год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Обвальный спад благосостояния населения радикально изменил социальную модель, сложившуюся в стране в девяностые годы

Об авторе: Игорь Владимирович Поляков - старший научный сотрудник Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования.

Кризис 17 августа нанес сильнейший удар по экономическому положению населения. Снижение реальных доходов и потребления оказалось сопоставимо с результатами всего предшествующего периода реформ. Такой обвальный спад важнейших параметров уровня жизни основной массы россиян качественно изменил саму модель благосостояния, сложившуюся в стране за 90-е гг.

Кризис благосостояния 1998-1999 гг., последовавший за девальвацией рубля и скачком инфляции, затронул все стороны экономического положения населения - прежде всего доходы, потребление и сбережения. Кризис приобрел ряд черт, которые позволяют характеризовать его как определенный рубеж, разделяющий два крупных этапа в становлении новой российской модели благосостояния.

Первая: сжатие реальных доходов, одно из самых значительных за последнее десятилетие.

Хотя сокращение реальных доходов началось еще в первые месяцы 1998 г., события 17 августа заметно интенсифицировали этот процесс и придали ему качественно новый характер. За первые семь месяцев объем реальных доходов сократился на 4,8% (июль 1998 г. к декабрю 1997 г., сезонность устранена), за следующие пять месяцев - еще на 24,1%.

Таким образом, возникла третья - после 1992-го и 1995 гг. - масштабная волна падения доходов населения. В целом за 1998 г. реальные доходы сократились на 14,6% (к среднему уровню 1997 г.), что составляет почти половину от их общего снижения за 1992-1997 гг. Сжатие реальных доходов продолжилось и в 1999 г. - по оценке на 15%.

Этим, однако, финансовые потери населения далеко не исчерпываются. Дополнительный урон оно понесло от инфляционного налога, обусловленного обесценением накопленных рублевых активов - депозитов и ценных бумаг - в связи с новым скачком цен. С указом данного фактора спад реальных располагаемых доходов в 1998 г. был еще более значительным, достигнув 20%. Если за первые семь месяцев 1998 г. при низких темпах роста цен инфляционный налог по отношению к располагаемым доходам составил 6%, то за следующие пять месяцев - 14%. В 1999 г., когда инфляционная волна спала, уровень инфляционного налога снизился до 8,5% располагаемых доходов.

Вторая: сокращение доходов всех основных социальных групп - лиц наемного труда, пенсионеров, предпринимателей и других.

Особенностью падения реальных доходов в 1998-1999 гг. стал его фронтальный характер. Кризис затронул, хотя и в различной степени, практически все основные элементы доходов - оплату труда, социальные трансферты, предпринимательские доходы, доходы от собственности.

Прежде всего кризис отразился на доходах наемных работников. Фактический отказ предприятий и государства от адекватной индексации заработной платы обусловил ее сжатие в реальном выражении на 37% (декабрь 1998 г. к июлю 1998 г., сезонность устранена). Восстановительный рост реальной оплаты труда в течение 1999 г. (на 13-14%, декабрь к декабрю) оказался несопоставим с ее сжатием в предшествующий период. В итоге среднегодовой уровень реальной оплаты труда в 1999 г. оказался почти на треть меньше, чем в 1997 г.

Наиболее болезненно кризис 17 августа затронул пенсионеров и других лиц, получающих социальные трансферты. Средний размер назначенной месячной пенсии в реальном выражении сократился за 1998 г. (декабрь к декабрю) на 40%, за 1999 г. - еще на 5%. Среднегодовой уровень полученных социальных трансфертов в реальном выражении составил в 1999 г. лишь немногим более половины к уровню 1997 г.

Кризис сократил в 1998-1999 гг. и доходы предпринимателей. Реальный объем предпринимательских доходов и доходов от собственности снизился на 16%. В итоге предприниматели оказались наименее пострадавшей от кризиса социальной группой. Это проявилось в повышении доли предпринимательских доходов в совокупных денежных доходах населения - с 35-38% в 1997-1998 гг. до 41% в 1999 г.

Третья: рост бедности, проявившийся в ухудшении соотношения доходов основных социальных групп с прожиточным минимумом.

Падение реальных доходов сопровождалось обеднением населения. Инфляционный рост уровня прожиточного минимума в 1998 г. составил, по официальным данным, 1,7 раза (декабрь к декабрю), в 1999 г. - еще 1,3 раза, в то время как номинальные среднедушевые доходы за два года возросли всего в 1,6 раза.

В результате резко ухудшилось соотношение среднедушевых доходов и стоимости минимального набора товаров и услуг. Так, если до августа 1998 г. средняя заработная плата перекрывала прожиточный минимум трудоспособного населения более чем в 2 раза, то после кризиса до декабря 1999 г. - только в 1,6 раза. При этом к концу 1999 г. в отраслях социальной сферы (здравоохранение, образование, культура) оплата труда оказалась ниже прожиточного минимума на 8-9%. Уровень пенсий к концу 1999 г. составил менее 80% стоимости прожиточного минимума пенсионеров.

Четвертая: сжатие покупательной способности населения, обусловившее резкое сокращение потребления.

Одна из особенностей предкризисного периода состояла в том, что падение реальных доходов населения не сопровождалось значительным снижением его расходов на товары и услуги. В 1992-1997 гг., по официальным данным, реальные располагаемые доходы сократились на 38%, в то время как розничный товарооборот - лишь на 6%. Такая же картина наблюдалась и накануне кризиса. Хотя, как было отмечено, за первые семь месяцев 1998 г. реальные доходы снизились на 4,8%, оборот розничной торговли сократился лишь на 3,6%.

Ситуация резко изменилась после 17 августа. Обвальное падение реальных доходов остро отразилось на покупательной способности населения. За август-декабрь 1998 г. оборот розничной торговли с учетом сезонного фактора снизился на 11,4%. Слабый восстановительный рост объемов товарооборота наметился лишь во второй половине 1999 г. Соответственно среднегодовой оборот розничной торговли в реальном выражении оказался в 1999 г. на 12% ниже, чем в 1997 г.

Сокращение розничного товарооборота отражает в себе такой крупномасштабный спад потребления, который не имеет аналогов за последние десятилетия, включая период "шоковой терапии". За все шесть лет реформ, предшествующих кризису 1998 г., конечное потребление домашних хозяйств упало на 14% (по официальным данным - на 1%), а всего за два последних года - на 10-11%.

Пятая: снижение нормы накопления и реального объема сбережений.

Как и в период "шоковой терапии" 1992 г., кризис благосостояния сопровождался крупномасштабным сокращением сбережений населения. В 1998 г. их объем в реальном выражении упал почти вдвое, а в 1999 г. - возрос всего на 13%. Это было обусловлено как падением нормы накопления, так и высокой инфляцией, вызвавшей обесценение их общего объема.

С одной стороны, развертывание банковско-финансового кризиса на фоне падения реальных доходов и скачка инфляции сопровождалось переориентацией поведения населения с накопления на текущее потребление. Норма потребления возросла с 81% денежных доходов в 1996-1997 гг. до 92% в 1998-1999 гг.

Это привело к сильному сужению пространства для накопления. Общая величина нормы накопления (включая как рублевые, так и валютные активы) существенно снизилась. Если в 1997 г. она составляла 8,8%, то в 1998 г. стала отрицательной (-2,4%), причем самые низкие значения имела с августа по ноябрь. В 1999 г. склонность населения к сбережению стала постепенно восстанавливаться, однако общая норма только по отношению к рублевым накоплениям остается еще очень низкой (-3,6%).

С другой стороны, скачок цен и валютного курса доллара привели к резкому инфляционному обесценению уже накопленных сбережений (рублевых активов). Анализ показывает, что во втором полугодии 1998 г. действие этого фактора обусловило около 85% общего снижения накопления, и лишь 15% приходится на другой фактор (уменьшение нормы накопления). В 1999 г. ситуация радикально изменилась: норма накопления стала постепенно восстанавливаться, в то время как инфляция продолжала противодействовать росту сбережений в реальном выражении.

Шестая: резкое сокращение покупки населением наличной валюты.

Обвальное снижение уровня реальных доходов, "удорожание" операций покупки валюты и сокращение челночного импорта обусловили уменьшение спроса на валюту со стороны населения. Если до лета 1998 г. ежемесячный объем покупки составлял 2-2,2 млрд. долл., то в первом полугодии 1999 г. он упал до 0,6-0,9 млрд. долл. По сравнению с 1997 г. покупка валюты сократилась втрое, а ее доля в доходах упала с 21% (1997 г.) до 8,4% (1999 г.).

Фактором снижения покупки валюты стало также изменение сберегательных предпочтений населения. Стабилизация на низком уровне валютного курса рубля и умеренные темпы инфляции повысили привлекательность рублевых инструментов сбережения. Уже в 1999 г. норма рублевых накоплений составила 3,7%, превысив уровень 1997 г. При этом норма валютных накоплений оставалась отрицательной (-7,3%).

Седьмая: значительное ухудшение субъективных оценок уровня благосостояния населения.

Кризис благосостояния негативно отразился как на восприятии населением своего материального положения, так и на оценках его адаптированности к новым, ухудшившимся условиям жизни. Доля тех, кто считает материальное положение своей семьи плохим и очень плохим, возросла с 50-55% в предкризисный период до 55-65% после кризиса. Одновременно доля тех, кто считает, что терпеть свое положение невозможно, стабилизировалась на уровне 45-50% (в предкризисный период находилась в пределах 35-40%). Следует отметить, что данный показатель достаточно точно отражает долю населения, находящегося за чертой бедности - с доходами ниже прожиточного минимума.

Отмеченные черты кризиса уровня жизни свидетельствуют о том, что в 1998-1999 гг. российское общество испытало сильнейшее социальное потрясение. В ряде аспектов оно оказалось сопоставимо с "шоковой терапией" 1992 г. Такая встряска не могла не затронуть базовые элементы модели благосостояния, сложившейся в России в период реформ.

Российская модель благосостояния, сложившаяся накануне кризиса 1998 г., характеризовалась двумя фундаментальными особенностями:

• наличием сильно поляризованных типов благосостояния, различающихся уровнями доходов, расходов и сбережений, способами их воспроизводства, качеством и стандартами потребления;
• наличием механизма, обеспечивающего определенную устойчивость данных типов благосостояния за счет социальной адаптации, вертикальной мобильности, социальных гарантий, поддержки со стороны предприятий.

Обвальное - более чем на треть - падение реальных доходов в 1992-1997 гг. сопровождалось резким расслоением населения по уровню благосостояния. По сравнению с дореформенным периодом разрыв среднедушевых доходов 10% наиболее и наименее обеспеченного населения увеличился вчетверо. В 1996-1997 гг. эти показатели стали различаться в 16-17 раз. Соответствующий разрыв в потребительских расходах составил 15 раз, в том числе в потреблении продуктов питания (по калорийности рациона и содержанию белков животного происхождения) - 2-2,5 раза, услуг - 20-21 раз, непродовольственных товаров - 40 раз.

Экономическое расслоение населения проявилось в образовании двух неравных социальных анклавов - зоны обеспеченности и зоны бедности.

Зона обеспеченности охватывала социальные прослойки, в которых потребление сохранилось или увеличилось относительно дореформенного уровня. Они стали основой для формирования российского среднего класса. К середине 90-х гг. данные социально-экономические группы включали около 30 млн. человек, или пятую часть населения. Из них 8-10 млн. человек (5-7% населения) практически достигли западных стандартов потребления продуктов питания, предметов гардероба, товаров бытового и хозяйственного назначения, услуг.

По профессиональной принадлежности средний класс включал преимущественно служащих и руководителей среднего и высшего звена, предпринимателей и часть наемных работников банков, торговых фирм и компаний - тех предприятий, которые смогли успешно адаптироваться к рыночным условиям.

Российский средний класс сконцентрировал половину всех получаемых населением доходов. Главными источниками доходов данного социального слоя являлись оплата труда (45% доходов) и предпринимательский доход (44%, включая доходы от собственности).

Потребление среднего класса заметно превышало средний российский уровень. Для данной группы характерен качественный рацион питания, обеспечивающий среднедушевое потребление 46-48 г белков животного происхождения и 2800-3000 ккал в сутки. Расходы на продовольствие (включая алкогольные напитки) в общем объеме потребительских расходов не превышали трети. На долю российского среднего класса приходилось до половины приобретений капитальных благ (автомобилей, мебели, товаров длительного пользования), 56% платных услуг (1996 г.). Он выступал основным субъектом формирования сбережений (около 70% общего объема).

Зона бедности охватывала социальные слои, в которых среднедушевые доходы не покрывали прожиточный минимум. Накануне кризиса 1998 г. эта часть населения насчитывала почти 60 млн. человек, т.е. 40% всех жителей страны. При этом доходы 7-8 млн. человек находились ниже стоимости минимальной продовольственной корзины, что соответствует критерию нищеты.

По социальной принадлежности в зону бедности (слои малообеспеченных) попали главным образом рабочие, служащие бюджетной сферы, пенсионеры, многодетные семьи.

Слой малообеспеченных сконцентрировал лишь 15% всех денежных доходов населения, средний доход составлял 70% прожиточного минимума. Основными источниками денежных ресурсов являлись оплата труда (60-65% денежных доходов) и социальные трансферты (около 25% денежных доходов).

Потребление малообеспеченных характеризовалось крайне низкими стандартами. Подавляющая часть денежных ресурсов шла на покупку товаров первой необходимости, достигающей в данной группе трех четвертей доходов. Сбережения составляли малозначимую величину - 4% денежных доходов.

Такая структура расходов отражала существенную напряженность в воспроизводстве минимального уровня благосостояния. Группа малообеспеченных была вынуждена экономить не только на товарах длительного пользования и одежде, но и на продуктах питания. Отсюда ключевой проблемой оставалось обеспечение физиологического минимума потребления продуктов питания в первую очередь по белково-калорийной ценности рациона. При минимально необходимом уровне потребления белка животного происхождения 29 г на человека в сутки, средний суточный рацион обеспечивал лишь 26-27 г белков животного происхождения. Аналогично при минимально необходимой энергетической ценности рациона питания в 2230 ккал в сутки фактически обеспечивалось менее 2000 ккал.

Необходимой компонентой российской модели благосостояния стал специфический механизм, дополняющий и уравновешивающий ее сильно поляризованную структуру и обеспечивающий относительную устойчивость ее конструкции. Данный механизм включал:

• вертикальную мобильность, благодаря которой социально активные члены общества смогли существенно повысить свой общественный статус;
• адаптацию населения к снижению реальных доходов;
• социальную поддержку населения со стороны предприятий (сохранение избыточной занятости и др.);
• сохранение значительного объема государственных социальных гарантий.

Социальные коллизии конца 80-х - начала 90-х гг. привели к дезинтеграции культурного ядра, лежащего в основе механизмов массового социального поведения. Сформировались две полярные модели ценностных ориентаций: традиционалистская (патриархально-коллективистская) с ориентацией на сохранение status quo ("жить, как все"), на государственный патернализм и коллективизм и модернизационная с приоритетом индивидуализма, достижения личного успеха, повышенной значимостью материально-прагматических ценностей и т.п. Причем к середине 90-х гг. носители этих двух моделей четко оформились в отдельные группы, первая из которых охватывала почти половину, а вторая - пятую часть населения.

Обращало на себя внимание, что численность населения с новыми целевыми установками и ценностными ориентациями с высокой точностью совпадала с численностью российского среднего класса, а носителей традиционалистских установок - с малообеспеченным социальным слоем. Это свидетельствовало о том, что в первые годы реформ наиболее социально активные индивиды действительно смогли адаптироваться к новым рыночным условиям, реализовать свои способности, в том числе инициативу и предприимчивость, что позволило им повысить свой социальный статус. Напротив, в нижнем социальном слое оказались в основном те, для кого характерна низкая социальная активность (как в экономическом, так, очевидно, и в политическом аспектах). Таким образом, высокая вертикальная мобильность, обусловившая концентрацию социальной активности в "зоне обеспеченности", и ее недостаток в "зоне бедности" стали одним из ключевых факторов, обеспечивших относительную устойчивость российской модели благосостояния, несмотря на общее резкое ухудшение экономического положения населения.

Сжатие реальных доходов привело к существенным изменениям в экономическом поведении людей - как в сфере потребления, так и в сфере занятости, - это способствовало их адаптации к новым социально-экономическим условиям. Можно выделить три доминировавшие формы такой адаптации.

Первая - снижение потребительских стандартов до уровня, обеспечиваемого располагаемыми доходами.

Одной из главных форм социальной адаптации стало снижение ("упрощение") жизненных стандартов и базирующихся на них потребительских запросов. Население вынуждено было не только меньше потреблять, но и меньше "хотеть" потреблять. Это проявилось, в частности, в снижении оценок населением того объема доходов, который требуется для удовлетворения минимальных потребностей (субъективный прожиточный минимум). Согласно социологическим опросам, если в 1994 г. соотношение таких оценок с фактической величиной прожиточного минимума составляло около трех раз, то к 1997 г. оно снизилось до двух раз.

Одним из проявлений изменения потребительских стандартов стало увеличение сроков службы сложной бытовой техники.

Вторая - натурализация производства и потребления, расширение потребления продукции собственного производства.

В период 1992-1997 гг. отношение потребления продуктов в натуральной форме к покупке товаров возросло с 7 до 15-16%. По ряду важнейших видов продуктов питания производство в личных подсобных хозяйствах сыграло определяющую роль в поддержании потребления. Так, доля картофеля, производимого в хозяйствах населения, в общем объеме его производства возросла с 1990 по 1996-1997 гг. с 66 до 90-91%, овощей - с 30 до 76-77%, мяса - с 25 до 52-56%, молока - с 24 до 45-47%. Причем основная часть этой продукции потреблялась в самих домашних хозяйствах: уровень товарности производимых в хозяйствах населения картофеля, овощей, мяса и молока в 1996-1997 гг. составил соответственно 10, 9-10, 23, 18% (для сравнения: 1991 г. - 29, 17, 30, 25%).

Особо важную роль натурализация производства и потребления стала играть в малообеспеченных семьях. Согласно социологическим опросам, в "зоне бедности" данный источник вышел на первое место среди всех факторов адаптации населения к новым экономическим условиям.

Третья - интенсификация труда, отказ от выходных и отпусков - дополнительная (вторичная) занятость населения.

По оценкам, к 1998 г. дополнительной занятостью были охвачены 13-15 млн. человек, или около 20% экономически активного населения России. По большей части эта работа либо вообще не требовала профессиональной подготовки, либо эти требования были достаточно низкими. Дополнительный доход работников, вовлеченных во вторичную занятость, составлял более половины заработка по основному месту работы.

Одним из ключевых факторов устойчивости российской модели благосостояния было нерыночное поведение предприятий, направленное на поддержание численности занятых. В то время как объем производства (ВВП) сократился в 1992-1997 гг. на 36%, численность наемных работников снизилась лишь на 17%. По опросам руководителей предприятий, доля избыточных занятых оценивалась в 1995-1996 гг. в 25%.

Предприятия практически взяли на себя функцию социальной поддержки, перераспределяя в пользу населения часть произведенной добавленной стоимости. Заработная плата выполняла не только экономические функции, но и играла роль социального пособия. Несмотря на общий низкий уровень заработной платы "избыточно занятых", дополнительные выплаты в форме оплаты труда достигли к 1998 г. 9-10% ВВП (16-18% денежных доходов населения). Соответственно доля оплаты труда наемных работников в валовом продукте экономики возросла с 18% в 1992 г. до 28% в 1997-1998 гг.

Кроме того, как показывают расчеты, сокращение численности занятых из-за свертывания производства привело бы к тому, что в 1998 г. уровень безработицы в России составил бы не 10-11%, а 25-30% экономически активного населения.

Устойчивость российской модели благосостояния обеспечивалась также тем, что значительная часть жизненно важных социальных услуг оставалась фактически выведенной за рамки рыночных расходов населения. Сохранились, хотя и в урезанном виде, общедоступность услуг образования и здравоохранения, низкая стоимость жилищно-коммунальных услуг. По данным Госкомстата РФ, объем расходов на конечное потребление государственных учреждений, оказывающих социальные услуги, за годы реформ в реальном выражении практически не сократился (1992-1997: -0,2%). Соответственно по доле в ВВП эти расходы возросли с 6,5% в 1991 г. до 9,7% в 1997 г.

В предкризисный период государство (бюджет и внебюджетные фонды) оставалось основным субъектом финансирования важнейших социальных отраслей. Его доля в обеспечении расходов на жилищно-коммунальное хозяйство, образование и здравоохранение составляла 60-80%.

Это позволило существенно снизить экономическую нагрузку на доходы населения прежде всего в "зоне бедности". Домашние хозяйства покрывали менее 30% текущих расходов на жилищно-коммунальное хозяйство и 10-12% на услуги образования и здравоохранения. Социальные услуги, финансируемые государством, в 1996-1997 гг. составляли 21-22% по отношению к доходам населения - даже больше, чем в дореформенный период.

Сформировавшаяся в период реформ модель благосостояния предъявляла избыточно высокие требования к ресурсному обеспечению потребления и социальной сферы. Эти требования совершенно не вписывались в ту ресурсную базу, которая сложилась к середине 90-х гг. в результате падения производства и его эффективности. Возможности предложения ресурсов (товарных и финансовых) определяли жесткие ограничения функционирования данной модели.

Уже в 1996-1997 гг. стал очевиден тот масштабный дисбаланс, который сложился между возможностями экономики и тем объемом ресурсов, который объективно необходим для поддержания российской модели благосостояния. Реакцией на этот дисбаланс стали, с одной стороны, попытки активизации социальных реформ, с другой стороны, наращивание внешних и внутренних заимствований для обеспечения преимущественно социальных расходов бюджета. И тот и другой путь оказались тупиковыми. Неразрешенность противоречия между предложением и потребностью в ресурсах и привела в итоге к долговому кризису 17 августа.

Можно выделить три основные формы такого противоречия.

Первая - несоответствие между уровнями потребительского спроса и производства.

Характерной особенностью российской модели благосостояния являлось генерирование высокого потребительского спроса. Как отмечалось выше, его объем в реальном выражении сократился в 1992-1997 гг. всего на 14%. В то же время объем валового внутреннего продукта за соответствующий период упал на 36%, а производство потребительских товаров и услуг - на 54%. Недостаток ресурсов стал восполняться за счет импорта, доля которого в товарообороте к 1998 г. достигла 49% (1997 г.).

Таким образом, в российской экономике постоянно воспроизводилось глобальное макроструктурное неравновесие между спросом и предложением. В конечном спросе доминирующим элементом стало потребление домашних хозяйств: его доля возросла за период реформ на треть (в сопоставимых ценах), достигнув в 1996-1997 гг. 54%. В то же время в национальном производстве наблюдалось резкое падение удельного веса потребительских товаров и услуг: их доля в конечном продукте за этот период уменьшилась на четверть.

Вторая - несоответствие между государственными социальными расходами и доходной базой бюджета.

Высокие, практически не сокращающиеся индивидуальные услуги государственных учреждений никак не соответствовали сжимающейся ресурсной базе бюджета. В дореформенный период (1988-1990 гг.) налоговые ресурсы непроцентных расходов (налоги минус обслуживание государственного долга), на которых базировалась советская система государственных социальных институтов, составляли 34-35% ВВП. В 1997-1998 гг. они снизились в 1,5 раза - до 20-23% ВВП. Соответственно если в 1988-1990 гг. доля государственных социальных расходов в ресурсах составляла 17-19%, то к 1997-1998 гг. она возросла до 42-43%.

Кажущуюся устойчивость такой системе государственной социальной поддержки придавали два фактора - использование внешних и внутренних заемных ресурсов для финансирования бюджетного дефицита и неплатежи бюджетных организаций. К середине 1998 г. все эти источники практически исчерпались. С одной стороны, финансовый кризис подвел черту под крупномасштабными государственными заимствованиями. С другой стороны, задолженность бюджетных организаций, превысившая на 01.09.98 двухмесячный объем непроцентных расходов бюджета, также, очевидно, достигла предела.

Третья - несоответствие между затратами предприятий, связанными с реализацией социальных функций, и их финансовыми возможностями.

С одной стороны, содержание не используемого в производстве кадрового потенциала, сопровождалось снижением производительности труда и соответственно ростом избыточных затрат. Такие затраты составили в 1997 г. 12% ВВП, или 44% валовой прибыли экономики. С другой стороны, сохранялась существенная нагрузка на финансы предприятий, связанная с содержанием социальной инфраструктуры и жилищно-коммунального хозяйства. Масштабы соответствующих затрат составляли около 7% валовой прибыли экономики.

В итоге "неэкономическая" нагрузка на предприятия со стороны социальной сферы стала одним из ключевых факторов углубления финансовых дефицитов в реальном секторе. Разрыв между доходами и расходами предприятий составлял в 1996-1997 гг. 9-10% ВВП, или 36-44% валовой прибыли. Этот разрыв, генерирующий рост неплатежей предприятий, превратился в один из важнейших факторов расширения долговой экономики.

Таким образом, к середине 1998 г. значительно сузилась ресурсная база основных механизмов, которые поддерживали устойчивость российской модели благосостояния. Резкое падение сальдо по текущим операциям платежного баланса ужесточило ограничения на импорт товаров народного потребления, уравновешивающий потребительский спрос и уровень производства. Рост процентных расходов бюджета вошел в острое противоречие с поддержанием высокого уровня социальных расходов государства. Наконец, сокращение монетизации хозяйственного оборота и начавшийся новый виток промышленного спада значительно ухудшили условия реализации социальных функций предприятий.

Долговой кризис 1998 г. и девальвация рубля оказали разрушительное воздействие на и без того хрупкую российскую модель благосостояния. С одной стороны, падение реальных доходов резко изменило экономическое положение как среднего класса, так и бедных слоев населения. С другой - сузилась ресурсная база, с помощью которой обеспечивалось функционирование сложившейся к середине 90-х гг. модели благосостояния. Девальвация рубля привела к ограничению потребительского импорта, далеко не полностью компенсируемому отечественным производством. Дефолт подвел черту под долговым финансированием социальных расходов государства. Все это свидетельствует о том, что начался переход к новой модели благосостояния, с другими количественными и качественными характеристиками.

Кризис 1998 г. воздействовал на модель благосостояния по трем основным направлениям.

Первое. Существенно ухудшилось положение российского среднего класса. По сравнению с докризисным периодом доля денежных доходов верхнего слоя ("зоны обеспеченности") в общем объеме доходов населения снизилась с 47 до 42%. Численность среднего класса сократилась на четверть - до 15% населения (20-22 млн. человек). Снижение уровня жизни представителей российского среднего класса проявилось также в ухудшении качества ресурсного наполнения потребительского спроса из-за "вымывания" импорта (доля импорта в ресурсах товарооборота сократилась с 47% в первом полугодии 1998 г. до 29-33% в I-III кварталах 1999 г.).

Наиболее сильно пострадали высокооплачиваемые наемные работники и мелкие предприниматели. Согласно социологическим обследованиям, средний бюджет семьи представителей малого бизнеса до и после кризиса составил соответственно 900 и 340 долл. В то же время, как отмечалось выше, уровень предпринимательского дохода в среднем сократился значительно меньше, чем другие элементы доходов - оплата труда и социальные трансферты.

Второе. Расширилась "зона бедности", в положении малообеспеченных возникли качественно новые негативные моменты.

В результате финансового кризиса за чертой прожиточного минимума оказалась примерно половина населения. Масштабы распространения бедности расширились на 10-15 млн. человек и достигли 70-75 млн. человек (1999 г.), из них на грани нищеты оказались 20-25 млн. человек. Одновременно с расширением масштабов бедности произошел ряд существенных изменений в экономическом положении малообеспеченных.

Прежде всего уменьшились среднедушевые доходы - с 70% стоимости прожиточного минимума до 50-55% (1999 г.). Это закономерно привело к ухудшению качества потребления. Удельный вес расходов на товары и услуги первой необходимости в общем объеме потребительских расходов возрос с 84% в 1996-1997 гг. до 92% в 1999 г., на капитальные блага - упал с 9% до 4%.

Само потребление все больше приобретает характер натурального потребления за счет собственного интенсивного производства. Доля натуральных поступлений в располагаемых ресурсах малообеспеченного населения повысилась больше чем на треть - с 13% в 1997 г. до 17% в 1999 г.

Масштабы и экономическое положение бедного населения ведет к формированию новой социальной ситуации в России. Огромная масса людей может, по сути, оказаться отсеченной от качественных социальных услуг, определяющих воспроизводство "человеческого капитала". Возникает хорошо известный феномен застойной бедности, когда бедное население лишено доступа к качественным социальным благам (здравоохранению, образованию, культуре), а без такого доступа не имеет реальной возможности преодолеть бедность. Такая ситуация не только деформирует трудовые и предпринимательские мотивации, но и формирует питательную среду для взрывного распространения девиантного поведения (преступность, наркомания и др.).

Третье. Резко ослабли механизмы, поддерживавшие относительную устойчивость прежней модели благосостояния.

Сузилось пространство для вертикальной социальной мобильности. Многие прежние возможности получения высоких доходов резко сократились или исчезли. Возник процесс нисходящей мобильности - снижения социального статуса в верхних социальных группах. Согласно социологическим обследованиям, только 40% тех, кто до кризиса относил себя к среднему классу, сохранили свой социальный статус.

Существенно сократился и другой фактор устойчивости - государственная социальная поддержка. Уменьшение ресурсов для финансирования непроцентных расходов консолидированного бюджета обусловило снижение его социальных расходов (образование, здравоохранение, культура, социальная политика) - в реальном выражении на 15% (1999 г. к 1998 г., по дефлятору ВВП). Доля социальных расходов бюджета в ВВП упала с 9-11% в 1996-1998 гг. до 7,5% в 1999 г.

В результате одновременно с падением реальных доходов сузилась и государственная социальная поддержка населения. Ее доля по отношению к денежным доходам населения упала с 21-22% в 1996-1997 гг. до 17% в 1999 г. Кризис государственных финансов актуализирует проблему переноса бремени финансирования социальной инфраструктуры на само население, что крайне негативно скажется на уровне жизни.

Третий фактор устойчивости модели благосостояния, существенно ослабевший после кризиса 1998 г., - возможность получения дополнительных доходов за счет вторичной занятости. Согласно социологическим опросам, в первой половине 1999 г. масштабы вторичной занятости сократились до 11-13 млн. человек, т.е. на 20-25%.

Важнейшим фактором, обусловливающим переход к новой модели благосостояния, стало изменение ориентиров поведения предприятий - от социального патернализма к рыночному рационализму. Одним из проявлений этого поворота стал отказ от индексации оплаты труда наемных работников в соответствии с уровнем инфляции. Другое проявление - изменение отношения к избыточной занятости (скрытой безработице). Последняя, согласно опросам руководителей предприятий, снизилась с 36% в 1997 г. до 15% в 1999 г. Это сокращение было связано не с вовлечением в производство незадействованного кадрового потенциала, а преимущественно с высвобождением занятых. Так, среднемесячная численность промышленно-производственного персонала уменьшилась на 8%, с 11,3 млн. человек в 1997 г. до 10,6 млн. человек в первые девять месяцев 1999 г.

Изменения российской модели благосостояния, возникшие в результате кризиса 1998-1999 гг., свидетельствуют о ее переходном характере. Дальнейшая трансформация данной модели зависит в первую очередь от общеэкономического контекста: реализации сценариев экономического развития, темпов и механизмов роста, направления структурных сдвигов, способов преодоления ограничений со стороны спроса и ресурсов и т.п.

Потребительски ориентированный сценарий. Один из возможных сценариев экономического развития в среднесрочной перспективе связан с форсированным расширением потребления домашних хозяйств, которое в данном случае должно стать "локомотивом роста". Такой вариант предполагает стимулирование роста реальных доходов населения и перераспределения ресурсов в пользу домашних хозяйств. Расширение потребительского спроса может быть достигнуто за счет последовательного повышения доли оплаты труда в ВВП (с 43% в 1999 г. до 50-55% к середине десятилетия), а также доли социальных трансфертов. Учитывая наличие незагруженных производственных мощностей, такой маневр должен обеспечить ускоренный рост перерабатывающей промышленности, ориентированной на потребительский рынок (легкая и пищевая промышленность, производство относительно дешевых автомобилей, бытовой техники и др.).

Однако экономическое развитие в рамках данного сценария окажется весьма уязвимым со стороны ресурсных ограничений, с которыми экономика столкнется к середине десятилетия. Увеличение нормы потребления не позволит расширить валовые сбережения до уровня, необходимого для развертывания масштабного инвестиционного процесса. Это, в свою очередь, не позволит своевременно провести модернизацию устаревшего производственного потенциала экономики и обеспечить необходимый уровень ее конкурентоспособности. Данный фактор станет одним из основных ограничителей экономического роста, темпы которого не превысят 1,5-2% в год в среднем за период 2000-2010 гг.

Низкие темпы экономического роста определят границы возможного повышения благосостояния. Реальные доходы населения за весь период возрастут менее чем на 30% (2,2-2,4% в среднем за год), конечное потребление домашних хозяйств увеличится на 16-17% (1,3-1,4% в среднем за год).

В рамках сценария потребительски ориентированного развития можно рассчитывать на некоторое смягчение проблемы экономического расслоения населения. Доходы малообеспеченных увеличатся к концу десятилетия на 35-40%. Это позволит уменьшить разрыв в доходах 10% наиболее и наименее обеспеченного населения с сегодняшних 16-17 до 11-12 раз. Уровень бедности снизится примерно вдвое, до 25%. В то же время замедление темпов экономического роста и обострение ресурсных ограничений не позволят рассчитывать на полное решение проблемы бедности в России.

Одновременно рост реальных доходов приведет к расширению среднего класса с 15 до 20-21% и восстановлению его предкризисных потребительских стандартов.

В целом потребительски ориентированный сценарий при всей его кажущейся привлекательности не позволит достичь устойчивого роста благосостояния населения. Усиление ресурсных ограничений приведет к тому, что вслед за увеличением реальных доходов и потребления в первой половине десятилетия наступит их стагнация. В результате в обозримом будущем не удастся достичь уровня потребления 1990 г. и решить накопившиеся проблемы уровня жизни.

Экспортно-ориентированный сценарий. Другой возможный вариант экономического развития связан с сохранением ведущей роли экспортно-ориентированных отраслей. Для этого потребуется их глубокая техническая модернизация. Финансовые ресурсы для нее могут быть получены главным образом за счет предоставления им определенных льгот и соответственно увеличения социальных расходов государства. Еще одним источником финансовых ресурсов может стать сдерживание оплаты труда как следствие изменения макроэкономических пропорций в пользу производителей.

Такой вариант развития неизбежно будет сопряжен с низкой динамикой благосостояния. За первую половину десятилетия конечное потребление домашних хозяйств будет расти со средним темпом 0,5% в год, лишь во второй половине десятилетия наметится некоторое ускорение. В целом за период 2000-2010 гг. конечное потребление домашних хозяйств вырастет лишь на 7-8%. На фоне фактической стагнации доходов (их рост за этот период составит всего 13-14%) усилится экономическая дифференциация населения. Соотношение доходов 10% наиболее и наименее обеспеченных групп населения вырастет с 16-17 в 1999 г. до 18-20 раз к 2010 г.

Не улучшится и ситуация с населением, находящимся за чертой бедности. Численность малообеспеченных с доходами ниже прожиточного минимума к 2010 г. составит 35-40% населения. Потребление в этой группе возрастет лишь на 4-5%. Бедность примет застойные формы, чему будет способствовать и свертывание общедоступной социальной инфраструктуры.

Несмотря на то что экспортно-ориентированный сценарий имеет больший потенциал роста, чем потребительски ориентированный, его социальная цена окажется запредельно высокой. К концу наступающего десятилетия восстановление уровня благосостояния 1990 г. останется еще перспективной задачей, всего лишь удастся вплотную приблизиться к уровню благосостояния предкризисного 1997 г.

Инвестиционно-ориентированный сценарий. Наконец, третий возможный вариант ориентирован на достижение максимально возможных темпов экономического роста. Этот вариант потребует глубокой модернизации всей экономики, прежде всего - перерабатывающей промышленности и сельского хозяйства. Данный сценарий предполагает опережающий рост инвестиций в основной капитал, которые должны увеличиться примерно на 50% к середине десятилетия и более чем в два раза - к 2010 г. Для этого доля валового накопления основного капитала в ВВП должна возрасти с 14% в 1999 г. до 18-20% к середине десятилетия. Только при таких условиях можно обеспечить ускоренную модернизацию потребительского сектора и уже к середине десятилетия достичь ежегодного 4-процентного роста.

Такая экономическая динамика позволит увеличить к 2005 г. реальные доходы населения на 21-22%, а конечное потребление домашних хозяйств - на 13-15%. Другими словами, уже к середине десятилетия будет восстановлен уровень предкризисного потребления, а к концу десятилетия объем потребления сравняется с его уровнем в 1990 г.

Такой вариант экономического развития оказывается благодаря высоким темпам роста и модернизации потребительского сектора единственно приемлемым с точки зрения качественного улучшения социально-экономического положения основной массы населения.

Положительным результатом роста доходов будет радикальное сокращение масштабов бедности. К 2010 г. доля населения с доходами ниже прожиточного минимума составит менее 15%.

Другим результатом станет формирование массового среднего класса - носителя конструктивных трудовых и предпринимательских мотиваций. Социальный слой, доходы которого обеспечивают потребление не ниже уровня 1990 г., составит 35% населения. Это будет сопровождаться сокращением экономической дифференциации населения с 16-17 до 10-11 раз.