, то прежде всего индустриально развитых стран.

Сохранятся ли эти оценки через 10, 20 или 50 лет вот вопрос! По крайней мере, новая администрация США однозначно заявляет о намерении значительно сократить свое непосредственное участие в региональных процессах. В то же время бывший президент Аргентины утверждает: “Для тех людей и стран, которые сегодня вынесены “на обочину” процессом технологического развития, производства и обмена, существует, я верю, только один реальный выход: заново утвердить себя как независимые государства, регионально интегрированные всеми возможными путями”. Забегая несколько вперед, согласимся с теми, кто утверждает, что глобализация это на сегодня данность, наличие которой доказывать нет никакой необходимости. Однако поостережемся присоединяться к выводу, будто она уже “означает победу капитала и информационной свободы над национальными интересами”.

А. Саркисянц считает, что экономические кризисы последних десятилетий вызвали трещины в мировой финансовой архитектуре и привели к дестабилизации регулирования глобальных процессов в мировой экономике. По его мысли, это уже вторая неудавшаяся попытка глобализации. Первая, считает он, имела место в 1850-1910 гг. В тот золотой век не требовалось паспортов и виз, можно было инвестировать в любые страны и заниматься импортом практически из любых мест. Закончилось все это войнами, революциями, анархией, милитаризмом, Великой депрессией, обвалами на финансовых рынках и свертыванием мировой торговли.

Применительно к рассматриваемому явлению небезынтересными могут быть суждения Дж. Сороса одного из крупнейших авторитетов международных финансовых кругов. В книге “Кризис мирового капитализма” он приводит гипотетический вариант гибели складывающейся экономической системы: Финальный кризис по своему характеру будет политическим. Скорее всего в странах возникнут местные политические движения, которые будут стремиться экспроприировать многонациональные компании и вернуть “национальные” богатства Их успех создаст нестабильную ситуацию на финансовых рынках, инициировав тем самым самоусиливающийся процесс их разрушения.

Современная глобализация представляет собой процесс формирования единого пространства на планете Земля, включающий в себя несколько аспектов:

пространство как физическая категория обитания людей на всей территории Земли. В течение длительного исторического периода человечество постепенно расселялось по территории земного шара, осваивая все новые и новые районы. К настоящему времени на Земле заселены почти все пригодные для жизни людей и их хозяйственной деятельности пространства. Но понятие “пригодности” территории категория историческая. Некоторые районы (труднодоступные территории или акватории мирового океана, например), которые в прошлые эпохи при существовавших тогда уровнях развития производительных сил не интересовали человека, в настоящее время активно осваиваются им; более того: человек вышел в космос, поставив его себе на службу. Научно-технический прогресс, новые технические возможности, с одной стороны, растущая потребность в сырье и энергии с другой, меняет природную среду во многих областях, дотоле считавшихся непригодными для хозяйства. И если некоторые территории остаются не задействованными для массового расселения, они, тем не менее, вовлекаются в сферу экономической, научной, туристической деятельности. В этом отношении глобализация означает, что средой и объектом преобразовательной деятельности человека становится вся планета.

пространство как социальная категория, охватывающая всех людей Земли. Человечество, не устраняя своего многообразия, преодолевает былую разобщенность. Оно становится не просто единой биологической популяцией, но взаимосвязанной целостностью. В разных ее частях формируются общие черты в технике и технологии производственной деятельности, в принципах организации и структуре политико-правовых систем, организации быта и досуга, даже в формах и нормах общения и т.д. Другая сторона этой целостности проявляется в растущей гетерогенности населения во всех регионах и странах. Массовые миграции людей, ищущих работу, и беженцев ведут к тому, что как пишет У. Альтерматт, “иммиграционное общество становится правилом, даже если кто-то упрямо твердит, что это исключение”. Тем не менее ни теория, ни история не дают оснований для вывода об однонаправленном и неуклонном исчезновении каких бы то ни было национальных, территориальных и других различий. В нашумевшей в свое время работе “столкновение цивилизаций” С. Хантингтон писал, что цивилизационные различия между людьми, народами и странами, не только неустранимы, но и все больше актуализируются, что неминуемо ввергнет человечество в конфликты, равных которым оно еще не знало. Но и в рамках одной цивилизации абсолютная унификация вряд ли возможна. “Чем больше выравниваются различные европейские страны в техническом и экономическом отношении, - пишет тот же У. Альтерматт, - тем сильнее многие люди ощущают угрозу своей культурной идентичности и испытывают потребность в том, чтобы каким-либо образом отличаться друг от друга. В то время как европейцы становятся все больше похожи друг на друга при потреблении и ведении хозяйства, на уровне культуры они поднимают мятеж против глобализации”.

пространство как нравственно-этическая категория. Более полутора века тому назад В.Г. Белинский настаивал: “Народы начинают сознавать, что они члены великого семейства человечества и начинают братски делиться друг с другом духовными сокровищами своей национальности. Каждый успех одного народа быстро усваивается другими народами, и каждый народ заимствует у другого особенно то, что чуждо его собственной национальности, отдавая в обмен другим то, что составляет исключительную собственность его исторической жизни и что чуждо исторической жизни других. Теперь только слабые, ограниченные умы могут думать, что успехи человечности вредны успехам национальности и что нужны китайские стены для охранения национальности. Умы светлые и крепкие понимают, что национальный дух совсем не одно и то же, что национальные обычаи и предания старины, которыми так дорожит невежественная посредственность; они знают, что национальный дух так же не может исчезнуть или переродиться через сношение с иностранцами и вторжение новых идей и новых обычаев, как не могут исчезнуть или переродиться физиономия и натура человека через науку и обращение с людьми”. За минувшее с тех пор время стало ясно что обе тенденции, отмеченные нашим мыслителем, - интернационализация и этнизация экономической и всей общественной жизни народов продолжают действовать и взаимодействовать, отнюдь не подавляя одна другую.

Конечно, можно полагать, что пришел час приказать долго жить мифам, иллюзиям и наваждениям насчет мира, поделенного на цивилизации русскую, немецкую или какую иную, и привыкнуть к тому, что у всех ныне одна общая мировая цивилизация, что всякая попытка жить собственной, отдельно взятой цивилизацией, есть не более, чем самообольщение. Но ведь есть логика и у другой точки зрения. “Кажется, - пишет президент Исламской Республики Иран М. Хаттами, - настало время для того, чтобы современная западная цивилизация, основанная на декартовско-фаустовской трактовке бытия, прислушалась и к другим трактовкам и точкам зрения, распространенных в других интеллектуальных и культурных сферах жизни человечества”.

В таком контексте, думается, видна утопичность идеи тех, кто вслед за немецким теологом Г. Кюнгом обосновывает необходимость и неизбежность утверждения глобального этоса, единого не только в своих общих принципах, но и в своей символически знаковой структуре, конкретных нормах, механизмах функционирования, стереотипах поведения . Но в таком случае приобретает двойственный характер (и утверждающий и отвергающий перспективу глобализации) их максима, в соответствии с которой глобальный мир не может держаться на одном диалоге и полноценно функционировать без единого глобального этоса.

пространство как информационное поле, как среда, охватывающая все сферы жизни и виды деятельности людей на планете. Глобализация не только одна из тенденций современного мирового развития, но и во многом новая система международных связей и отношений. В экономике она проявляется в резком увеличении масштаба и темпов перемещения капиталов; в опережающем росте международной торговли по сравнению с ростом ВВП всех стран; в создании сетей международных президент с быстрым размещением мощностей по выпуску стандартизированной и унифицированной продукции; в формировании мировых финансовых рынков, на которых многие операции осуществляются круглосуточно в реальном масштабе времени. В информационной сфере главным движителем глобализации стали компьютер и Интернет. Основанные на них высокоскоростные линии для подключения пользователей к удаленным информационным ресурсам позволяет участвовать в основанной на информационных технологиях экономике, расширяя возможности получения образования, повышения квалификации, переобучения, медицинской помощи, приобщения к сокровищницам мировой культуры, развлечениям и покупкам. В технологическом плане глобализация углубляет территориальное разделение труда и кооперацию производства. Она включает отдельные местности и предприятия в разветвленную инфраструктуру мировой экономики. Как пишет В. Федотова, транснациональный рынок существует и его можно закрыть для какой-либо страны только авторитарным путем. И сегодня уже никто не сомневается в том, что если в Череповце сталь плавится плохо, туда придут турецкие или китайские заводы. Информационные и коммуникационные технологии (ИКТ) в наступающем тысячелетии становятся основой развития экономики и управления стран и целых континентов и потому, что воздействуя на массовое сознание они виртуально обеспечивают победу товарам, конкурентные свойства которых не выше, чем у других производителей.

пространство как политическая категория, отражающая становление глобального управления, конечным выражением которого является утопическая по самой сути идея мирового правительства. “Понимание и определение целей глобального управления, - пишет В.Г. Соколенко, - заключено в ответе на вопрос, “во чье благо” будет организованно использование оставшихся ресурсов планеты в эпоху глобализации в частнособственнических интересах, олицетворением которых является Глобальный капитал, или в совокупных интересах мирового сообщества, олицетворенного в ООН представительном органе международного сообщества людей разных цивилизаций и разной степени обеспеченности ресурсными источниками”.

Взаимодействием этих двух начал глобального капитала и ООН определяется динамичная трансформация системы международных отношений, в которых возобладали две взаимоисключающие тенденции. Первая тенденция проявляется в укреплении экономических и политических позиций значительного числа государств и их интеграционных объединений, в совершенствовании механизмов многостороннего управления международными процессами. Вторая тенденция отражает попытки создания структуры международных отношений, основанной на доминировании в международном сообществе развитых западных стран при лидерстве США и рассчитанной на односторонние, прежде всего военно-силовые, решения ключевых проблем мировой политики в обход основополагающих норм международного права. Формирование международных отношений сопровождается конкуренцией, а также стремлением ряда государств усилить свое влияние на мировую политику. По сути решается вопрос о том каким однополярным или многополярным будет мир.

пространство как ресурс и фактор геостратегии. Здесь речь идет о том, что в рамках глобального управления исчезают территории, находящиеся вне зоны внимания и действия политических акторов. Глобализация международной жизни, с одной стороны, с другой - изменение военных технологий ликвидировало былую стратегическую недоступность и неуязвимость отдельных территорий. В то же время объектом военного воздействия теперь могут быть объекты любой пространственной удаленности. В силу этого территории, в прошлом остававшиеся вне зоны военной активности включаются в военную инфраструктуру и становятся предметами стратегической разведки и объектами защиты. Соответственно этому в стратегических наработках генеральных штабов появились планы нанесения ударов по военным, промышленным и административным центрам вероятного противника, независимо от того, в какой географической точке они находятся. В то же время в этих наработках, с одной стороны, появляются новые принципы и формы рассредоточения войск и других стратегически важных объектов, формируются иные требования к маскировке и введению противника в заблуждение.

Стратегическую важность приобретает территориальное присутствие далеко от национальных границ, если даже речь не идет о территориальной экспансии. Так называемые “северные территории”, например, имели символическое значение, пока развертывание ПЛАРБ не сделало патрулирование в Охотском море стратегически важным. Именно этим объясняется создание военных и военно-морских баз на чужих территориях, нахождение в мировом океане военно-морских сил, расширение НАТО, наконец. Кстати сказать, последнее опровергает тех, кто полагает, что в век высоких технологий и высокоточного оружия территория утрачивает былое военно-стратегическое значение.

Имея в виду названные аспекты глобализации, следует признать, что она отнюдь не представляет собой завершенный процесс. Ее механизмы и формы, как говорится “вырабатываются на марше”, а результаты отнюдь не предопределены. “На планете, - считает руководитель проекта РФФИ “Глобальное сообщество: изменение социальной парадигмы” А.И. Неклесса, - по-видимому, происходит все же не столько социально-экономическая конвергенция (коррелятором которой могло бы служить политическое и социальное единение глобального сообщества, чего также не наблюдается), сколько унификация определенных правил игры, повсеместная информатизация, обеспечение прозрачности экономического пространства, установление мировой коммуникационной сети, развитие систем управления. Это какая-то новая (по сравнению с началом века), другая глобализация, или, в русле модных теперь формулировок, - “Глобализация-2”.

Глобализация и фрагментация.

По крайней мере, сегодня остается открытым вопрос о конечной судьбе государства. Есть немало тех, кто утверждает, что оно отмирает. Правда, при этом они оставляют в стороне вопрос о политической организации будущего безгосударственного человечества и отмахиваются, как от досадной мелочи, от того, что параллельно с глобализацией, устраняющей экономическую разобщенность территорий, развертывается процесс суверенизации, выражающейся и в новом витке государственного строительства.

Стокгольмский институт стратегических исследований констатирует, что возникающий режим безопасности характеризуется одновременно глобализацией и фрагментацией. А Кофи Аннан подчеркивает: “Нам следует посмотреть свежим взглядом на то, как действовать совместно ради достижения наших общих целей, потому что многие из проблем, с которыми мы сталкиваемся сегодня, не могут быть решены каждым государством в отдельности. Это не означает создания мирового правительства или принижения роли национальных государств. Напротив, государства надо укреплять. А силу они будут черпать друг от друга, взаимодействуя в рамках общих институтов, основанных на общих правилах и ценностях”. Тем не менее, по прогнозам американских ученых, в течение ближайших 15-20 лет на земном шаре в результате территориального передела образуются более 100 новых государств. Называются и другие цифры: если согласиться с теми оценками, которые существуют, то к середине 21 в. на планете может быть до 500 государств.

Согласно тем же расчетам, должна распасться и Россия. Здесь нет возможности останавливаться на том, что центробежные тенденции у нас не только и даже не столько запоздавшее проявление мировой тенденции распада империй, спонтанный результат кризисного развития страны, сколько итог целенаправленной активности, идеологической, финансовой и организационной помощи внешних сил. Замечу лишь, что русофобия и россофобия отнюдь не выдумка воспаленного воображения русского националиста. В современной атлантической геостратегии последовательного разрушения “больших пространств” Евразии важнейшее место занимают планы дестабилизации российского историко-культурного региона, включающего в себя территории Белоруссии, России и Украины. Как считают западные стратеги, подрыв его целостности предполагает демонтаж территориальных основ каждого из этих трех государств. В качестве наиболее слабых звеньев системы при этом рассматриваются: в Белоруссии западные районы, где компактно проживают представители “литвино-польского католического меньшинства”, в России Кавказ, Поволжье, Сибирь, Дальний Восток, северо-западные регионы: на Украине Крым, Галиция, Новороссия. Недопущение консолидации бывших советских республик один из главных приоритетов политики ведущих западных стран. Об этом говорилось в стратегических планах в конце 80-х годов. А в начале 21 века новая администрация США провозгласила его еще до вступления Дж. Буша в должность президента.

Но есть и другая сторона этой проблемы. Она связана, во-первых, с тем, что глобализация имеет четко выраженный региональный масштаб и формы. По прогнозам В. Никонова, в 21 в. “усилится процесс региональной интеграции. Глобальная интеграция это еще не вопрос 21 в., но региональная это, безусловно, будет ключевой тенденцией 21 в.” Отсюда регионализация, втягивающая отдельные части России в связи с внешним миром, которые ослабляют ее внутреннюю слитность и дефрагментируют ее.

Во-вторых, продиктованные извне условия “вхождения” России в мировое сообщество оказались таковы, что при их выполнении 2/3 населения страны становятся попросту излишними. Об этом почти открыто говорят некоторые весьма влиятельные политики на Западе и с ними молчаливо соглашаются российские реформаторы. Катастрофичность этой проблемы подчеркнул Путин в президентском послании Федеральному Собранию, заявив о депопуляции страны, по-русски о вымирании населения. В то же время для России вполне ощутимым становится демографический напор (демографическая экспансия или даже демографическая агрессия, по определению некоторых) со стороны. Так, данные опросов в Приморском крае показывают, что почти половина респондентов считают, что Россия в результате китайской экспансии потеряет территории на Дальнем Востоке. Суммируя сказанное, следует подчеркнуть: глобализация властно ставит вопрос о будущем Российского государства. Это один ее вызов.

Другой связан с тем, что в процессе глобализации утверждается новое разделение труда между территориями, закрепление за ними определенных функций в мировом хозяйстве, независимо от того, сохранится ли их государственная определенность и оформленность. “Ее (глобализации) преимущества и риски распределяются неравномерно, и рост и достаток, которые она несет одним, компенсируются все большей уязвимостью и маргинализацией других”, - говорит Кофи А. Аннан. Не относится ли к этому ряду “бегство капиталов”, поток которых из России составляет порядка 20 млрд. долларов в год, что, кстати сказать, определяет крайне низкую долю накоплений в ВВП примерно в 1,5 раза меньше, чем в развитых странах. В этой связи хотелось бы решительно подчеркнуть, что такой результат получается отнюдь не потому, что экономический капитал или политическая власть сосредоточиваются в руках плохих людей, хотя это сбрасывать со счетов не следует. Есть ряд объективных причин того, что плоды глобализации распределяются крайне неравномерно.

Одна состоит в том, что глобальный рынок еще не руководствуется правилами, в основе которых лежали бы общие социальные цели. Впрочем, остается открытым вопрос о том, способен ли рынок сам по себе во главу угла поставить социальные цели. Демократические, гуманистические принципы взывают: когда частные кампании и правительства рассматривают вопросы об инвестициях и устанавливают цены на свои товары, они обязаны учитывать интересы бедных стран. Но если эта обязанность моральный долг, а не правовая норма, ее реализация встречает множество трудностей. Много лет назад страны-члены Организации экономического сотрудничества и развития обязались выделять 0,7% валового национального продукта для помощи в целях развития. Очень не многие из них сдержали свое слово. Ситуация с официальной помощью в целях развития, отмечается в докладе ООН за 1999 г., является весьма унылой. В период за 1990-1998 гг. доля ВВП стран с развитой экономикой, выделенная на эти цели, сократилась с 0,33 до 0,23 %.

Другая причина ограниченность земных ресурсов. Их дефицит усиливает демографическая ситуация в мире, которая развивается по собственным законам, мало ориентирующимся на цели и требования глобализации. Если в 1900 г. население планеты составляло 1 млрд. чел., в 1960 3 млрд., в 1999 г. 6 млрд., то к середине наступившего века она может составить 12 млрд. человек. И основной прирост населения идет за счет развивающихся стран. “Если завтра бедные пойдут по тому же пути, который привел сегодняшних богатых к благосостоянию, - подчеркивает К. Аннан, - земные ресурсы скоро окажутся исчерпаны”. Спрашивается, кто же их пустит по тому пути? Как в том анекдоте, где посетитель зоопарка, прочитав меню слона, удивился, сможет ли тот все это съесть, и услышал “успокаивающий” ответ: смочь то смог бы, но кто ему даст!

Более того. Сейчас становится очевидным, что наличных ресурсов не хватает и для богатых стран. Идет все более открытая и ожесточенная борьба за их передел. В этой борьбе предметом вожделенных устремлений экономических лидеров становятся богатства России, которая на 3% мирового населения имеет 13% территории и 41% природных ресурсов. Установление контроля со стороны западных компаний, неизмеримо более мощных, чем любое российское предприятие, над российской экономикой неизбежно приведет к ее реструктуризации в соответствии с международным разделением труда. Перспективы России при таком развитии событий весьма откровенно обрисовал бывший вице-премьер А. Кох: источник сырья и могильник отходов для западных компаний”. Вот фрагмент из его интервью русской радиостанции в США, перепечатанном А. Минкиным в “Новой газете” “Как вы прогнозируете экономическое будущее России? Сырьевой придаток. Безусловная эмиграция всех людей, которые могут думать, но не умеют работать (в смысле копать), которые только изобретать умеют. Далее развал, превращение в десяток маленьких государств Как, по-вашему, может повернуться экономическая политика российского правительства? какое это имеет значение? Как не верти, все равно это обанкротившаяся страна”.

Еще один вызов связан с тем, что объективно необходимая глобализация осуществляется под определяющим влиянием экономически доминирующего Запада, США и приобретает характер вестернизации, американизации стран и народов. Есть основания говорить о набирающей силу тенденции к становлению “пакс американа”, мира по-американски, в редакции нового века. Сегодня ни один объективный наблюдатель не станет отрицать огромную роль США единственной сверхдержавы на планете. Без Америки ныне нельзя решить ни одну глобальную и многие региональные проблемы. Однако признание этого не является карт-бланшем для Соединенных Штатов в их претензиях на доминирование, тем более гегемонию в мире.

Для нашей страны это актуализирует извечный спор западников и славянофилов. С той, однако, существенной разницей, что в те годы у идейных антагонистов была общая платформа, сердце болело об одном укреплении России. Сегодняшние же западники-мондиалисты с удивительной настойчивостью охаивают все российское и русское как заведомо отсталое и ущербное. Они, говоря словами А.И. Герцена, всякую разницу нашу тщатся представить недостатком.

В этой связи серьезную опасность представляет собой постепенная утрата отечественными СМИ конкурентоспособности на информационных рынках, что Доктрина информационной безопасности Российской Федерации квалифицирует как одну из угроз конституционным правам и свободам человека и гражданина, духовному возрождению России. В настоящее время на территории России зарегистрированы 38 электронных и 66 печатных СМИ, созданных с привлечением иностранных инвестиций или в числе учредителей которых состоят иностранные юридические лица. 1157 иностранных изданий получили разрешение на распространение своей продукции в нашей стране. Между прочим, в США законом о средствах связи установлены строгие ограничения на выдачу лицензий на иностранное радиовещание на территории страны. Там не разрешается владеть лицензией на ведение вещания любой корпорации, где более одной пятой капитала принадлежит непосредственно либо через право распоряжаться им иностранным гражданам или их представителям. Мы приветствуем расширение инвестиций в нашу страну, в том числе в ее информационную сферу, выступаем за полную свободу слова, за право людей на доступ к информации. Но на информационных магистралях, связывающих нас с окружающим миром, должно быть двустороннее движение.

Многие информационные вызовы глобализации, недавно осмысленные Организацией Объединенных Наций, связаны с неравенством в доступе к информации. Так, по данным КОМКОН-2, только 5% населения России имеют в домашнем пользовании персональный компьютер, что по индексу технологического прогресса (совокупность наличия телевизора, факс-аппарата, ПК, Интернет-хоста и мобильного телефона) позволяет нам сегодня со сдержанным достоинством удерживать 53-е место в мире. Такое отставание с огромной скоростью ведет ко все увеличивающемуся разрыву в материальном и социальном благополучии человеческих сообществ, к еще большему расслоению на богатых и бедных, управляющих и управляемых, манипуляторов и манипулируемых, взаимно недовольных друг другом. Чем кончается такое недовольство, Россия хорошо знает на собственном историческом примере. Остальному же миру уже в ближайшие десятилетия предстоит познать и волны переселения народов, и войны за доступ к природным и пищевым ресурсам, и демографические коллапсы и взрывы с не просчитываемыми пока последствиями.

Серьезную опасность представляет собой и постепенная утрата отечественными СМИ конкурентоспособности на информационных рынках, что Доктрина информационной безопасности Российской Федерации квалифицирует как одну из угроз конституционным правам и свободам человека и гражданина, духовному возрождению России В настоящее время на территории России зарегистрированы 38 электронных и 66 печатных СМИ, созданных с привлечением иностранных инвестиций или в числе учредителей которых состоят иностранные юридические лица. 1157 иностранных изданий получили разрешение на распространение своей продукции в нашей стране. Между прочим, в США законом о средствах связи установлены строгие ограничения на выдачу лицензий на иностранное радиовещание на территории страны. Там не разрешается владеть лицензией на ведение вещания любой корпорации, где более одной пятой капитала принадлежит непосредственно либо через право распоряжаться им иностранным гражданам или их представителям. Мы приветствуем расширение инвестиций в нашу страну, в том числе в ее информационную сферу, выступаем за полную свободу слова, за право людей на доступ к информации. Но на информационных магистралях, связывающих нас с окружающим миром, должно быть двустороннее движение.

Один из самых авторитетных отечественных американистов Г.А. Трофимов говорит: “Я считаю, что существуют два понятия глобализации. Одно это естественный процесс интеграции мира в более консолидированное и более общемировое сообщество. Что происходит в силу развития систем связи, транспорта, банковской системы, трансграничных операций Это нормальный естественный процесс, связанный с мировым техническим прогрессом. Второй процесс попытка подчинения американскому диктату всех независимых государств, прибирание к рукам ключевых отраслей промышленности, политики, финансов соответствующих стран. Это “американизация”, установление американской гегемонии. Но они ее прикрывают термином “глобализация”. Вот и М. Горбачев пишет о необходимости “решительно порвать с иллюзиями, что 21 век должен стать “американским веком”. Глобализация это факт, глобализация по-американски ошибка. Полный нонсенс и, главное, опасный”.

В таком контексте озабоченность вызывает информационная ситуация вокруг России. Казалось бы, с распадом СССР и окончанием холодной войны фронтальная идеологическая конфронтация должна уйти в прошлое. Между тем, сегодня в подавляющем большинстве материалов зарубежных СМИ (до 85% в европейских и американских и до 60% в “третьих” странах тому, что происходит в России в целом дается негативная или скептическая оценка. Она основана, как правило, на активной разработке и развитии устоявшегося набора из шести стереотипов и тем: “Новая военная угроза” (слабо контролируемые вооруженные силы; “Опасность гуманитарной катастрофы” (возможный распад страны); “Русская криминальная экспансия”; “Паралич власти”; “Нецивилизованный бизнес”; “Культурная деградация”. На протяжении последних трех лет самой жесткой критике подвергаются базовые институты государства и общества федеральная исполнительная власть, вооруженные силы, церковь. В 2000 г. к этому списку вплотную приблизилось российское деловое сообщество, освоившее международные правила бизнеса и уже оказывающее на них собственное влияние.

Еще один вызов заключается в том, что технические достижения и открытые границы, которые позволяют коммерческим фирмам налаживать производство товаров и оказание услуг на транснациональном уровне, открывают возможность выхода на международный уровень и перед террористическими организациями, преступными синдикатами, торговцами наркотиками и лицами, участвующими в “отмывании” денег. Новые вызовы и угрозы нашим странам это международный терроризм, различные проявления экстремизма, незаконная торговля оружием, незаконная эмиграция, организованная преступность, и т.д. События в Чечне (а мы не гарантированы от возникновения подобных конфликтов и в будущем) показали, что наше государство не имеет эффективной стратегии и средств для ответа на этот вызов.

Глобализация это данность. Включение в нее имеет безальтернативный характер. Здесь действует правило, которое можно сформулировать так: история ведет тех, кто считается с объективным ходом вещей, остальных тащит. Но это вовсе не значит, что безальтернативна сама глобализация. Еще совсем не факт, что она должна развертываться по модели, безразличной к интересам и судьбе России. Она, Россия имеет достаточный потенциал, позволяющий определять события, а не тащиться за ними. Ее стратегия должна ориентироваться на оптимальные для России направления, формы, темпы включения в процессы глобализации.

Предположим, глобализация магистральный путь, вдоль которого сосредоточены все блага, необходимые для нашего существования. Сойти с этого пути обречь себя на гибель. Но, находясь на нем, мы должны сами позаботиться о том, чтобы несущий нас транспорт (гоголевскую Русь-тройку) не понесло в кювет, чтобы он благополучно обошел встречающиеся препятствия, чтобы не оказался подмятым или затертым другими.

Думается и в этом тоже проявление культуры глобализации. Ведь культура, помимо прочего, выступает как механизм сохранения и передачи накопленных обществом ценностей и традиций и одновременно обеспечения максимальных возможностей инновационных решений и действий.

Здесь возникает еще один вызов, ответ на который предстоит определить. Речь о диалектике либерализма, консерватизма, социализма. В конце прошлого века потерпел поражение общественный и государственный строй, утвердившийся в СССР и его сателлитах и названный социализмом. Но если даже согласиться с тем, что история окончательно доказала невозможность организации жизни социума на социалистических началах в принципе, это не означает, что те начала, во-первых, являются кабинетной выдумкой злого ума и, во-вторых, не содержат совершенно ничего ценного. Здесь уместно сообщить, что общепризнанный классик современной конфликтологии Л. Козер, в предисловии к своей книги, подготовленной к изданию на русском языке в 1999 г., писал: “Моим убеждением остается то, что социалистическое государство в качестве социальной утопии будет воодушевлять человечество и в будущем, если мы не захотим превратить мир в строго регламентированный бюрократический концлагерь”.

Между прочим, никто не оспаривает тот факт, что именно существование “реального социализма” и организованного рабочего движения, а не рынок и капиталисты придали социальную ориентацию экономике, внедрили в практику понятие и явление социальной справедливости и равенства. В энциклике папы Иоанна II “Сотый год”, 1991 г. говорилось: “Нельзя согласиться с утверждением о том, что потерпевший поражение так называемый “реальный социализм” должен уступить место только капиталистической модели организации производства. Нужно сломать барьеры и монополии, которые удерживают множество народов на задворках развития, обеспечить всем людям и нациям элементарные условия участия в нем”. Но как бы там ни было, сегодня ореол социалистических идеалов померк.

Серьезно ослабла и притягательность либерализма. Зб. Бжезинский в книге “Вне контроля” (1993 г.) отмечает, что либерализм как господствующая западная доктрина оказывается ныне не слишком привлекательным. Он констатирует, что “неравенство становится все менее терпимым”. В основе классического либерализма лежит теория совершенной и почти абсолютно свободной конкуренции. Его сторонники уверены, что рынок устроен по принципу маятника, всегда стремящегося к равновесию. При любом стечении обстоятельств, при самых неожиданных потрясениях его “невидимая рука” без государственной помощи выправит положение, обеспечит поступательное развитие экономики и рост потребления. Между тем финансовые обвалы в ряде стран в конце прошлого века вселяют серьезные сомнения в эффективности действующих рыночных механизмов. Они свидетельствуют о том, что экономическая конкуренция не может составлять смысл существования общества и человечества.

Рынок по своей природе безжалостен к слабому. Вот свидетельство преуспевающего российского бизнесмена Ф.И. Шамхалова: “Рынок беспощаден к слабому человеку, человеку, который еще или уже не может трудиться... ведет к безработице части трудоспособного населения, что социально опасно... создает материальные предпосылки и реально усиливает социальное расслоение населения... может привести к коммерциализации искусства, культуры, медицины, образования... резко усиливает зависимость национальной экономики от негативных процессов в мировой экономике. Если овладение рыночными механизмами является первым условием развития здоровой экономики, политический контроль за экономикой составляет первое условие установления прочного общественного порядка. Именно политика должна давать ответы на запросы общества, определять его приоритеты, бороться с безработицей, бедностью, неравенством, загрязнением окружающей среды и обеспечивать общественную безопасность. Социально ориентированная экономика рынком не создается.

Не гарантирует оптимальную модель общественного устройства и консерватизм. Его приверженность традиционным институтам и установлениям порою ведет к некритическому осмыслению прошлого, вырождается в его идеализацию. В принципе консерваторы исходят из того, что любая установленная система правления лучше любого неиспользованного проекта, что человек изначально несовершенен, источники зла в природе человека, а не в социальных институтах, что всякие попытки устранить существующее зло обычно вызывают еще большее зло. Эти и подобные установки свое концентрированное выражение находят в линии на сужение демократических социальных гарантий, что на деле означает не только сохранение расслоения общества, но углубление его социальной поляризации со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для современной России тем более не может быть и речи о консервации тех подходов и тенденций, которые были свойственны экономической, социальной и политической жизни советского времени и ельцинского десятилетия.

Все сказанное означает не абсолютное отторжение либерализма, социализма и консерватизма. Оно служит призывом к отказу от их и мифологизации, и демонизации. Один из известных публицистов страны пишет: Про западную систему демократии и капитализма точно сказано это самая худшая система не считая всех остальных. Никакой альтернативы этой лицемерной, жесткой, но все-таки по-человечески справедливой системе все равно нет. По крайней мере, сегодня никто этой альтернативы не знает. Пусть останется на совести автора не проговоренная грань между жесткостью и жестокостью, равно как и само явление “лицемерной справедливости”. Но нельзя согласиться с тем, что наш публицист ратует “за то, чтобы в России был капитализм менее свинский, значит, как можно больше похожий на западный (со всеми его уродствами)”. Звать к свинству это ли не верх циничнейшего фиглярства!

К тому же модель развития, сложившаяся на Западе, стала угрозой и для Запада и для мира. На конференции ООН по окружающей среде и развитии. (Рио-де-Жанейро, 1992 г.) в докладе ее Генерального секретаря М. Стронга говорилось: “Эта модель роста и связанная с ней структура производства и потребления не являются устойчивыми для богатых и не могут быть взяты на вооружение бедными. Следование по этому пути может привести к концу нашей цивилизации Расточительный и разрушительный образ жизни богатых не может сохраняться за счет жизни и условий существования бедных и природы”.

Думается, совершенно необоснованно преданы забвению некогда гонимые идеи конвергенции. В этой связи представляется важным солидаризироваться со словами В. Путина о том, что “достижение необходимой динамики роста проблема не только экономическая. Это проблема также политическая и, не побоюсь этого слова, в определенном смысле идеологическая. Точнее, идейная, духовная, нравственная”. Суть проблемы становится ясной, если учесть существующие в нашем обществе и политической элите противоречивые идеи о возможности и пределах вмешательства государства в экономическую жизнь страны. В свое время В. Путин говорил: “Мы находимся на этапе, когда даже самая верная экономическая и социальная политика дает сбои при проведении ее в жизнь из-за слабости государственной власти, органов управления. Ключ к возрождению и подъему России находится сегодня в государственно-политической сфере. Россия нуждается в сильной государственной власти и должна иметь ее”. Но внимательный читатель знает, что есть и иные, в том числе противоположные предложения.

Кстати сказать, нет единства позиций и в обществе. Всероссийский опрос, проведенный ВЦИОМ в апреле 2000 г., показал, что 79% выступают за усиление государственного контроля над экономикой, 72% - за национализацию ключевых отраслей экономики, 64% положительно относятся к поддержке частного предпринимательства. Вместе с тем отсюда не следует ниспровержение социализма. Известный австро-американский экономист профессор Хайек, посвятивший всю свою жизнь борьбе против социализма, в своей последней книге заявил, что “в принципе, чем умнее образованный человек, тем более вероятно, что он (или она) разделяет не только рационалистические, но и социалистические взгляды”.

Российские пути глобализации.

Таким образом, глобализация, в том виде какой ей придают сильные мира сего, или говоря старым языком, страны первого мира, и в тех параметрах, которыми она открыта России, ставит много острых вопросов, без своевременного и адекватного ответа на которые страна и народ на протяжении тысячелетней истории сами творившие собственную судьбу, могут потерять свое лицо, стать материалом для чуждых сил. По сути, глобализация не просто актуализирует, но переводит в новую плоскость вопросы безопасности России.

Безопасность, по словам Хемингуэя, - это когда знаешь, как увернуться от опасности. Но для того, чтобы “увернуться”, мало своевременно обнаружить опасность, надо еще ясно представлять свои возможности противодействия ей и уметь мобилизовать эти возможности. Иными словами, современные реалии внутренней и международной жизни властно требуют новой самоидентификации России, которая послужит основой ее стратегии включения в глобализацию, учитывающего национальные особенности страны и отвечающего ее национальным интересам.

Задача эта не сводится к поиску признаваемой всеми “национальной идеи”. Тщетность многочисленных попыток ее сформулировать подтверждают сомнения в принципиальной возможности выработать магический девиз. Да и нужна обществу не фраза, а реалистическая программа конкретных мер, обеспечивающих целостность, самостоятельность и преуспеяние социального организма по имени Россия. Однако содержание такой программы зависит от определения в двух вопросах, которые, будучи экзистенциональными, не поддаются ни точному математическому расчету, ни строгому логическому анализу.

Первый вопрос лежит в плоскости рассуждений врачующих героев из сказки К. Коллоджи. “По моему мнению, Деревянный человечек мертв, - говорил Ворон. - Однако, если бы он по несчастному стечению обстоятельств оказался не вполне мертв, это было бы несомненным признаком того, что он еще жив”. “По моему мнению, - возражал ему Сыч, - Деревянный человечек еще жив. Однако, если бы он по несчастному стечению обстоятельств оказался неживым, это было бы несомненным признаком того, что он фактически мертв”.

Если же говорить на серьезном уровне, вопрос состоит в том, насколько Российская Федерация как правопреемница СССР и России является наследницей их былого места (веса и авторитета) в мире, выступает продолжательницей исторического дела по формированию и развитию самобытной евразийской цивилизации. С этой целью придется провести всестороннюю инвентаризацию страны. Выяснить предстоит не только какую долю чего унаследовала Россия от Советского Союза и сколько от того наследия осталось нерастранжиренным. Оценке подлежат демографическая ситуация в стране, определение еще не умерших предприятий промышленности и сельского хозяйства, состояние коммунального хозяйства и науки, систем здравоохранения и образования, наличие государственнически ориентированных профессионалов в различных сферах деятельности, прочность федеративных связей, разработанность правовой базы жизнедеятельности общества в новых условиях, социально-психологический климат в стране, состав и авторитет правящей элиты и оппозиции ей, состояние оборонного потенциала и очень многое другое.

Сама по себе инвентаризация позволит определить количество и даже качество наличных ресурсов и потенциалов. Но она не даст их однозначной оценки, а только послужит материалом, на основе которой могут основываться разные оценки. Скажем, фактом является сегодня существование в России так называемых естественных монополий. Но в представлении одних они являются препятствием на пути экономического возрождения страны и должны быть разукрупнены и приватизированы, другие же именно в них видят основу и гаранта выхода из затянувшегося социально-экономического кризиса и настаивают на необходимости их сохранения и укрепления. Другой пример дает нынешнее федеративное устройство России. Принимая его как данность, одни видят в нем наследие “советского тоталитаризма” и предлагают идти путем дальнейшей децентрализации власти к конфедерации, другие зовут к усилению центра, строительству унитарного государства.

Множество подобных антиномий содержится во всех сторонах всех областей государственной и общественной жизни. И все они должны быть внятно и до конца проговорены с тем, чтобы осознанно, имея в виду все “за” и “против”, сформулировать позицию относительно современного состояния России. Хочется еще раз подчеркнуть, что такая позиция не является продуктом сугубо академических пусть самых дотошных - расчетов. Восприятие результатов этих расчетов, отношение к ним у различных акторов строится на основе их собственной (индивидуальной и групповой) ментальности. Именно поэтому, обладая одной и той же статистической информацией о месте нашей страны в процессе глобализации, одни делают вывод о безвозвратной утрате ею статуса мировой державы и настаивают на необходимости поскорее покончить с фантомной болью сверхдержавы, разъясняя, что фантомная боль - это когда нога уже отрезана, но еще продолжает болеть; другие считают, что она не растеряла свой потенциал великой державы и предупреждают, что ее вряд ли можно незаметно вычеркнуть с политической карты мира без отсутствия мирового конфликта.

Лица, принимающие решения, зная реальное положение дел, не могут абстрагироваться от имеющихся в обществе установок по отношению к различным аспектам настоящего и будущего страны. Отечественный исследователь, с чьим именем связано создание более 30 лет тому назад теории рефлексивного управления, ныне профессор Калифорнийского университета В. Лефевр подчеркивает: “Процесс глобализации затронул чувства миллионов людей из различных государств и социальных групп. Чтобы хотя бы приближенно представить себе, что ждет нас в будущем, нам необходимо научиться создавать модели, в которых моральное измерение человека было бы представлено в ясных научных терминах”. Только на этой основе могут быть выработаны трезвые, научно обоснованные и политически взвешенные меры, исключающие последствия, описанные приснопамятным афоризмом “хотели как лучше, а получилось как всегда”.

Второй вопрос какой мы хотим видеть Россию, какие место и роль она в долгосрочном плане отводим ей в Евразии? Какой имея в виду как ее внутреннее устройство и развитие, так и ее авторитет и вес на международной арене. В стране не прекращаются дискуссии о том, относится ли Россия к разряду великих держав, перешла в группу региональных лидеров или вовсе выпала в категорию третьеразрядных развивающихся стран. Не станем включаться в нее по существу. Однако стоит заметить, что расхожий рассчитанный на уничижение афоризм о России как “Верхней Вольте с атомной бомбой” является таким же оксимороном, что и, например, лошадь с оленьими рогами. Создание и поддержание ядерного потенциала является самодостаточным доказательством наличия мощной экономики, развитой науки и техники, эффективной системы управления, подготовленных кадров профессионалов и т.д., что характеризует современное развитое государство.

Не вносит ясности в вопрос о желаемом статусе России и сентенция политолога, являющегося по-своему знаковой фигурой среди отечественных экспертов: “Теперь Россия заново восстанавливает свою государственную преемственность не от империи, не от советской глобальной идеократии и не в качестве глобальной сверхдержавы. Ничего из этого нас, как мировую державу, не интересует и здесь не о чем сожалеть”. Преемственность определяется не тем, от чего отказывается преемник, а тем, что он сохраняет в качестве своего актива. К тому же если отрешиться от имперского и советского наследия, тогда остаются опыт и ценности периода феодальной раздробленности страны.

“Россия переживает один из самых трудных периодов своей многовековой истории. Пожалуй, - делал вывод В.В. Путин в декабре 1999 г., - впервые за последние 200-300 лет она стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то и в третьем эшелоне государств”.В мире (и в стране) есть немало охотников, заинтересованных в том, чтобы на геополитическом пространстве хартленда не было бы единого, целостного, а, следовательно, мощного социального организма. Но им противостоит значительно больше тех, кому “за державу обидно” и для кого “жила бы страна родная и нету других забот” не пустые слова для ерничанья. Всероссийский опрос городского и сельского населения России, проведенный летом 2000 г. Фондом “Общественное мнение” показал, что 47% респондентов хотят, чтобы Россия стала великой и могучей державой, и еще 16% - чтобы она вернула себе былое величие. К сожалению, сложилось так, что таких людей судьба развела по разные стороны в 1991 и 1993 годы. Но они могут и должны преодолеть раскол, возрождение величия России того стоит. В конечном итоге вопрос состоит в том, насколько обоснованна “твердокаменная уверенность, что Россия, всегда выходившая живой из страшных трагедий своей истории, не может не победить даже после катастрофы, подкосившей ее в конце XX века”.

Ответы на сформулированные вопросы предопределяют позицию в отношении того, что надлежит делать “здесь и сейчас”. Эта почти извечная российская проблема также лежит в плоскости теоретических дискуссий и политической борьбы. Весьма показательно, что заседание ассамблеи весьма представительного и авторитетного Совета по внешней и оборонной политике, специально посвященного проблеме самоопределения России в условиях глобализации, в ходе жарких дискуссий по предложенному докладу не выработало общей точки зрения и приняло решение подготовить альтернативный документ.

Заметим, что таких документов существует множество и будет, видимо, еще больше. И каждый из них предлагает свою программу действий, которая раскрывает определенную концепцию встраивания России в глобализирующийся мир. К сожалению, очень часто в них обилие цифр и фактов, характеризующих современную ситуацию; аналитического описания отношений России и Запада по отдельным проблемам, а то и просто демагогических рассуждений о размывании национальных интересов государств в современном мире невольно затуманивает или сознательно прячет исходные постулаты и конечные результаты предлагаемой стратегии.

Во избежание этого, суммируем сказанное выше, в несколько принципов.

Глобализация это не объективная данность, а процесс, развертывающийся в русле, параметры которого определяются всеми акторами, включенными в него. “Чтобы поддержать волю к самоопределению, - предупреждает бывший президент Аргентины Р. Альфонсин, - мы должны побороть страх перед доминирующей ортодоксией неизбежности глобализации. Единственная рыба, которая всегда плывет по течению, это мертвая рыба”. Эту же мысль Президент Российской Федерации формулирует так: “Только открыто приняв вызов, можно победить”.

Россия - великая держава и другой быть просто не может. Ее величие определяется геополитическим положением, природными богатствами, интеллектуальным потенциалом, исторической ролью в мире, ядерной мощью, наконец. Как таковая, она не может ни раствориться в развитом Западе, ни примкнуть к нему на правах ведомого партнера. С одной стороны, даже если Россия полностью откроется внешнему миру, он ее будет чуждаться. “Нас смогли бы переварить, только разделив на шесть Венгрий”, - подчеркивает директор Института стратегических исследований Е. Кожокин, имея в виду, что у Венгрии уже нет никакой национальной экономики. С другой стороны, как писал замечательный русский публицист И. Ильин, “Россия есть не случайное нагромождение территорий и племен, но живой, исторически выросший и культурно оправдавшийся организм, не подлежащий произвольному расчленению Расчленение его явилось бы невиданной еще в истории политической авантюрой, гибельные последствия которой человечество понесло бы на долгие времена”.

Россия не может существовать и развиваться изолированно от мира. Но ее включение в процессы глобализации имеет целью не служение абстрактным общечеловеческим целям и ценностям, а обеспечение на основе развертывания транснационального взаимодействия устойчивого безопасного развития мира и собственной страны в нем. В таком контексте надо признать, во-первых, верховенство внутренних целей над внешними и во-вторых, неприемлемость для страны моделей, глобализации. отводящих России так называемую догоняющую роль. “Наша сегодняшняя экономия сил отнюдь не означает, что у нас нет в хорошем смысле этого слова внешней экспансии. То, что в других странах называют зонами жизненно важных интересов, мы для себя тоже видим. Но видим как источник дальнейшего мирного развития экономического, международного, политического”, - писал Путин в обращении к российским избирателям.

Сегодня еще не выработана российская стратегия глобализации. Государство и общество не имеют пока четкого плана участия России в развертывающемся процессе глобализации. Но если еще не найдено оптимального решения, это не значит, что оно не существует вовсе. Задача состоит в том, чтобы сформулировать и на официальном уровне принять документ, излагающий легитимную, то есть понятую и поддерживаемую общественностью и законную, то есть соответствующую нормам международного права и Конституции страны и закрепленную специальным государственно-правовым актом (это может быть концепция, доктрина или закон) российская программа глобализации.