|
В.ПИНЗЕНИК
вице-премьер Правительства Украины
Прошли иллюзии и романтизм, которые существовали первоначально, когда казалось, что достаточно убедить людей в необходимости проведения реформ и их успех обеспечен. Оказалось, что эта работа намного сложнее. Мы убедились, что наша экономика хорошо подвержена воздействию рыночных регуляторов и что причина инфляции в наших государствах - соответствующая монетарная и фискальная политика.
Я хотел бы рассказать, как реагирует украинская экономика на наши шаги по ее реформированию. В 1993 г., когда Украина закончила год с 10000-ной инфляцией многим казалось, что положение практически безнадежно, но за период с октября 1994 г. нам удалось снизить инфляцию с 72% до уровня 4-5% в летние месяцы. Стабилизировался и стал прогнозируемым курс национальной валюты. Были периоды, когда курс украинского карбованца оставался стабильным в течение полутора-двух месяцев, причем не только не происходила проедания валютного резерва, наоборот, ЦБ приходилось скупать излишки твердой валюты. Реальный обменный курс украинского карбованца за 1995 г. увеличился в 2,5 раза.
Я не совсем разделяю тезис о том, что финансовая стабилизация обязательно связана с падением реального уровня жизни. Да, за реформы нужно платить. Но оказалось, что большая плата заплачена за вариант медленных реформ. Граждане наших стран, особенно Украины, заплатили высокую цену не за быстрые реформы, а за медленные. В 1993 году мы пытались помочь производству, в результате его погибло больше всего именно в 1993 г. Реальный уровень жизни упал в 2,5 раза, проедание оборотных средств произошло неимоверное. Реальные оборотные средства сократились за год в 2,5 раза, что в дальнейшем вызвало стагнацию отечественного производства.
Реальная финансовая стабилизация дает рост реальных доходов. Я могу сказать, что в этом году, впервые за 4 года независимости Украины, идет рост реальной заработной платы. За 10 месяцев этого года он составил почти 14% и был бы еще выше, не произойди в последние два месяца спад. И опять начали искать особый украинский путь реформирования экономики. Этот поиск породил высокие инфляционные ожидания.
Парадокс в том, что, имея достаточно высокую инфляцию последних двух месяцев, мы не имеем монетарных причин для этой инфляции. В октябре у нас не было прироста ни денежной базы, ни денежной массы, но мы имеем инфляцию на уровне 9%. Это один из примеров необходимости последовательной политики подавления инфляции. Долларовый эквивалент заработной платы на Украине возрос за этот год более чем в 2 раза: с 26 до 55 долларов. Финансовая стабилизация и даже неполная либерализация внутренней и внешней торговли дали серьезный импульс улучшению торгового баланса. У нас есть еще проблемы с регулированием экспорта. В последние три месяца Украина имеет положительное сальдо торгового баланса по результатам девяти месяцев.
Происходит рост валютных резервов. Мы увеличили за год валютные резервы примерно в 10 раз. Сейчас валютные резервы ЦБ Украины составляют 2,5 млрд.долл. Рост валютных резервов происходил в условиях, когда Украина впервые начала выполнять свои внешние обязательства. Фактически у нас нет просроченной задолженности по реструктурированным долгам, более того, мы начали обслуживать и текущие платежи.
Да, проблемы еще остались, но уровень текущей задолженности за энергоносители сегодня на Украине на порядок ниже, чем был в прошлом году. Оказалось, что никому так не нужна жесткая монетарная политика, как производству. Последние два квартала наблюдается рост промышленного производства. По моим прогнозам, в IV квартале тоже будет рост производства. В I квартале прирост оборотных средств был 11%, во II квартале - 9%. Мы ожидаем роста реальных оборотных средств и в III квартале.
В результате стабилизации четко проявились структурные проблемы экономики, одной из них является кризис неплатежей. Кстати, оказалось, что эта проблема не столь серьезна, как мы ее иногда представляем. На Украине реальная дебиторская и кредиторская задолженность за этот год не увеличилась, а дебиторская задолженность даже несколько сократилась.
Конечно, серьезных сдвигов в инвестиционных процессах не произошло и не могло произойти: очень мал период времени и нет главного - нет накоплений. И их не будет до тех пор, пока не будет стабильной национальная денежная единица, пока у населения не будет веры в свою национальную валюту. К сожалению, последние месяцы резко подорвали это доверие и отбросили Украину в плане его восстановления на несколько месяцев назад.
Я думаю, что мы упустили время, когда стабилизация начала давать первые плоды. Это еще был не перелом, но появились ростки будущего экономического роста. И у нас возникла эйфория от полного понимания процессов, происходящих в украинской экономике. Оказалось - это не так.
К сожалению, в наших странах существует иллюзия быстрых сдвигов. Реформы обязательно должны давать немедленные результаты. мы слабо объясняем, что реформы не дают быстрого кардинального улучшения, хотя даже элементарное лечение улучшает состояние больной экономики. Но реформы толкают экономику на путь восстановления экономического роста.
Сегодня я не принимал бы многих решений, которые латают дыры, решения абсолютно правильные, но вызывающие большое социальное напряжение и политическое противостояние. Сегодня я могу сказать, что политической ошибкой в 1992 г. были решения в ликвидации некоторых льгот пенсионерам. Это было правильное экономическое, но абсолютно неправильное политическое решение. Нельзя латать дырку в 107 млрд. карбованцев, когда существует дыра на триллионы карбованцев. И лучше сегодня отбрасывать такие вопросы, а решать проблемы, которые дают больше доходов бюджету, и тогда легче проводить в жизнь решения по оптимизации системы социальных выплат.
Думаю, что еще одна наша ошибка была в том, что адресная социальная защита населения не была внедрена буквально через несколько месяцев после либерализации цен. Это один из серьезнейших наших просчетов.
В работе правительства очень важна политическая организация. Очень трудно работать, когда ни одна политическая структура не поддерживает реформы открыто, поэтому задачу политической организации нужно решать одной из первых.
С.БОГДАНКЕВИЧ
президент Академии банковского и финансового бизнеса, депутат Верховного Со-вета Белоруссии
Белоруссия имеет свой опыт проведения реформ, опыт как положительный, так и отрицательный. Наши успехи и недостатки происходят, как это ни парадоксально, из того факта, что Беларусь в 1990 г. относилась к странам, с наиболее высокой производительностью труда, конечно, в рамках Советского Союза и стран СЭВ, высоким жизненным уровнем. По официальной статистике Беларусь была второй после Чехословакии по производству национального продукта в долларовом исчислении на душу населения. На сегодняшний день мы производим не более 1000 долларов на душу населения в год. В чем причины и в чем наши проблемы?
В 1990 г. Верховный совет Белоруссии единодушно принял решение о переводе экономики на рыночные рельсы. С этого момента прошло 5 лет, но, разрушив плановую систему хозяйствования, мы одномоментно не создали новую и даже не приблизились сколько-нибудь существенно к ее созданию.
Прежде всего, собственность как находилась в руках государственных чиновников, так и сегодня почти на 90% находится в руках этих же чиновников. 5 лет тому назад к власти на более или менее демократической основе пришли те же партаппаратчики, в абсолютном большинстве члены ЦК Компартии Белоруссии, секретари, председатели райисполкомов. Они как-будто бы проводили реформы, но все свои просчеты сваливали на демократов-реформаторов.
В результате в обществе сложилось неприятие реформаторских либеральных и демократических идей. У нас в парламенте 350 человек, из них более 300 - это старые кадры, которые плохо понимали, что такое макроэкономика, что такое макроэкономические рычаги. Поэтому управление шло с помощью привычной и опробованной политики - изъятия, перераспределения и т.д.
Что касается финансов, бюджета, то сложилось так, что бюджет Республики Беларусь был всегда достаточно строгим и дефицит бюджета был не очень высоким. В отдельные годы бюджет был положительными, активным. В 1990-1991 г. у нас еще были активными торговое сальдо, платежный баланс и бюджет. Но наши проблемы, рост денежной массы вызывались тем фактом, что власть продолжала вмешиваться в экономические отношения, не сужала это вмешательство. При наличии вполне приемлемого бюджета парламент страны решал вопросы кредитной эмиссии путем голосования. Причем, скажем, на посевную кампанию выделялся триллион белорусских рублей за счет кредитной эмиссии Национального банка и затем средства распределялись погектарно, независимо от рентабельности, возможности возврата ссуд и т.д. Эти кредиты постоянно списывались и, к сожалению, в 1995 году они так же были выданы, и снова, у меня есть основания так считать, будут списаны.
Я не скажу, что это произвол. Просто были административно установлены цены на закупки сельхозпродукции, отсутствовала либерализация торговли, продолжалась политика поставок, а не продажи. Поэтому колхозы, совхозы и даже фермеры закреплены за мясокомбинатами, молокозаводами, заготовительными хлебоприемными предприятиями. Они обязаны сдавать продукцию по установленным ценам. Им никто не платит, но они обязаны сдавать, они не торгуют, а поставляют продукцию магазинам. Торговля не платит, она полностью убыточна, как и Белкоопсоюз, Белкооперация полностью убыточна.
У нас - социализм, который законодательно не закреплен, поскольку все достаточно разумные нормы и правила мы переписываем из законов и норм наших коллег. Мы постоянно ощущаем (не весь народ, а может быть только наша власть) собственную неполноценность и все время оглядываемся то на Москву, то на Берлин, то на Вашингтон, и готовы продать наш суверенитет, был бы желающий заплатить подороже. Но, к сожалению, сегодня мало кто хочет покупать этот суверенитет.
Огромный ущерб нашей экономике и реформам был нанесен ожиданием объединения в Россией в общую денежную зону, переход на единую валюту. В народе поддерживались иллюзии, что мы решим свои проблемы за счет дешевой энергии из России, за бесценок поступающего сырья; долги наши будут списаны. Когда-то мы так жили и стали может быть самыми зажиточными благодаря дешевой энергии, поступающей с Волги и Сибири. Но эти иллюзии, непонимание того, что Россия - иная, что она уже децентрализованная, рыночная, что там есть самостоятельные субъекты хозяйствования, и Черномырдин не будет платить триллионы рублей за поставки нашей продукции российским предприятиям- банкротам.
Конечно, в плане рыночных преобразований многое сделано, но несистемно, и некомплексно. Скажем, мы почти отказались от вмешательства органов власти в установление торговых скидок. Почти, но все-таки вмешиваемся, если не на уровне правительства, то на уровне местных органов власти.
Мы отказались в значительной степени от дотаций. Сократили дотации сельскому хозяйству, дотации на продовольствие, на коммунальное хозяйство. Наши цены сегодня не совсем еще свободные, но все-таки более соответствуют реальным издержкам. Какая-то база для следующего шага у нас сделана. Например, в Белоруссии ярко видна зависимость инфляции от роста денежной массы. Скажем, денежная масса выросла в предыдущем году в 18 раз, а инфляция - в 20,5 раза. В текущем году рост денежной массы составил 2,3 раза, цен - 3 раза.
Белоруссия - это небольшая страна, но в стремлении понравиться братской России содержит огромную армию. Содержание этой армии ложится тяжелым бременем на бюджет, поэтому налоги на прибыль превышают 50%. Сократить их невозможно, иначе будет острейший дефицит бюджета.
Пока управляющие кадры Белоруссии не понимают, что есть только одна эффективная экономика - это либеральная рыночная экономика и что не нужно искать какой-то свой белорусский путь. Необходимо переводить на рыночные рельсы нашу экономику и ограничить произвольное вмешательство власти, особенно непрофессиональное. На проводимых даже в последнее время “партхозактивах” заявляется: да, это уже акционерное предприятие, но руководитель должен быть назначен председателем облисполкома. Такие подходы, конечно, невозможно нивелировать никакими законами и при таких подходах невозможно привлечь иностранных инвесторов в нашу страну. Пока иностранные инвестиции в Белоруссию составляют только 91 млн.долл.
В заключение, хочу сказать, что мы бы очень хотели, чтобы экономики России и Украины стабилизировались. Они нас вытянут за счет реализации нашей продукции. Поэтому мы двумя руками болеем за их экономический подъем. Конечно, пока реформы идут в России и на Украине Белоруссия обречена на реформы и на будущее процветание.
А.АНДРЕАСЯН
министр экономики Армении
После провозглашения Республики Армения суверенным государством и создания соответствующих государственных институтов наиболее важной задачей стала трансформация экономики, т.е. суверенитет политический нужно было укрепить суверенитетом экономическим. В республике процессы трансформации прошли в сложных политических и социально-экономических условиях. На общую социально-экономическую ситуацию сильно повлияли и продолжают отрицательно воздействовать последствия землетрясения 1988 г., оставившие зону бедствия с острыми проблемами жилья, занятости, массой незавершенного строительства.
Для экономики, в частности химии, машиностроения, имевших большой удельный вес, базирующихся на привозном сырье и ориентирующихся на экспорт, был особенно болезненным разрыв традиционных торгово-экономических и кооперативных связей. Политическая ситуация в регионе, перекрытие транспортных артерий, острейший энергетический кризис еще более усугубляли и без того болезненные процессы переходного периода. Под влиянием этих и ряда других внутрисистемных факторов экономика республики с 1990 г. по 1994 г. переживала период перманентного спада всех основных макроэкономических параметров. Валовый внутренний продукт сократился на 70%, среднемесячный темп инфляции в 24% в 1992 г. достиг 48% в 1993 г.
В этих условиях правительство приняло курс более решительного проведения экономических реформ. Жесткая финансово-кредитная политика, либерализация цен, отказ от государственных субсидий, протекционизма, введение национальной валюты, плавающий обменный курс, либерализация валютных операций, установление либерального режима внешней торговли, приватизация - это были основные принципы, которые легли в основу государственной программы структурных преобразований и стабилизации.
Из всех бывших республик Союза Армения первая в 1991 г. начала приватизацию сельскохозяйственных земель и уже к концу 1993 г. 87% этих земель стали частной собственностью. В результате уже в 1994 г. по сравнению с 1990 г. объем произведенной сельхозпродукции возрос на 11,6%, при спаде промышленного производства за соответствующий период на 54%.
Вторым, после приватизации сельскохозяйственных земель, краеугольным камнем реформ в сфере разгосударствления экономики стал начавшийся процесс приватизации объектов производственного и непроизводственного назначения. 80% крупных и средних предприятий были на 20% приватизированы коллективами путем реорганизации этих предприятий в акционерные общества. Усиленными темпами в начале 1995 г. началась так называемая большая приватизация оставшейся государственной собственности. До конца 1995 г. в Армении будет приватизировано 50% от общего числа предприятий. В результате приватизации государственного жилищного фонда 65% его перешло в частную собственность, а в данный период идет объединение в кондоминиумы.
Параллельно вышеназванным шагам создавалась рыночная инфраструктура, трансформировалась старая, а чаще создавалась новая правовая база для осуществления этих экономических реформ.
Проводимая жесткая экономическая политика позволила остановить экономический спад и в конце 1994 г. - начале 1995 г. появились тенденции экономического роста. В 1994 г. прирост валового внутреннего продукта составил 5,5%, а среднемесячный темп инфляции 28,3%. За 1995 г. эти показатели составят 5,4% и 1,9% соответственно, а дефицит государственного бюджета по отношению к валовому внутреннему продукту составит 10% вместо 26% в 1994 г.
Для того чтобы намеченные хрупкие тенденции экономического роста и стабилизации экономики превратить в закономерность, необходимо решить ряд остростоящих проблем, некоторые из них хотелось бы назвать: это взаимные неплатежи в экономике; низкая эффективность механизма сбора налогов; необходимость внедрения в реальную хозяйственную практику механизма банкротства. Это самые острыея проблемы нашей республики. Кроме того: недостаточно эффективный механизм, стимулирующий предоставление и получение долгосрочных инвестиционных кредитов; низкий уровень заработной платы, особенно в бюджетной сфере; объемы частного сектора в сельском хозяйстве не соответствуют количеству приватизированных перерабатывающих предприятий. Необходимо также привести статистику в соответствие с принятыми в международной практике стандартами, децентрализовать управление объектами социальной сферы, четко определив их статус.
Трансформация экономики - болезненный процесс, наиболее остро отражающийся на социально менее защищенных слоях населения. В 1994 г. реальный средний доход на душу населения по сравнению с 1988 г. сократился в 4-5 раз. Поэтому одна из основных задач, стоящих сейчас перед правительством - создание системы ориентированной или адресной социальной защиты.
Р.МИКАЕШВИЛИ
заместитель министра экономики Грузии
Перед нашими странами стоят огромные проблемы, но я думаю, что самая главная проблема как у нас в Грузии, так и в других республиках бывшего СССР - это человеческая проблема. Ее решение должно быть не с точки зрения уровня жизни, а с точки зрения того, чтобы социалистического человека превратить в человека, который может жить и работать в условиях рыночной экономики. В этом плане перед всеми нами стоят такие задачи, которых нет в других развитых странах.
Всем известно, что Грузия находится в не очень хорошем экономическом состоянии - кризис очень глубокий. В этих условиях мы приступили к экономической реформе. Накоплен определенный опыт и без его критического анализа и обобщения невозможно выбрать правильное направление дальнейшего развития.
После апреля 1989 г. было разработано несколько интересных концепций экономической независимости. Период разработки этих концепций можно назвать этапом наивного осмысления. Осенью 1990 г. был принят ряд важных законов, но в то время они не были и, видимо, не могли быть претворены в жизнь.
После 1992 г., в Грузии начался период популистских решений многих важных проблем. Создатели такого подхода характеризуют его как грузинский вариант шоковой терапии. Из 11 пунктов важных для шоковой терапии были задействованы лишь 8.
Первая половина 1993 г. была этапом торможения. Грузия не имела утвержденного бюджета. Внешние экономические отношения характеризовались несовершенным учетом, бездействием таможенной службы, разбазариванием товарных запасов, бесконтрольной утечкой государственного имущества за границу, колоссальным уменьшением роли легальной заработной платы. Минимальная зарплата была крайне низка, фактически она не существовала. Масштабы теневой экономики были губительны. А гуманитарная помощь, которую получала Грузия, использовалась обычно не по назначению.
В начале 1994 г. была разработана антикризисная программа макроэкономической стабилизации и системных изменений, практическая реализация которой началась только лишь весной 1995 г.
Наверное, многие знают, что в настоящее время в Грузии достигнута определенная стабилизация финансовой системы и успешно введена новая национальная валюта, которая является теперь единственным платежным средством на территории Грузии.
Как и в других бывших советских республиках, в Грузии наметилась тенденция уменьшения темпов рецессии. В некоторых секторах даже зарождаются тенденции роста производства. Мы думаем, что в 1996 г. Грузия войдет в новую фазу экономических реформ, направленную на создание условий для становления сильного слоя предпринимателей и одновременно оказание возможной помощи бедным слоям населения. Авторы этого подхода назвали его целенаправленным рыночным социогенезисом.
Разработанный авторами метод социального стимулирования содержит комплексные мероприятия и направлен на:
- существенное снижение криминальной обстановки, которая была нетерпимой;
- уменьшение ставок налогов и введение новой системы налогообложения, более простой и учитывающей отсутствие должного уровня отчетности предприятий Грузии;
- за счет увеличения собираемости налогов увеличение доходов государства.
Эта экономическая политика даст возможность использовать различные средства макроэкономического стимулирования и создать экономический стимул дальнейшего развития общества.
Р.СКИДЕЛЬСКИ
профессор Уорвикского университета, член Палаты Лордов Великобритании
Я хотел бы поговорить о британском опыте, поскольку он может представлять интерес для российской аудитории. Развал коммунистической системы - это уникальный случай, который не имеет примеров в мировой истории, но я хотел бы взглянуть на проблему шире: на коллективизм вообще, отступление от которого происходит по всему земному шару. Не знаю, утешит ли русских то, что они страдают в худшем случае от того, от чего страдает вся земля, и, мне кажется, что уникальность происходящего в России - только в интенсивности самой концепции. Британия тоже прошла через некоторые проблемы, что дает мне собственное видение российских процессов.
Если в России коммунизм становился неэффективным, то капитализм примерно в 1970-е годы тоже становился неэффективным. Государство слишком разрасталось, слишком вмешивалось в экономическую систему, которая работала все хуже и хуже. В России был выбор между восстановлением старой системы или же разрушением. В Британии был другой выбор: двигаться ли к командной экономике или восстанавливать свободную экономику. И в середине 70-х годов относительно этого в британской прессе шла большая дискуссия. Много людей считало, что можно просто усовершенствовать корпоративную систему по японскому образцу. Тем не менее этот метод был отвергнут.
В 1979 году британские избиратели проголосовали за Маргарет Тэтчер, и это был решительный момент в отрицании социализма и корпоративности и попытка вернуться к тому, что называется англо-американским, англо-саксонским образцом успешно функционирующей экономической модели. Перед нами стояли те же самые проблемы, с которыми столкнулись и вы. Коротко перечислю их: это макроэкономическая стабилизация, структурная трансформация и приватизация, а также реформа общественного сектора.
Я остановлюсь на таком моменте британской политики, как пробные сокращения правительственных расходов, которые были завершены тэтчеристской политикой.
Макроэкономическая стабилизация. В 70-е годы уровень инфляции в Англии в год составлял 17%. Для России это мечта, но в британской истории такого прецедента не было. Мы гордились стабильностью как нормальной чертой жизни. Инфляция в 10% и больше считалась национальной проблемой. Так же ней относилась и Западная Европа. Обычно рассматриваются две причины инфляции. Монетаристская инфляция, как в России, вызывается ростом излишней денежной массы. Инфляция в Англии считалась ценовой. Монополии устанавливали завышенные цены, к этому же приводили тред-юнионы, энергетические монополии, энергетический кризис в 1973-74 годах. Есть и более структуралистская интерпретация инфляции. Уровень инфляции было невозможно опустить по политическим причинам - из-за структуры британского общества того времени. Фактически монетаристские объяснения инфляции были более правильными, потому что инфляционное давление началось в 60-е годы, т.е. еще до того, как начался энергетический кризис, и до того, как тред-юнионы начали требовать все больше и больше; дефицит рос, его надо было покрывать, и росла инфляция.
В 60-е годы началась сильная инфляция, которая в 70-е еще более усилилась. Маргарет Тэтчер в 70-х годах поменяла промежуточную финансовую стратегию: за 5 лет сократить инфляцию с 17% в год до примерно 3% в год и проводить финансовую политику, которая соответствовала бы фискальной политике. Тэтчеристская стратегия стабилизации удалась. С 19% в 80-х годах инфляция снизилась до 2% в 1982 г., и на этом уровне она остановилась. Инфляция снова пошла вверх, но очень незначительно, в конце 80-х годов, когда был кратковременный экономический бум.
Теперь мы можем говорить о нулевом уровне инфляции, который фактически не влияет на экономику. Это был успех. Но среднесрочные цели каждого года были перевыполнены, и многие экономисты видят причину того, что британские товары стали неконкурентоспособными в 80-е годы, в своеобразности обменного курса. Объемы британской промышленной продукции сократились в 1982 году на 14%, т.е. сильнее, чем в великую депрессию. Это было самое большое падение за всю экономическую историю Великобритании. Три миллиона безработных составляли 12% рабочей силы. Такова была цена стабилизации Тэтчер. И хотя рыночная экономика есть вещь очень и очень гибкая, цена любой стабилизации очень велика. За один год сокращения инфляции, промышленность в России начала возрождаться. Британская промышленность начала рост в 1982 году и до 1990 года росла темпами 3-4% в год.
Огромным вкладом госпожи Тэтчер в политическую экономику 80-х годов была приватизация. В середине-конце 80-х годов все прогрессивно настроенные правительства проводили свою приватизацию. В 1979 году Британскому государству принадлежало немного - примерно 15% экономики, но эти 15% отвечали за 30% промышленного выпуска. Это был нездоровый сектор экономики. Значительная доля макроэкономической нестабильности была связана с этим государственным сектором, который приходилось субсидировать правительству. Стальная промышленность, судостроение, автомобилестроение, самолетостроение - все это субсидировалось из бюджета и поглощало 45% ВНП. Конечно, мера инфляционная.
Второй отрицательный элемент состоял в том, что общественный сектор оказался гнездом воинствующих тред-юнионистов и толкал инфляцию вверх и вверх. Программа приватизации госпожи Тэтчер началась очень медленно. Сначала она сама четко не представляла, что хочет сделать. Она начала с продажи государственных домов квартиросъемщикам. Было выкуплено полтора миллиона квартир и домов, разумеется, по субсидированным ценам. Это был огромный успех, который, возможно, ободрил госпожу Тэтчер и подтвердил, что она может проводить подобную политику и в других областях. Некоторые ее шаги были хорошими, некоторые - похуже.
Ее второй шаг - повышение налогов, пошлин с продажи государственной собственности, долгосрочным последствием чего стал рост государственных доходов от пошлин. Программа приватизации началась продажей “Бритиш Эйруэйз” - фирмы, которая теряла больше всего денег. Госпоже Тэтчер удалось найти методы приватизации, которые оказались успешными. В прошлом проводилась политика денационализации некоторых секторов, например, в сталелитейной промышленности, но единственным методом денационализации было возвращение промышленности прежним владельцам. Так проводилась политика маятника: возвращаете, потом национализируете.
Госпожа Тэтчер нашло выход из этой головоломки: она продала эти секторы. Этот фактор уже препятствует любым попыткам ренационализировать данный сектор экономики. Она продала отрасли промышленности, продала акции каждому, кто хотел их. Это были не ваучеры, как в России. Это были акции, которые что-то стоили. У них была рыночная стоимость - фонды, которые могли быть проданы и продавались. Это значило, что миллионы людей, купивших акции, получали от них капитал. Все это усилило популярность программы госпожи Тэтчер.
Таким образом, в 80-е годы продажа предприятий населению повысила популярность капитализма в Великобритании. Началось все с продажи жилья в собственность, а потом произошло то, чего никогда не случалось раньше: неселение сало владельцем предприятий, купив акции.
Структурная трансформация. Практически все отрасли, прошедшие приватизацию, были реструктурированы. Сократилась рабочая сила и т.д. Таким образом, то, что продавалось, приносило выгоду. Госпожа Тэтчер прекратила субсидии прежде, чем проводить политику приватизации. Ей удалось остановить субсидии только потому, что за ними пошла приватизация.
Но в конце 90-х годов мы вошли в новую фазу приватизации, которая была менее выгодна. Мы говорим о водоснабжении, газе, электричестве и т.д. - секторе естественных монополий, которые находятся под очень сильным политическим контролем, когда председатель компании имеет очень большое жалование, когда выплаты акционерам очень велики.
Возникает вопрос, почему же не контролируются заработки председателя, почему же не вводятся налоги на прибыль акционеров? Здесь существуют политические проблемы.
Еще одной из программ тэтчеризма была реформа общественного сектора, реформа местного управления. Основным принципом реформы общественного сектора, было разделение сектора между покупателем и продавцом. Есть правительство - есть частные компании, конкурирующие за контракты, которые предлагаются правительством - так виделась реформа общественного сектора. Если муниципалитет платит за очистку улиц, почему он же должен нанимать мусорщиков, почему бы здесь не ввести тендер, не предложить контракт частной фирме? Для местного управления в Англии в начале 80-го года это была революционная практика, которая в 80-е была распространена на железные дороги, больницы, пищевой сектор и т.д., позже - на больницы. Многие больницы стали независимыми и конкурировали между собой за пациентов, которые оплачивались правительством. Многие школы после голосования родителей стали незавизимыми организациями и начали конкурировать между собой.
Здесь есть проблема ответственности. Кто ответственен, до сих пор не ясно. Вторая проблема, если общественные деньги идут частным фирмам, то нужно иметь очень и очень жесткую систему регулирования, а это возрождает бюрократизм. Наша задача - уменьшить бюрократию, а оказывается, что мы ее увеличиваем. Это вызывает много проблем.
И, наконец, проблема будущего. Что делать с государством всеобщего благосостояния, государством, живущим на дотации? В 1979 г. государственные расходы составляли 43% и за 10 лет не уменьшились. Во Франции этот процент - 55. Господин Жюппе старается сократить его, и мы видим беспорядки во Франции. В Швеции величина госрасходов была 75%. Сейчас героическими усилиями их сократили до 65%. Государство обязано сократить эту цифру до 40 и ниже процентов. Государство всеобщего благосостояния забирает себе до 75% доходов. Это государство давления снизу вверх, давят пенсионеры, давят рабочие, давят служащие.
В 70-е годы мы определили группы людей, которые могут получать дотации от государства. Тогда эта группа была очень небольшой, потом она стала расти, расти и расти. Мы создали благоприятные условия для неполноценных семей, неполных семей. И теперь каждый второй ребенок рождается вне брака. Сократить эти дотации теперь - большая проблема.
Я бы взглянул на российскую ситуацию британскими глазами. Если для Британии 45% государственных расходов это слишком много, то что же произошло в России за последние годы. Накануне решительных реформ доля государственных расходов в России достигла 71% валового внутреннего продукта, т.е. уровня того, что было в Швеции. Сейчас их удалось снизить до 48% в 1994 году и 45% в 1995 году, но, видимо, по-прежнему это слишком много.
Я.РОСТОВСКИ
декан экономического факультета Центральноевропейского университета, Поль-ша
Я бы хотел поговорить об опыте центрально-европейских стран, накопленном за 5-6 лет реформ. Мне кажется, что сейчас очень подходящий момент, чтобы обратиться к этому опыту и отчасти потому, что первая фаза реформ завершена в политическом плане. Почти во всех странах посткоммунистические партии и правительства пришли к власти, и для реформаторов и демократов настало время остановиться и подумать, что произошло и что было сделано за последние 5 лет, какова была их роль и какой она должна была быть.
Первое заключение мы можем сделать из дискуссии между сторонниками быстрой реформы и медленного перехода. Этот диспут закончился. Мы однозначно видим, что быстрое реформирование лучше, сравнивая, например, Польшу и Венгрию. У венгров почти нечем похвастаться из-за того, что они шли медленным путем. Конечно, институты могут быть построены лучше, если реформы развиваются более медленно. Но инфраструктура рынка растет лучше в результате быстрого реформирования, а это гораздо важнее.
Второй вывод, который следует из опыта реформ, заключается в порядке проведения реформ на первом уровне стабилизации - это макроэкономическая стабилизация плюс либерализация. Здесь очень интересно сравнить польский и российский опыт. В Польше была очень удачно и успешно проведена экономическая стабилизация и либерализация. Но не было массовой передачи в частные руки большого государственного сектора. Большая реструктуризация произошла не за счет переструктуризации существующей промышленности, а благодаря притоку капиталов. В России мы видим спад производства. Возможно, что этот спад не настолько велик, как показывает статистика, но все же он происходит. В Польше же наблюдается рост промышленности, особенно на третий год реформ.
Третий вывод - технический. Возможна очень быстрая стабилизация, как это демонстрируют Эстония, Латвия, Молдова, Хорватия, и она сопровождается гораздо меньшим уровнем инфляции. Пример Польши - очень хороший пример плохого пути. Был принят градуалистический, постепенный подход. В результате, темпы инфляции составляют 25% в год, и хотя они сокращаются, но тем не менее представляют собой большую проблему.
Вот три урока, которые можно извлечь из того, что произошло в сфере экономики за последние годы. Что же в центрально-европейских странах происходит сейчас? Основные центрально-европейские страны показывают разные уровни развития реформ, и это вызывает различные проблемы. Основная проблема Венгрии, например, это очень массивное, огромное присутствие государства. Бюджетные расходы составляют 60% общенационального дохода, очень большой бюджетный дефицит, очень высокие налоги на труд. Разница между тем, что предприниматель платит рабочему, и тем, что рабочий приносит домой, огромна. Если мы все это возьмем воедино, то Венгрия - это прекрасный пример для того, чтобы понять, как должна функционировать система социального обеспечения и как она не должна функционировать. И в Польше есть такие же проблемы: затраты правительства составляют 50% национального дохода. Но эти проблемы несколько слабее, чем в Венгрии. С другой стороны, отсутствует реальная массовая приватизация. Правительственный сектор в промышленности слишком велик. И ясно, что это может оказаться серьезнейшей проблемой в ближайшие годы из-за требований субсидий, дотаций и т.д.
Если мы обратимся теперь к Чешской Республике, то здесь мы сталкиваемся с загадками и тайнами. Инфляция составляет 10% в год, крона конвертируется, бюджетный дефицит отсутствует. И тем не менее это центрально-европейское государство идет вперед самыми медленными темпами. Возможно, это связано с тем, что очень низок уровень безработицы. Медленные темпы роста можно интерпретирвать по-разному. С одной стороны, все было сделано правильно: проводилась антиинфляционная жесткая финансовая политика, и в том, что отложено начало роста есть хорошая сторона. Рост будет базироваться на более твердой основе. С другой стороны, такие страны, как Польша и Венгрия, должны стимулировать рост, прежде чем решать другие проблемы экономической жизни. Иначе они столкнутся с рядом кризисов в ближайшие годы.
В Чехии же есть скрытые искривления и диспропорции, которые не дают экономике действительно стать динамичной, и задуманный два года назад экономический подъем не удался.
Что касается политических уроков, что первый из них состоит в том, что все переходные правительства лишились власти. И мы это видим очень хорошо на примере Польши и Венгрии.
Теперь, приняв за свершившийся факт то, что посткоммунисты вернулись к власти, мы должны продумать - какой должна была быть наилучшая стратегия в Польше и Венгрии, чтобы можно было избежать этого? В Венгрии посткоммунистическое правительство, которое сейчас у власти, поставлено перед необходимостью проводить болезненные экономические реформы. Однако приобретают популярность неумеренные некоммунистические партии и маленькие популистские националистические партии. И существует опасность, что если реформаторы предоставят реформы посткоммунистическим партиям, то им на смену придут радикалы.
В Венгрии нынешнее правительство будет более реформистское, чем предыдущее, но в Польше - вряд ли. В Венгрии правительство не совсем новое, оно у власти уже 2 года и передало часть своей власти президенту. Оно показало себя совсем не готовым толкать реформы вперед, а предпочитает пожинать плоды реформ, проведенных предыдущим правительством. И вот в этой области надо много еще сделать в смысле создания новых структур, которые будут означать не возврат к коммунизму, а к возрождению этатизма.
То же связано с реформой банковского сектора. В Польше большие банки были государственными, и до недавнего времени считалось, что они должны конкурировать между собой, поэтому должны быть приватизированы один за другим. И часть из них уже приватизирована. Теперь, к сожалению, происходит очень сильное изменение курса, правительство концентрирует банки в небольшое количество очень больших банков. Мне кажется, что для Польши это угроза создания национальных чемпионов промышленности, холдинговых компаний, концентрация в финансовом секторе. Мягкость в отношении трат на социальные нужды - все это возможно на базе успеха предыдущих реформ, потому что если инфляция составляет 7-8%, то нет необходимости менять и реформировать пенсионное обеспечение, разбивать большие предприятия и повышать эффективность этих предприятий. Они все равно уцелеют, если экономика развивается хорошо.
И еще один тревожащий фактор для Польши. Правительство сейчас ориентировано на стимулирование роста, даже если это подтолкнет инфляцию, а это подорвет валюту даже в ее номинальном измерении.
Что должны демократы, оппозиция, реформаторы делать в этот неокоммунистический период? Мне кажется, что в Венгрии решение партии демократического центра войти в правительство и повлиять на него было правильным. Возможно, в Польше сотрудничество в рамках коалиции с коммунистами было бы неверной тактикой. Демократы и реформаторы должны оставаться в оппозиции и защищать реформы, которые были проведены в 90-е годы в условиях быстрого роста. Следует подождать, пока этот сверхбыстрый рост экономики не остановится, но замедлится. Тогда и ожидания изменятся, и неизбежно придет разочарование. Президентские выборы в Польше показали секуляризацию электората, который устал от католической церкви и устал от реформ, и мне кажется, что именно этот электорат проголосовал за посткоммуниста на пост президента. Поэтому демократическая оппозиция должна не устраняться из предвыборного марафона, а ждать своего времени.
М.МЮЛЛЕР
член Опекунского Совета по проведению приватизации в Восточной Германии
Я хотел бы рассказать о достигнутых результатах и некоторых уроках переходного процесса в Восточной Германии, который отличается от экономик других переходных стран тремя главными аспектами.
Во-первых, интеграция в западногерманскую экономику, денежный союз и резкое увеличение зарплаты привели к стремительному снижению фондов конкретных компаний. Эта девальвация объясняется прежде всего уровнем затрат и цен на производимую продукцию на восточногерманских предприятиях. Производительность труда в Восточной Германии первоначально составляла 30% от западногерманской. Мы считаем, что только 10% промышленных предприятий были рентабельны во второй половине 1990 года. Потери составляли иногда до 30% от суммы продаж. Эта девальвация фондов предприятий послужила самым серьезным препятствием на пути приватизации в Восточной Германии.
Во-вторых, интеграция в Западную Германию, моментальное принятие политических, институционных и законодательных правил Западной Германии принесли в Восточную Германию стабильность, которая дала доступ восточным немцам на западногерманский и мировой рынки.
Наконец, огромный приток капиталов из Западной Германии. Государственные инвестиции составили от 100 до 200 млрд. западногерманских долларов в год, что составило примерно 80% национального продукта Восточной Германии. В отличие от других экономик, в Восточной Германии существовали ножницы между ценами и затратами, что создало очень привлекательный рынок для инвесторов несмотря на спад производства продукции и занятости.
Дальнейшие действия правительства по поддержанию экономики состояли в поощрении предпринимательства. Это выразилось еще в 50% указанной суммы. В начале приватизации сложилась ситуация, когда старый капитал предприятий был в основном девальвирован, и на рынке появилось большое количество инвесторов с хорошим доступом к капиталам, которые и приватизировали тамошние предприятия. Начал образовываться рынок с интересными возможностями для инвесторов.
Задача трансформации восточногерманской экономики была передана агентству приватизации, которое начало действовать в качестве траста. Оно было создано последним восточногерманским правительством, но не было утверждено как холдинговая компания. По закону оно стало единственным владельцем всех компаний. Этот статус оказался огромным преимуществом в процессе приватизации, потому что дал агентству полную независимость для управления процессом приватизации в рамках закона о приватизации. Закон четко обозначил, что государственные предприятия должны быть приватизированы как можно быстрее, и ни правительство, ни министерство, ни компания не были задействованы в процессе приватизации. Ответственность целиком была возложена на агентство по приватизации, и таким образом оно смогло проводить свою заявленную политику приватизации по возможности быстро, оставляя процесс реконструкции предприятий новым владельцам.
Приватизационная стратегия агентства наложила значительный отпечаток на корпоративное управление предприятиями. Все средние и крупные предприятия передавались стратегическим инвесторам путем продаж. Инвесторы приходили из Западной Германии, из Западной Европы. Только малый бизнес, розничные торговые службы, промыслы и т.д. продавались с аукциона покупателям из Восточной Германии. Обеспечение восточных немцев собственностью не было приоритетным в политике. Метод приватизации даже не обсуждался в Германии за исключением случаев, когда собственность возвращалась бывшим владельцам и муниципалитетам. Агентство воздерживалось от свободного распространения акций.
Вопреки принятой в других странах приватизации через ваучеры стратегия агентства была нацелена на концентрацию собственности и контроля в руках одного или нескольких инвесторов по каждому предприятию. Стратегические инвесторы рассматривались в качестве положительной альтернативы в ущерб малым акционерам. Все это способствовало интеграции восточногерманских предприятий в корпоративную структуру компаний-покупателей. Стратегические инвесторы несли и “ноу-хау” и новые капиталы в приватизированные предприятия. Наконец, подход к реструктурированию был более эффективным, а затраты на реструктурирование были ниже, поскольку все знали свой бизнес лучше, чем любое приватизационное агентство или же официальные лица из агентств.
Агентство проводило четко определенную стратегию. Продажная цена определялась множественным критерием - в основном инвестиционным, а также бизнес-планом - с той целью, чтобы не увеличивать до максимума налоги на приватизацию, а улучшать шансы приватизированных предприятий на реструктурирование и выживание. Агентство не продавало предприятия, а подбирало покупателей для реструктурирования предприятий. Неопределенность в занятости и неопределенность инвестиций ограничивали свободу инвесторов и уменьшали цену предприятий. Поэтому агентство было вынуждено продавать информацию в качестве скидки для инвесторов.
Продаже предприятий предшествовали прямые переговоры, которые имеют преимущество перед стандартной приватизационной техникой, поскольку облегчают заключение сложных контрактов. Будущая занятость и объем инвестиций на приватизированном предприятии были критическим элементом в приватизационной стратегии агентства при заключении сложных контрактов.
Но применение множественных критериев имело и свои недостатки. Первое - прямые переговоры могут повлиять на соперничество между покупателями. Хотя предприятия выставляются на открытую продажу, количество желающих купить их тем самым ограничивается. От этого в процессе заключения сделок страдает конкурентоспособность. Есть факты, что это часто и случалось. Агентство по приватизации со временем очень часто имело дело только с одним покупателем, а важно было не только продать предприятие, но и дать потенциальному покупателю хорошего конкурента.
Во-вторых, использование множественного критерия затеняло ясность результатов приватизации. Но этого можно было избежать, имея хорошие контрольные механизмы. И, наконец, прямые переговоры используют определенную стандартную технику. Обработка комплексной сложной информации, применение множественности критериев имеют смысл только в том случае, если все актеры имеют соответствующие способности.
По итогам своей деятельности агентство привлекло 2-3 тысячи профессионалов из промышленности. Трансформационный процесс Восточной Германии и роль его агентства - это хороший пример того, каким образом процесс перехода может происходить в других странах. Селективная функция на рынках капитала в нормальных рыночных условиях поддерживалась публичными выкупами предприятий. Частные инвестиции стимулировались общественными субсидиями. Агентство не обращало внимания на показатели индивидуальных фирм: были ли предприятия убыточными или нет, жизнеспособность многих из них трудно было определить. Трудно было и объявить их банкротами, поскольку банкротство было политически невыгодно. Роль рынков капитала была заменена оценкой жизнеспособности предприятия, которую проводил особый отдел агентства. Важно было определить, сможет ли выжить предприятие в среднесрочной или долгосрочной перспективе. Подверженные банкротству предприятия надо было подвести к самоликвидации или к свертыванию деятельности, а тем предприятиям, которые классифицировались как жизнеспособные, дать капитал, аналогичный капиталу компаний того же размера и активности в Западной Германии.
Агентство в основном отказывалось от прямого финансового инвестированная предприятий. Оно предоставляло эти обязательства частным инвесторам.
Последующий кризис неплатежей неизбежно затронул бы и предприятия, потенциально жизнеспособные, а банкротство большей части восточногерманских предприятий могло привести к огромной девальвации фондов этих предприятий. Поэтому отбор нежизнеспособных предприятий был необходим, так как помог сократить затраты на ожидание. Разумеется, эта процедура была далеко не совершенна.
Таким образом, подводя итоги процесса приватизации прошедших лет, надо еще раз подчеркнуть следующее: стратегия продажи предприятий целиком стратегическим инвесторам сократила постприватизационные затраты корпоративного управления предприятием; решение выбирать инвесторов путем прямых переговоров и использовать множественность критериев вместо стандартных аукционов было успешно; оценка жизнеспособности предприятий, хотя и была несовершенной, сократила издержки и особенно стоимость ожидания.
Д.ГАНБОЛД
председатель Национально-Демократической партии Монголии
Юридически Монголия всегда была самостоятельной страной, но в реальной жизни она фактически являлась экономическим сателлитом СССР. Географически Монголия находится в Азии, но социально-экономическая, политическая и духовная ситуация в стране ближе к Европе, чем к Азии. По крайней мере, в последние 70 лет ситуация была такова.
Экономика Монголии до 1990-го года на 95% была связана с СЭВ, в том числе на 85% с экономикой Советского Союза. Доля же западных стран в экономической жизни страны составляла не более 3%. Сегодня население страны - 2,2 млн. человек. При этом территория Монголии в 3 раза больше Франции, в 4 раза больше объединенной Германии, хотя во Франции живет более 60 млн., а в Германии - более 80 млн. человек. Поэтому экономические и социально-политические проблемы Монголии во многом предопределяются таким большим разбросом населения, огромными затратами на транспорт, вообще на нормальную экономическую деятельность по всей территории страны. С другой стороны, Монголия является единственной после бывшего Советского Союза страной, которая в течение более чем 70 с лишним лет жила при социализме, притом самом ортодоксальном и наиболее близком по формам реализации социалистической идеи к бывшему Советскому Союзу. Демографически более 48% населения составляет молодежь до 18 лет, именно поэтому сокращать государственные расходы на социальные программы - задача весьма затруднительная, детские сады, образование и здравоохранение неизбежно забирают достаточно крупную часть бюджетных затрат.
Главные отрасли Монголии - геолого-минералогическая и животноводство. Можно сказать, что Монголия была полигоном для демонстрации преимуществ так называемого некапиталистического пути развития. Именно с этой целью бывший Советский Союз тратил достаточно большие финансовые средства на экономику Монголии. По крайней мере, в течение последних 30 лет почти 50%, а в последние 10 лет почти 60% всех бюджетных затрат Монголии покрывалось за счет СЭВ и бывшего Советского Союза. Нигде в другой стране мира более двух третей всех бюджетных затрат не финансировалось из-за рубежа. Начиная с 1 января 1991 года все внешнее финансирование было приостановлено. В конце 1989 - начале 1990 года, как раз в самый последний год советской помощи, был сформирован первый коалиционный кабинет министров. Именно в это время вся экономическая жизнь страны оказалась в глубоком экономическим кризисе. Тем не менее первое коалиционное демократическое правительство разработало достаточно широкий комплексный план по либерализации экономики и переходу к рыночным отношениям.
Главными направлениями этой программы правительства были приватизация, либерализация экономики, демонополизация и на основе осуществления этих основных задач дальнейшая стабилизация экономики уже на рельсах новых экономических отношений. Именно благодаря тому, что достаточно приемлемый комплексный рыночный, или либеральный проект правительственной программы был принят парламентом в феврале 1991 года, Монголия стала членом Всемирного банка, а потом и Валютного фонда в условиях прекращения финансовой помощи со стороны бывших социалистических стран. Финансовая помощь со стороны международных финансовых организаций явилась единственным стабилизирующим финансовым фактором, который не дал Монголии полностью скатиться к неуправляемому хаосу. Благодаря политике по переводу экономики на рыночные отношения в течение последних пяти лет уже наблюдается достаточно много позитивных сдвигов, хотя безработица составляет сегодня 15% трудоспособного населения, инфляция за первые десять месяцев этого года, составила примерно 46%, т.е. около 4,5% в месяц. Дефицит госбюджета равняется примерно 10-15%, доля государственных расходов в валовом внутреннем продукте, как я уже сказал раньше, весьма высока, и до заветных 40%, о которых некоторые докладчики говорили, здесь еще очень далеко.
Очень высоки процентные ставки. Хотя в последние полтора года они снизились до 8-10% в месяц, было время, когда коммерческий кредит выдавался под 20, а то и более процентов в месяц.
Коррупция и прочие формы нелегальной экономической деятельности являются одной из весьма серьезных проблем в экономике и в социально-политической жизни Монголии, даже более чем в других странах. Именно потому, что абсолютная величина всей монгольской экономики весьма мала, коррупция, теневая экономика имеет больше негативных результатов по сравнению с другими странами, особенно со странами Европы.
Противоречие заключается в том, что интеллектуальная элита или политическая элита, которая принимает решение о том, как продолжать реформу, в основном привержена англо-саксонским традициям, потому что основная законодательная база осуществляемых сегодня реформ придерживается именно этой англо-саксонской традиции. К сожалению, с другой стороны, представители практической экономики, в России их называют обычно капитанами производства, “красными директорами” и т.д., придерживаются более или менее германо-японского типа, или, скорее всего, азиатского типа менеджмента. То есть, основное противоречие лежит между двумя типами менеджмента: на высшем уровне и на низовом, микроуровне.
Сегодняшняя Монголия объективно, безо всяких предварительных договоренностей, опять превратилась в своеобразный полигон, где можно проверить на деле, как работает либерализация экономики. Из-за географического положения торговая и финансовая взаимосвязь между Китаем и Россией еще издавна играла достаточно весомую роль в экономической жизни нашей страны. Тем не менее Китай до сих пор является достаточно специфической страной, с которой мы не можем полностью связывать нашу дальнейшую политико-экономическую стратегию. В то же время, в течение последних 70 лет вся экономическая и особенно технологическая база нашей экономики почти на 100% была основана на советской, или теперь российской технологии. Особенно это касается топливно-энергетической, нефтяной и перерабатывающей промышленности. Из-за того, что Россия сама сегодня находится в весьма тяжелом финансово-экономическом положении, экономические отношения между Россией и Монголией сегодня претерпевают кризис. За короткий срок перевести монгольскую экономику на западную технологию - весьма трудная проблема. Тем не менее единственный выход из сложившейся ситуации - продолжать либерализацию экономики, открывать ее для внешних инвесторов, в том числе из России, Китая и других стран. Кроме того, необходимо поддерживать мелкий бизнес, потому что крупный бизнес в Монголии из-за малой емкости ее рынка традиционно не развивался.
Необходимо по возможности минимальное участие государства в хозяйственной жизни, хотя этот минимум в любом случае будет очень высок по сравнению с другими странами. И в этом плане Монголия тоже является как бы полигоном для реализации экономической реформы более или менее западного типа в азиатской стране, с азиатским менталитетом, с объективно довольно благоприятными условиями для авторитарных типов управления страной. В любом случае, какой бы вид реформы ни осуществлялся, ее надо проводить по возможности одними руками.
К сожалению, у нас этого не получилось. Через два года после начала реформ, после принятия новой конституции вторые демократические выборы привели к победе посткоммунистов, т.е. в Монголии этот феномен произошел уже в 1992 г. Уже почти 3,5 года у нас они продолжают реформу, но, к сожалению, с огромными противоречиями, непоследовательно, несмело, не комплексно. Демонстрируя смесь популизма и ответственности, смесь некомпетентности с нежеланием признать крах социализма, они обрекают первые смелые шаги, уже сделанные в процессе реформ, на неуспех.
Именно поэтому сегодня надо затрагивать политические проблемы трансформации. Без учета политических факторов очень трудно давать оценку ситуации в любой стране, которая осуществляет реформы, тем более давать какие-то прогнозы или практические советы, потому что успех или неуспех реформ находится в руках тех, кто сегодня у власти. Именно поэтому политическая воля и политические методы управления или принятия решений являются необходимым фактором реализации уже выбранных экономических программ.
В этом плане ничего не остается делать, как смотреть и критиковать, как коммунисты якобы проводят реформу. Во многих странах боятся того, что если придут к власти коммунисты, то вся реформа развернется на 180 градусов. Видимо, 180-ти градусов не будет, но остановка и огромные социальные последствия выпадут на долю следующих демократических правительств.
2001 год
|
Власть
