XX век как пространство исторической жизни человечества - феномен удивительного динамизма в поисках новых путей развития, трагизма глобальных свершений и неизбывного оптимизма. Его социальная энергия буйствовала в двух уничтожительных мировых войнах, ускоряла исторический процесс экспериментами социоинженерии, материализовывалась в поисках справедливого общественного устройства с помощью мифологем разного рода "измов", мостила загубленными ценностями ложные устремления целого ряда цивилизованных и жизнеспособных наций, аннигилировалась в классовых схватках многочисленных революций, питала творческий гений человека и разрушала природную среду его обитания. Противоречивость, даже иррациональность мировой истории как бы подчеркивалась постоянными кризисами, антагонизмами, несовместимостью одновременных тенденций, господствовавших в мировом социуме. Реалии завершавшегося тысячелетия отвергали одну за другой выдвигавшиеся различными научными школами мировоззренческие теории и доктрины вместе с обнаруженными "общими закономерностями" для длительных периодов исторического бытия.
В частности, XX век стал свидетелем того, что многообразие жизни нельзя вместить в "прокрустово ложе" классового подхода, проведшего между народами и государствами врeменную и временнyю границы. Временную потому, что "реальный социализм" априори трактовался в качестве "светлого будущего" по отношению к "загнивающему капитализму". И временную, так как неизбежность победы коммунизма во всемирном масштабе виделась уже "не за горами". Но крах социалистического эксперимента в Восточной Европе и СССР вместе с тем не снял с повестки дня человечества идеалы социальной справедливости и равенства как ориентиры, в направлении к которым продолжает направлять свое развитие человечество. Точно также и другие идейно-политические доктрины - либерализм, консерватизм, технократизм и др., демонстрировали, с той или иной долей или дозой трагизма и выразительности, свой "узкий горизонт" в подходе к усложнявшимся и нагромождавшимся друг на друга глобальным проблемам, ибо все они и каждая из них "упорядочивали" лишь тонкие пласты исторического материала, делая только отдельные шаги к раскрытию глубинного смысла самодвижения Истории.
Мятежный XX век, подрывая сами основы человеческого мироздания, ставя под сомнение веками складывавшуюся систему мироориентаций человека, отвергая многие вымученные им ценности, разрушая порядок межчеловеческих отношений, продуцировал все более сгущавшуюся апокалиптическую атмосферу хаотизации жизни и страха перед будущим, которое становилось все более проблематичным. В 90-е годы о наступлении периода глобальной смуты, о движении мира к новому средневековью или тоталитаризму, о пробуждении смутных архетипов и реанимации архаики писали И.Уоллерштейн и З.Бжезинский, П.Кеннеди и С.Хантингтон, папа Иоанн Павел П и самый известный в мире финансовый спекулянт Дж.Сорос1. В канун "нового мира", по мнению А.Неклессы, человечество "вплотную приближается к водовороту Мира Распада, где история течет как бы в обратном направлении"2. А.С.Панарин пишет в этой связи о "сумеречных, закатных эпохах", для которых характерен следующий парадокс: "люди заявляют о "конце истории", о своем категорическом нежелании жить чем-то другим, помимо размеренной повседневности, как раз в тот самый момент, когда Большая история уже стучится в двери. Так было в эллинистической Греции и в Риме эпохи упадка".3
Но вместе с тем он же, этот век, продемонстрировал дерзновенные прорывы человека в его миропонимании, что позволило укрепиться надежде на преобразование известных хаотических тенденций в транзитный период перехода к новой глобальной цивилизации в более или менее устойчивый порядок нового мира. Синергетика И.Пригожина, обратившись к объяснению проблем самоорганизации нелинейных открытых систем, поставила под сомнение всякого рода прогрессистские концепции общественного развития и выдвинула в качестве основополагающей в этой области идею стохастизма, то есть непредсказуемости развития в любой из бифуркационных точек истории4. Сложность, нелинейность, случайность и необратимость, проявляющаяся в общественной сфере через человеческую свободу изменили трактовку присутствия человека в истории: отныне он не пассивный продукт общественного развития, подчиняющийся непреложным его закономерностям, а субъект, действующий под знаком негарантированного и непредопределенного выбора. С такой точки зрения, как отмечал французский историк Л.Февр, "она (история) перестает быть надсмотрщицей над рабами, стремящейся к одной убийственной (во всех смыслах слова) мечте: диктовать живым свою волю, будто бы переданную ей мертвыми"5. Человек начинает верить в то, что его предназначение - не просто и не только соответственно реагировать на "вызовы истории", но и сознательно строить свое будущее выбором вариантов, направлений развития в моменты исторических бифуркаций.
Члены "Римского клуба", почти все практически представители стран "золотого миллиарда", приходят к выводу, что индустриальный тип развития имеет калькулируемые "пределы роста", а основанная на нем западная цивилизация вступила в стадию всеобщего или структурного кризиса. Эти умозаключения стали не только необычными, но и продемонстрировали необходимость смены научной парадигмы развития человечества, нового научного мышления. В стохастической Вселенной оказались "вне игры" не только концепции, в которых действовали "непреложные закономерности" и классы-гегемоны, безраздельно присваивавшие себе историческое будущее, но и те из них, где правил бал "потребительский интерес" индивида, ограничиваемый лишь "невидимой рукой" рыночных отношений. У господствующей ныне либеральной идеологии нет в запасе идей, созвучных главным тревогам меняющегося мира и первой из них - экологической проблеме. На глазах разрушается главный технологический миф "фаустовской культуры" Запада - о тотальной заменимости естественного и уникального искусственным и тиражируемым, о том, что цивилизационная эпопея Запада будет увенчана счастливым финалом: способностью конструировать искусственную среду обитания с заранее заданными свойствами. "Там, где мы имеем дело с произвольно тиражируемыми объектами (будь-то новый агрегат или "новый человек"), - пишет А.С.Панарин - ответственность излишня, так как в процессе технологического воспроизводства мы всегда успеем восстановить утраченное, деформированное. И только осознание того, что отнюдь не все в мире является технологически воспроизводимым и что процесс такого воспроизводства имеет роковые пределы, связанные с ограниченностью ресурсов и хрупкостью среды, возвращает нам чувство глубокой "метафизической тревоги" и связанное с ним понимание ответственности"6.
Ответственность за судьбы мира и человечества способствовала рождению немалого числа новых теорий и концепций, касавшихся разных сторон жизни людей на новом этапе их истории, нередко пытавшихся сыграть роль того мифического "философского камня", который мог помочь ответить на все вопросы, в первую очередь относительно фундаментальных миропознавательных и миростроительных процессов. Но постепенно идейное поле меняющего основы своей жизнедеятельности и жизнеустройства мира стало приобретать вид дроби, где числителем выступала теория постиндустриализма, определявшая абрисы новой глобальной цивилизации или целого суперцикла цивилизаций, а знаменателем представала концепция устойчивого развития, чье соотношение должно было в обязательном порядке выравниваться на более или менее реальную гармонию в отношениях между обществом и природой. Теоретическое обоснование и первой, и второй из названных концепций-идей еще не завершено, еще предстоит заполнить вразумительным текстом немалое число "белых пятен" в современном обществоведении, совершить открытий в науках о природе и человеческом духе, потом соотнести их друг с другом, "пригнать" друг к другу с тем, чтобы возник стройный и доказательных научный проект того единственного пути, став на который человечество вновь обретет бессмертие и устойчивость в единстве с природной средой обитания.
Это вовсе не означает, что и у идеи постиндустриального общества или устойчивого развития исчезли критики или серьезные ученые, которые в принципе не согласны с предлагаемыми ими новыми мыслительными парадигмами. В частности, автор одной из самых интересных работ последнего времени о "современности как предмете политической теории" Б.Г.Капустин пишет о "постсовременности": "Я не хочу сводить обсуждение этого вопроса к критике тех "постмодернистских" концепций, которые понимают под "постмодернизмом" нечто, приходящее на смену современности, наступающее после нее. Такие интерпретации "постмодернизма" настолько интеллектуально беспомощны, что заслуживают разговора лишь в качестве парадоксальных и/или гротесков современной культуры, но не в качестве "теории" или ее подобия"7. Утверждая, что "прогрессизм" не является "фирменным блюдом" Современности, а служит лишь показателем ее "недоразвитой" культуры, он считает, что Современность сама преодолевает в настоящее время свои "прогрессистские верования, лишая тем самым почвы "постмодернистскую" ее критику". Б.Г.Капустин в этой связи призывает на помощь Жан-Франсуа Лиотара, который выступает самым решительным критиком всяческих периодизаций, основанных на "пост-" или "до-". В его трактовке "постсовременность" - это постоянно присутствующее как "факт" в самой Современности, ее побуждение превзойти себя в состоянии, отличном от данного. У Лиотара та же мысль высказана следующим образом: "Постсовременность - это не новая эпоха, но "переписывание некоторых черт, на которые современность заявляла претензии, и прежде всего - претензии современности на обоснование своей легитимности через проект освобождения человечества посредством науки и технологии. Но... такое переписывание происходит, теперь уже долгое время, в самой современности"8.
В сущности, полемизируя с такой постановкой вопроса, можно было бы противопоставить ей мнения и суждения мыслителей и ученых, которые придерживаются точки зрения, что "постсовременность" не только стоит у порога истории человечества, но и присутствует отдельными своими проявлениями в жизни людей на нынешнем этапе. Можно было бы увидеть в рассуждениях Б.Г.Капустина "нечувствительность" последовательного либерализма к глобальным проблемам, прежде всего экологической, только потому, что она не "предусмотрена" классическими рыночными теориями. Но можно в подобной позиции увидеть и один из поводов современного, достаточно широкого, историософского спора: сводится ли переход к новой, постиндустриальной эпохе к новому витку НТР или - к новым морально-этическим решениям, касающимся не столько предметного, материального, внешнего для человека мира, сколько внутреннего, ценностного.9 В самом деле, если в постиндустриальном обществе видеть прямого наследника и продолжателя индустриального, то первенство Запада и его культурная гегемония остаются неоспоримыми и на предстоящем человечеству витке истории. Но если этот поворот призваны совершить явные баловни эпохи индустриализма - страны "золотого миллиарда", то как быть с системным кризисом, переживаемым этой глобальной цивилизацией, что ждет изгоев индустриального пути развития - большинство современного мира?
Вместе с тем известно, что современное западное общество представляет собой сопряженность четырех основных "организационных кластеров", которые тот же Б.Г.Капустин определяет как "связки явлений, обнаруживающих те или иные сходства или тяготеющих друг к другу по тем или иным основаниям, но не порожденных общей причиной, не представляющих собою представлений общей сущности"10. Такими кластерами выступают: капитализм как система товарного производства, сфокусированная на отношении между частной собственностью на капитал и наемным трудом; индустриализм как система использования неодушевленных источников энергии и машин в качестве основных средств производства товаров и услуг; нация-государство ( или его эквиваленты ) как координированная административная власть, осуществляющая всеобщий надзор; военная власть как концентрация средств насилия и контроль над их применением.11 Известная "случайность" образования именно такой комбинации институтов на Западе была затем фетишизирована под видом "модели современного общества" и стала парадигмальной для разного рода индустриально-модернизационных проектов. Казалось бы, исчерпанность возможностей и способностей дальнейшего развития и каждого из упомянутых кластеров в отдельности и всех их вместе доказана и теоретически, и демонстрируется самой жизнью, ибо мышление в указанном направлении всегда наталкивается на неопределенность и пока что непреодолимость "потребительского сознания, которое западный либерализм оснастил теоретическими и идейными аргументами, надежно защищающими потребителя от мук совести за ограбленный мир"12. Проблема здесь заключается, по всей видимости, в том, что серьезно запаздывает духовная реформация, которая, с одной стороны, положит конец западной идейной и культурной гегемонии в мире, с другой - выдвинет и обоснует целый ряд основополагающих новых мироустроительных идей и решений.
Нe меньшее число и не менее солидные критики и у концепции устойчивого развития. Показательна в этом отношении позиция, сформулированная российским ученым А.Неклессой. Исходя из того, что "возрожденческо-просвещенская версия гуманизма оставалась цветущим древом, пока развивалась в определенном контексте", то есть в рамках того, что мы привычно называем модерном или Современностью, но в настоящее время, на пороге нового мира проявляется удивительный парадокс: "светский гуманизм начинает проявляться как антигуманное мировоззрение. "В пользу подобной точки зрения, - пишет этот автор, - свидетельствует постепенная деградация столь же популярной, сколь и неопределенной концепции устойчивого развития. Интеллектуальная упрощенность и духовное убожество нынешнего состояния одного из основных постулатов актуальной мировой идеологии наглядно проявились в характерных метаморфозах, переживаемых ныне данной концепцией. Ее содержание на практике свелось, с одной стороны, к общим экологическим декларациям, с другой - к утилитарному пакету слабо завуалированных предложений о стабилизации положения посредством "коррекции" численности населения планеты. Коррекции, проводимой с целью сохранить привычный уровень комфорта, соответствующий современным стандартам и достоинству человека (смотри, например, материалы Каирской конференции по народонаселению. осень 1999 года). Меры эти, между тем, начинают все больше походить на планы универсального геноцида бедняков, лишних людей (и нерожденных) как своеобразного окончательного решения демографического вопроса"13.
Сводя критику современной концепции устойчивого развития к резким выпадам в адрес обосновывающего по существу "универсального геноцида" лишних людей, А. Неклесса несколько некорректен в своих рассуждениях. С одной стороны, он фиксирует действительно имеющееся в рамках концепции устойчивого развития течение, высказывающееся за снижение численности мирового народонаселения примерно до 1 миллиарда, что позволит значительно уменьшить нагрузки на окружающую среду и обеспечить оставшимся высокий уровень жизни. Это, как правило, те сторонники экоразвития, которые перешли в стан последователей концепции устойчивого развития, или адепты так называемой концепции "золотого миллиарда", предполагающие решить экологические и иные глобальные проблемы наиболее развитой части мира за счет его слаборазвитой и перенаселенной слаборазвитой периферии. С другой стороны, А.Неклесса не может не знать, что соединение в последние десятилетия концепции устойчивого развития с теорией ноосферы, исходящей из реальности становления мировой сферы разума, уж никак нельзя считать деградацией пусть даже возводимой в ранг мировой идеологии концепции. Современная теория устойчивого развития немыслима без опоры на научное знание, его быструю и масштабную материализацию, создание новых технологических укладов и способов производства, внедрение в повседневную жизнь наивысших достижений в области микроэлектроники, биотехнологии, информатики, нанотехнологиях, ибо вне всего этого невозможна эффективная человеческая деятельность по решению тех глобальных проблем, которые постоянно бросают ему свой вызов.
Она, эта теория, предусматривает развитие, при котором а) масштабы эксплуатации ресурсов, направление инвестиций, ориентация технического и социального развития согласуются с будущими потребностями будущих поколений; б) при этом понятие потребностей включает и интересы беднейших слоев мирового населения, удовлетворение которых считается приоритетным; в) ограничения в эксплуатации природной среды и ресурсов признаются неизбежными, но они в каждый конкретный момент должны увязываться с достигнутым уровнем технического развития и социальной организации общества, а также со способностью биосферы справляться с последствиями человеческой деятельности. В этой связи можно без каких-либо оговорок солидаризироваться с М.М. Максимовой, которая, признавая ценность различных подходов и концепций, расширяющих и углубляющих наши представления о мире будущего и источниках глобальных угроз, все же констатировала: "Но также верно и другое: пока еще никто не предложил более конструктивной, с точки зрения практической политики, идеи, способной объединить усилия международного сообщества в решении глобальных проблем, нежели концепция устойчивого мирового развития, нравится она кому-то или нет. Во всяком случае она содержит ориентир не только для нынешних, но и для будущих поколений. И то, что А.Неклесса вполне допускает в качестве доминирующей реальности на планете "возможность выпустить на волю Мир распада", лишь убеждает, насколько важно сделать грядущий Новый мир "устойчивым и равновесным", чтобы не допустить действия скрывающегося в нем "фермента тотальной деструкции".14
Итак, если устойчивое развитие рассматривать как стратегию будущего миростроительства, как единственную возможность достигнуть динамического равновесия, той или иной степени гармонии в отношениях человеческого общества и природы, то постинформационное общество предстает в таком случае культурно-цивилизационным проектом, в рамках которого устойчивое развитие может реализовываться, выступая в качестве парадигмальной, идеальной, в жизни никогда не достижимой цели. Подобная перспектива нереализуема даже в случае со сценарием Ю.А. Фомина, который считает, что в недрах современного человеческого общества "в результате продолжающегося эволюционного процесса начинает формироваться новый вид, который придет на смену homo sapiens" Он предлагает назвать этот вид "суперчеловеком", то есть "существом более совершенным, чем человек, но вместе с тем унаследовавшим от него некоторые свойства... В дальнейшем этот процесс приведет к делению обществе на две неравноценные части, одна из которых будет состоять из немногочисленных представителей зарождающегося вида, а другая - из остального общества, постепенно деградирующего и вымирающего. Не исключено, что такое разделение будет сопровождаться бурными социальными катаклизмами, поскольку не может существовать устойчивое равновесие в обществе, столь неоднородным по своему составу"15. Более того, нетрудно представить себе, что "вымирающий" вид, располагающий термоядерным оружием, вряд ли избежит соблазна решить исход "межвидовых войн" его применением, что ставит под сомнение сохранение на Земле самой эволюции как таковой, то есть она превратится вместе с человеческим родом и, возможно, всем живым на нашей голубой планете. К счастью, подобный вариант развития событий весьма проблематичен, во всяком случае он явно нереализуем в перспективе нескольких будущих тысячелетий, а то и значительно больших временных пространств, на которых может разворачиваться зарождение и становление нового биологического вида человека.
Будущее России также связано с постиндустриализмом. К сожалению, только после провала в течение почти 10 лет проводившихся радикальных реформ (в августе 1999 года небезызвестный Дж.Сакс, бывший в 1992-1993 г.г. советником российского правительства по экономическому реформированию, констатировал, что "Россия провалила свои реформы и продолжала погружаться все больше в коррупцию и разложение"16) высшее руководство страны в лице премьер-министра В.В.Путина признало формирование постиндустриального общества магистральным путем, по которому идет все человечество и на который становится и Россия17. По существу это означает, что РФ должна переориентировать стратегию своего развития в соответствии с потребностями постиндустриальной модернизации всей страны, что предполагает:
- изменение структуры экономики, переориентацию хозяйства на современные наукоемкие отрасли, а также на сферы производства, связанные с удовлетворением потребностей людей;
- создание рыночного, то есть конкурентного, антимонопольного хозяйственного механизма, который побуждал бы предприятие внедрять в производство новинки научно-технической мысли, получать прибыль за счет снижения издержек, а не монопольного взвинчивания цен или раскручивания инфляции;
- формирование личной и общественной модели потребления, способствующей развитию современного человека;
- поворот всего общества и государственной политики в сторону культуры, развитие образования, переобучение людей новым профессиям, создание в обществе такой атмосферы, при которой у большинства людей возникала бы собственная потребность учиться, осваивая новые специальности;
- развитие личной и коллективной инициативы, становление нового типа работника, способного к самоорганизации и самодисциплине, изменение типа мышления у наиболее активных людей, способных стать cy6ъектами постиндустриальной модернизации, для чего необходимо развитие демократии, в том числе и экономической.
Россия обладает неплохими стартовыми условиями для продвижения в постиндустриальном направлении. На ее территории сосредоточено 58% мировых запасов угля, 58% запасов нефти, 41% - железной руды, 25% леса и т.д. За последние 100 лет страна достигла высокой степени освоения индустриального способа производства. И сейчас, после выезда из страны около 200 тысяч ученых, России располагает 12% ученых мира, из которых треть в возрасте до 40 лет. В начале XXI века в случае реализации специальной программы технологического перевооружения, она может иметь до четверти макротехнологий мира, определяющих облик постиндустриального общества. Калькулируемое некоторыми экономистами отставание по постиндустриальным технологиям на 25-30 лет не является фатальным, оно может быть преодолено в результате "быстрого перескока на более высокую фазу постиндустриального общества"18, радикальной компьютеризации страны (современный российский уровень составляет здесь примерно 1% от американского), преимущественном развитии высоких технологий, заделы для которого созданы предыдущими этапами развития. Постиндустриальная революция превратила в схоластический нередко дебатируемый вопрос, куда идет или куда идти России, ибо она определила основной вектор перемен, свершающихся в стране. Россия нужна миру как цивилизационная самоценность, как лидер огромного трансформирующегося евразийского пространства, обеспечивающего стабильные и конструктивные отношения между великими цивилизациями Запада и Востока. Мир нужен России как источник современного опыта социально-экономического и политического развития, как потенциал содействия в постиндустриальном преображении, как благоприятная среда, в которой происходит поиск ее новой исторической идентичности. Общечеловеческие ориентиры устойчивого развития едины, но каждый народ, каждая страна идет к ним своей дорогой, все больше подчиняя свою жизнь согласованным нормам и формам мирового сожительства людей. Таков и путь России в ее ноосферное будущее, такова и ее дорога к постиндустриальному обществу.
Постиндустриальное общество предстает как некая последняя "формация" в эволюционном ряду естественно-стихийного развития. Это своего рода конец истории, которую можно трактовать как конец западной модели развития и тем самым конец процесса вестернизации, закат евроатлантических ценностей. Это и конец истории стихийного процесса развития человеческого рода, поскольку эта стихия ведет к цивилизационной катастрофе и требует, в случае выживания человечества к отказу от стихийных самоубийственных механизмов. Это и конец истории модели неустойчивого развития (не только в его западном варианте) как неадекватной будущему развитию и ведущей к глобальному катаклизму.
Если постиндустриальное общество, вырастая стихийно из общества индустриального в значительной степени детерминировано своим прошлым (и лишь частично настоящим), то формирующееся из него устойчивое общество (ноосфера) больше зависит от образа желаемого будущего. И эта принципиально различная темпоральная детерминация требует различной методологии подхода к изучению их развертывания. Если к постиндустриальному обществу применимы традиционные методы исследования цивилизационного процесса как естественно-исторического развития, то к грядущему устойчивому развитию необходимо подходить с позиций созидательно-конструктивного, ноосферно-футурологического подхода.
Переход к обществу устойчивого развития связан прежде всего с решением глобально-экологических проблем, угрожающих планетарным экоомницидом уже в первое столетие III тысячелетия. Современные экологический кризис - это кризис стихийного развития человечества, которое, создав индустриально-потребительское и постиндустриальное общество и на планете Земля, привело к деградации окружающей природной среды. Существуют два основных направления негативного воздействия на окружающую среду, которое условно можно было бы назвать "перенаселением" (низкое потребление при большом количестве населения) и "перепотреблением" (когда "золотой миллиард" потребляет 75-80% земных ресурсов). Если ценности индустриальной и постиндустриальной цивилизации приводят к перепотреблению (в развитых странах каждый человек потребляет в 30-40 раз больше ресурсов, чем в развивающихся странах) то развивающихся (и в основном сельскохозяйственных стран) - к перенаселению, а всех вместе - к деградации окружающей среды, ее загрязнению, истощению ресурсов, потере биоразнообразия и устойчивости биосферы, тем самым делая вполне реальной глобальную экологическую катастрофу.
Хотя постиндустриальное общество имеет тенденцию к глобальному охвату земного шара, в принципе оно не может затронуть все государства и народы планеты. Первые потому, что далеко не все государства готовы к постиндустриальному переходу (а только наиболее развитые), многие из них (особенно развивающиеся) не дошли даже до индустриальной стадии. А среди населяющих планету народов (этносов) имеются (в Африке, Америке и т.д.) племена, обеспечивающие свое проживание собирательством и охотой. Не все они будут стремиться в постиндустриальное будущее, но должны быть включены в процесс перехода к устойчивому развитию, ибо в отличие от постиндустриального общества устойчивое развитие должно иметь глобальные масштабы.
Глобальная сущность устойчивого развития диктует не только необходимость почти одновременного по историческим масштабам перехода суверенных государств к новой цивилизационной парадигме, но и усиление интегративных тендеций в мировом сообществе. Можно даже сказать, что с переходом к устойчивому развитию наступает эпоха глобальной конвергенции стран и других субъектов мирового процесса. Несмотря на различия в уровнях социально-экономического развития, этнические, культурные и прочие особенности государства планеты должны будут включиться в глобальный процесс, обеспечивающий выживание всему человечеству и сохранение биосферы.
Переход от постиндустриального общества к обществу устойчивого развития включает в себя следующие аспекты и в какой-то мере этапы управления этим процессом, которое должно обрести глобальные масштабы. Поскольку постиндустриальному обществу присущи негативные тенденциии и глобальные проблемы, ведущие к цивилизационной катастрофе, то необходимо их устранение либо уменьшение до приемлемого уровня. Для этого необходимо установить запреты (табу) и ограничения на протекание соответствующего социопатологического процесса и тем самым "канализировать" развитие в определенном более благоприятном направлении. Это означает формирование так называемого "направленного" (Н.Н. Моисеев) развития, которое еще не является в полной мере управляемым; оно продолжает быть стихийным процессом и от традиционного естественного развития отличается тем, что идет в определенном, в частности, экологическом коридоре.
Следующий элемент управления связан с усилением тех стихийных процессов, которые имеют позитивную ноосферную ориентацию, но не развертываются должным образом без включения механизмов государственного и международного (в перспективе - глобального управления). Усиление позитивных уже существующих тенденций является следующим шагом на пути движения от направленного развития к управляемому, поскольку устойчивое развитие не может быть просто направляемым, реализующим только одни запреты. Необходимо включать и созидательные механизмы, способствующие целенаправленному сознательному формированию в будущем общества, где превалировали бы позитивные тенденции.
Однако даже при включении этих механизмов управления переход к устойчивому развитию в рамках постиндустриального общества еще не будет гарантирован, поскольку должны быть задействованы не только ныне существующие реальные возможности, но и потенциально-созидательные. Это те возможности, которые вначале появляются в результате творчества людей, созидающих образ устойчивого будущего - ноосферы, как ступени цивилизационного процесса уже кардинальным образом отличающегося от стихийно появляющегося постиндустриального общества.
Предполагаемое созидание в результате перехода к устойчивому развитию сферы разума будет иметь глобальный характер. А это налагает на управленческий процесс, о котором мы уже сейчас упоминали, новые характеристики, в особенности появление нового его уровня - общепланетарного. В принципе это было ясно из ранее высказанного положения, что становление ноосферы происходит в ходе решения глобальных проблем.19 Исследование проблем устойчивого развития показало, что переход к этому типу развития возможен только в глобальном масштабе и, вполне понятно, что если конечной целью этого типа цивилизационного процесса является сфера разума, то она должна иметь планетарный характер (а в перспективе - космический).
Формирование управленческих механизмов перехода к устойчивому развитию ноосферной ориентации возможно лишь в случае кардинальных трансформаций в сфере индивидуального и общественного сознания и даже формирования новых форм - уже ноосферного сознания (интеллекта). Этот процесс должен сопровождаться изменением ценностей и форм рациональности, причем трансформации последней, по крайней мере, самые кардинальные, связаны с решением проблем выживаемости человеческого рода. По сути дела речь идет о смене набора ценностей и рациональности постиндустриального общества ноосферными ценностями и соответствующей рациональностью.
Этот процесс будет сопровождаться переходом от экономической рациональности (присущей индустриально-потребительскому обществу и в значительной степени постиндустриальному) к более системной рациональности, соединяющей в себе экономическую эффективность, социальную справедливость и экологическую безопасность. И не только экологическую, но и все виды безопасности должны быть увязаны с переходом к устойчивому развитию, поскольку ныне существующая модель развития, включающая и постиндустриальное развитие, является моделью неустойчивого развития и нерационального поведения человечества как целого.
Отход от постиндустриализма будет связан с тем, что в системе ценностей ноосферной ориентации на приоритетное место выйдут интеллектуально-духовные ценности, знания человека, живущего в гармонии как с социальной, так и с окружающей его природной средой.
Соответственно, новому типу (ноосферной) рациональности, приоритетным ресурсом развития окажутся научные знания и информация, помогающая экономить, сберегать ограниченные вещесвтенно-энергетические ресурсы.
Информационно-интеллектуальные факторы, источники и ресурсы в ноосфере, заняв доминирующую роль, будут направлять (управлять) процессом перехода к устойчивому цивилизационному развитию. И в этом смысле они будут опережать в своем развитии вещественно-энергетические процессы, в целом, формируя систему опережающего социоприродного развития.
Сознание в значительной степени будет все больше опережать социальное бытие, хотя формы ноосферного сознания окажутся совершенно новыми, присущими лишь постиндустриальному обществу. Мы именуем одну из главных форм ноосферным интеллектом, имеющим глобальный характер и позволяющим формировать планетарные механизмы управления мировым сообществом. Начало формирования ноосферного интеллекта связано с процессом информатизации, созданием систем искусственного интеллекта и становлением компьютеризированных коммуникативных систем глобального масштаба. Ноосферный интеллект соединит в себе преимущества индивидуального и искусственного интеллекта, различного рода форм общественного мнения и сознания, позволит принимать обоснованные опережающие управленческие решения.
"Ноосферизация" сознания будет идти, на наш взгляд, через науку, которая обретет свою новую ориентацию на реализацию целей устойчивого развития. Именно наука должна сформировать концепции, стратегии, программы, модели и другие прогнозные документы и проекты, которые целесообразно реализовать для перехода к устойчивому развитию. В ХХI в. наука в целом должна перейти на новую свою ориентацию, причем опережающим образом, с тем, чтобы передавать полученные знания об устойчивом развитии в другие области деятельности, прежде всего в социальную (образование, культура, здравоохранение и т.д.), экономическую, технико-технологическую сферы и т.д.
И хотя речь идет о всей науке в целом, тем не менее, рассмотренные в книге проблемы прежде всего будут изучаться социально-гуманитарными науками, особенно теми из них, которые склонны к междисциплинарным исследованиям (подходам). И все же, если к изучению постиндустриального общества тяготеют экономические и социально-гуманитарные науки, то устойчивое развитие представляется уже проблемой всей науки в целом, причем изучение проблемы устойчивого развития придает новый импульс интегративным процессам, создает благоприятные условия для формирования единства всего научного знания.
И конечно, среди лидирующих направлений научного поиска (во всяком случае в концептуально-методологическом плане) лидерство уже сейчас принадлежит теории становления ноосферы. И хотя ноосфера предстает лишь как некий идеал будущего III тысячелетия, тем не менее его стартовые тенденции и условия связаны с обсуждаемыми здесь проблемами постиндустриального и информационного общества, устойчивого развития и т.д. Поскольку теоретически исследуемый процесс развития предстает в разных концептуальных аспектах, мы его ориентируем на формирование ноосферы. Для нас важно было соотнести конечную цель развития с начальными условиями и предполагаемыми траекториями движения к целевому состоянию. Теория становления ноосферы с этих позиций представляется наиболее адекватной теоретико-методологической системой, объединяющей в одно целое различные концептуальные подходы к обсуждаемой здесь проблеме связи постиндустриального общества и устойчивого развития.
Авторы понимают, что проведенный сравнительный анализ постиндустриального общества и грядущей цивилизации с устойчивым развитием является лишь первым шагом в будущем цикле исследований в этом направлении. Однако вряд ли можно переоценить такого рода исследования, которые будут выполняться в новой парадигме научного поиска. С учетом уже изложенного в книге можно полагать, что передний фронт социально-гуманитарных исследований, проходят через изучение постиндустриального общества, выводит нас на новые творческие горизонты. Методология социально-гуманитарного поиска и философского обобщения в ХХI в. будет иметь в качестве своего ядра проблематику перехода цивилизации к устойчивому развитию и формирования на планете новой социоприродной реальности, именуемой сферой разума.
______________________________
1. См. I. Wollerstein. Capitalist Civilization. Binghampe, 1992; Zb. Bzzezinsky, Out of Control. Globor Turmoil of The Eve of the 21Century. N.Y., 1993; П. Кеннеди. Вступая в ХХI век. М., 1996; S.Hantington. The Clash ov Civilizations and the Remaking of World Order. N-Y, 1996; Дж. Сорос. Свобода и ее границы // Московские новости. 1997. №8. В марте 1995 года папа Иоанн Павел II, циклике "Евангелие жизни" подверг западную цивилизацию резкой критике как колыбель "культуры смерти", демократия в которой стала "мифом и прикрытием безнравственности".
2. Неклесса А. Конец цивилизации или конфликт истории // МЭиМО. 1999, №5. С. 81.
3. Панарин А.С. Реванш истории.... С. 28.
4. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 101.
5. Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 37.
6. Панарин А.С. Реванш истории..., С. 13.
7. Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. М., 1998. С.298.
8. Liotard J.F.Rewriting Modernity//Liotard J.-F. The Inhuman. Reflection on Tina. Stanford, 1991. P. 24-25, 34-35.
9. См. подр.: Панарин А.С. Реванш истории..., С. 7-14.
10. Капустин Б.Г. Указ. раб., с. 148.
11. Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, 1992. P. 55-60.
12. Панарин А.С. Реванш истории..., С. 11.
13. Неклесса А. Конец цивилизации или конфликт истории // МЭиМО, 1999, №3. С. 35.
14. Максимова М. Указ. раб.//МЭиМО. 1998, №10. С. 20.
15. Фомин Ю.А. Энциклопедия аномальных явлений. М., 1993. С. 167-168.
16. Независимая газета. 16.09.1999.
17. Независимая газета. 30.12.1999.
18. Цвылев Р.И. Постиндустриальное развитие Уроки для России. М., 1996. С. 7.
19. См.: Урсул А.Д. Путь в ноосферу. ( Концепция выживания и устойчивого развития цивилизации). М., 1993.
Н.П. Ващекин, М.А. Мунтян, А.Д. Урсул
Рецензенты: доктор философских наук, профессор В.А. Лось
доктор исторических наук, профессор Н.В.Романовский
12.04.2000
|