год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Из допроса свидетеля Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича на слушании "дела церковником" № 386 в Московском губернском революционном трибунале 11-16 января 1920 года

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (т. Смирнов): Заседание возобновляется. Свидетель Бонч-Бруевич. В данный момент вы занимаете ответственный пост в Совете Народных Комиссаров?

БОНЧ-БРУЕВИЧ: Да, я управляющий делами С.Н.К.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Что вам известно по данному делу, по делу Совета объединенных приходов?

Б.-Б.: Собственно, мне ничего не известно, и этим делом я не интересовался. Не знаю, почему я вызван.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Кого из подсудимых вы знаете?

Б.-Б.: Кузнецов являлся ко мне на прием действительно значительное количество раз. Самарин приходил, но в делегации.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: По какому делу он приходил?

Б.-Б.: Я могу подробно сказать, как это было. В 1918 г., весной, к нам в С.Н.К. поступило заявление от церковного собора, от одного из отделений, о том, что делегация желает посетить центральное правительство и хотел бы потолковать по поводу отделения церкви от государства. Председатель С.Н.К. распорядился эту делегацию принять и назначил комиссию для приема этой делегации. Я в комиссию вошел членом, затем Курский из Наркомюста, затем Елизаров. Числа и месяца точно не помню. Делегация была в составе примерно 12-15 человек. Среди них был Кузнецов. Был ли Самарин, хорошо не помню, кажется, что был. Делегация заявила, что, подчиняясь декрету, изданному С.Н.К., об отделении церкви от государства, они имеют целый ряд невыясненных деталей и хотели бы получить некоторые разъяснения. Что можно, мы разъяснили, и в течение этого разговора выяснился вопрос, что и в будущем у них могут возникать потребности в разъяснениях, что необходимо будет так или иначе выяснить. Елизаров предложил избрать человека, который бы в официальные дни мог бы ко мне являться и приносить все свои заявления.

Подчеркиваю, что тогда еще VIII-го отдела не было. Через некоторое время, недели через 2-3, ко мне первый раз явился Кузнецов и принес какие-то бумаги (точно не помню, какие), заявив, что будет являться тем лицом, которое надо было им наметить, как представителя от собора. Он много раз приходил, приносил бумаги. Когда не было VIII-го отдела, то я направлял эти бумаги в комиссариат юстиции к Курскому, а когда возник VIII отдел, то туда непосредственно по принадлежности.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Ваша обязанность, как Управляющего Делами С.Н.К., направлять все эти прошения?

Б.-Б.: Да, по личному приказанию Председателя С.Н.К. моя обязанность была направлять в разные места по принадлежности. Если вопрос касался нескольких комиссариатов, то я направлял в копиях.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: А на заключение в С.Н.К.?

Б.-Б.: В первое время, когда мы приехали в Москву. Но потом С.Н.К. был так перегружен, что дела направлялись в Малый Совет, например, о крестных ходах, о Пасхальной службе... Помню, что относительно крестного хода я отослал в Малый Совет. Малый совет рассматривал и так или иначе разрешал или запрещал.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Были ли случаи, когда прошение Кузнецова приходилось направлять по назначению в какое-нибудь судебное учреждение для расследования?

Б.-Б.: Да, безусловно. Одним из первых дел было (не помню точно когда) Николо-Угрешское дело. Там неизвестные люди вошли в церковь, взяли митру какого-то архиерея, который там жил, надевали на голову, ходили по церкви и т.п. Владимир Ильич приказал самым строжайшим образом расследовать это дело и предложил это сделать в экстренном порядке. Тов. Курский послал следственную комиссию, и та в течение нескольких дней выяснила все это, передала мне свое заключение, и я доложил Председателю С.Н.К. В результате виновных не нашли, но все факты были установлены, и так как этот архиерей самой комиссии сказал, что понимает, что дело было сделано озорниками, что он не желает подымать никакого дела и что очень благодарен за расследование. На этом дело и было закончено. Из доклада видно, что советская власть обратила должное внимание на это дело и на этом оно и закончилось.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Не известен ли вам случай, что Кузнецов подал заявление о кощунстве в Звенигородском уезде?

Б.-Б.: Было. Это также было мной доложено Владимиру Ильичу, он приказал направить это судебным властям. Я направил т. Курскому в Комиссариат Юстиции и, вероятнее всего, в VIII отдел.

ЗАЩИТА: Усматривали ли вы вред в жалобах гр. Кузнецова?

Б.-Б.: Я не мог усматривать ни пользы, ни зла, потому что в Советской Республике каждому предоставлено жаловаться на что угодно, и декрет об образовании Бюро Жалоб это подтверждает. Мое частное мнение не имеет никакого значения, раз имеется постановление советской власти. Таких жалоб ко мне приходит тысячи. Я относился к ним так же, как и к другим жалобам. Они только протекали через меня, я только направлял дело.

ОБВИНИТЕЛЬ: Ваши слова можно понять так, что со стороны гр. Кузнецова среди многочисленных жалоб, которые он подавал, было три полосы: по поводу ликвидации монастырей и отобрания у них имущества, по поводу вскрытия мощей и о разрешении крестных ходов.

А вот этот известный крестный ход 28 января, или нет, 28 июля, относительно которого ходили опасения, что будут черносотенные выступления?

Б.-Б.: Помню очень много ходатайств. Было ли это также со стороны Кузнецова - припомнить не могу точно. Помню, что ходатайств об этом приходило очень много. Владимир Ильич сказал, что пускай походят. ОБВИНИТЕЛЬ: Это так. Но относительно известного крестного хода, когда сугубо ходили слухи, что будут выступления?

Б.-Б.: Столько приходит с просьбами о крестных ходах, что это проходит мимо меня.

ОБВИНИТЕЛЬ: А по поводу вскрытия мощей, при помощи чего советская власть разоблачила обман, ходил ли к вам Кузнецов? По поводу отобрания церковных имуществ, то есть лишения Церкви возможности эксплуатации, и по поводу шествий для ходов? Поскольку Кузнецов являлся ходатаем.

Б.-Б.: Это было постольку, поскольку он был официальным представителем по этим делам...

ОБВИНИТЕЛЬ: Вам известен факт, что вот этот либеральный для того времени профессор духовной академии по церковному праву все время участвовал на черносотенном съезде?

Б.-Б.: Я сказал, что в каких вопросах либеральный. Я убеждений его не знаю.

ОБВИНИТЕЛЬ: Вы утверждаете, что либерализм Кузнецова был для того времени и казался бы некоторым отступлением (больше или меньше - это вопрос экспертизы) от существующих религиозных и канонических догм?

Б.-Б.: Всем известно как общий факт, что в то время православная церковь занимала первенствующее положение, воинствующую позицию к инославным массам. Я, как эксперт на массе процессов, больше чем кто-либо знаю все те отклонения, и только в этом смысле я говорю, что он был либерален для того времени, совершенно не затрагивая его убеждений.

ОБВИНИТЕЛЬ: А относительно деятельности Кузнецова в качестве помощника сотрудника патриарха Тихона вам ничего не известно?

Б.-Б.: Как будто бы Кузнецов обращался с заявлением, когда Тихон был арестован.

ОБВИНИТЕЛЬ: А относительно патриаршей дачи он не обращался?

Б.-Б.: Как будто бы нет. Не припоминаю.

ОБВИНИТЕЛЬ: В делах имеется письмо, лично подписанное Председателем С.Н.К. по поводу ареста, с требованием немедленно выяснить причины ареста. Проходило это письмо через ваши руки?

Б.-Б.: Дело в том, что Кузнецов был арестован несколько раз. Помню, что пришла его жена и заявила, что он только был арестован, потом выпущен, потом опять арестован, потом выпущен, затем опять арестован. Она пришла в несчастном состоянии и подала заявление, что она совершенно сбита с толку, что муж ее больной человек и что ей хотелось бы только выяснить. Я сделал доклад.

ОБВИНИТЕЛЬ: Был получен исчерпывающий ответ?

Б.-Б.: Я сделал доклад, потому что было распоряжение лично докладывать такого рода дела. Сейчас же и было написано это письмо.

ОБВИНИТЕЛЬ: Через ваши руки не проходило ходатайство христианско-социалистической партии?

Б.-Б.: Что-то было, точно не помню. .......... являлся раза два, о чем-то хлопотал.

ОБВИНИТЕЛЬ: А, может быть, еще кто-нибудь являлся?

Б.-Б.: Нет, больше не помню.

ОБВИНИТЕЛЬ: А от Тихона не было?..

Б.-Б.: Относительно ареста Кузнецова не было.

ОБВИНИТЕЛЬ: Тихон предпочел спрятаться в кусты...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: А вы никаких сведений не имели об этой христианско-социалистической партии?

Б.-Б.: Единственный раз коснулось дело открытия Успенского собора для пасхальной службы. Но вышла странная история. Я прошение передал в Малый Совет, разрешение было дано, но тут было подано заявление со стороны Кузнецова с предупреждением, что так как собор целый год не топился, то если его откроют, то это повредит живопись. Мы сообщили это ............ и он разрешил с тем, только чтобы не очень много было зажжено свечей.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы не были удивлены, когда оказалось, что Кузнецов имеет отношение к социалистической партии?

Б.-Б.: Был удивлен, потому что слово "социализм" ни в какой степени не вяжется с представлением о Кузнецове. Он может так или иначе писать, но к социализму все это никакого отношения не имеет.

ГАЛКИН <эксперт>: После издания декрета об отделении Церкви от Государства, не помните ли вы, чтобы церковь заняла воинствующую позицию по отношению к советской власти и устраивала с этой целью крестные ходы в Петрограде и Москве?

Б.-Б.: Несомненно. Это было и до декрета. Это с момента революции.

ГАЛКИН: Вы, кажется, были начальником обороны Петрограда и вами было издано постановление о крестных ходах?

Б.-Б.: Да.

ГАЛКИН: Не известна ли вам деятельность объединенных приходов, которые выпускали воззвания с призывами постоять грудью за веру и т.п.?

Б.-Б.: Не только известно, но я арестовал достаточное количество этих воззваний, когда ведал охраной Петрограда. Во-первых, была "анафема", а затем достаточное количество листков. Мы тогда достаточное количество таких листков, которые расклеивались по улицам, арестовали, целую ночь возили их.

ГАЛКИН: Значит, можно установить факт, что в Петрограде был союз приходских обществ, который выпускал воззвания?

Б.-Б.: Название точно подтвердить не могу. Но организация, несомненно, существовала. Это вне всякого сомнения. Когда были арестованы люди, распространившие это воззвание, то я им сказал, что они подводят Тихона, так как он не имеет никакого отношения. Они заявили, что делали без его согласия, самостоятельно, и у меня было впечатление, что кто-то использует Тихона и его писания, прикрываясь чисто политическими соображениями. Тихоновские послания еще можно было считать за религиозные, а остальное все было черносотенной агитацией.

ГАЛКИН: Вам не известно ли существование сети таких обществ в других городах?

Б.-Б.: Думаю, что везде есть. Вероятно, что это всероссийская организация.

ГАЛКИН: Вы, вероятно, читали в газетах?..

Б.-Б.: Да.

ГАЛКИН: Они подготовляли восстание?..

Б.-Б.: Это уже подробности. В это я не входил, это меня не касается.

КУЗНЕЦОВ: Не припомните ли вы еще одной группы заявлений относительно брака, где поднимался вопрос относительно развода гражданским судом?

Б.-Б.: Да.

КУЗНЕЦОВ: Затем об удалении священников...

Б.-Б.: Не помню.

КУЗНЕЦОВ: Словом, все эти жалобы носили характер указаний на нарушения местными агентами, и никогда не ссылался на прежние законы, а говорил, что в виду законов, опубликованных советской властью?

Б.-Б.: Само собой понятно.

КУЗНЕЦОВ: Да, вы не стали бы и разговаривать тогда, сказали бы "ступай вон".

Б.-Б.: Я бы просто вас арестовал.

КУЗНЕЦОВ: Так что, ни один Кузнецов являлся к вам с протестами?

Б.-Б.: Протестов не было...

КУЗНЕЦОВ: Не изволите ли припомнить, что мной было подано заявление, проект об изменении в декрете. Не усмотрели ли вы неуважения к советской власти?

Б.-Б.: Проекты всякий может писать. Это ничему не мешает.

КУЗНЕЦОВ: У вас не получилось, значит, впечатления, что это подвох против советской республики?..

Б.-Б.: Нисколько.

САМАРИН: Не припомните ли вы, что от имени собора я говорил с покойным комиссаром Елизаровым, и он сказал, что декрет был составлен довольно спешно и в нем могут быть неточности и что он требует дополнений? Я помню, что вы сказали, что изменений быть не может, но что разъяснения могут быть.

Б.-Б.: Да, такой разговор был, и Елизаров так говорил.

САМАРИН: Не припомните ли вы, что совету объединенных приходов было поручено вами лично или по поручению председателя СНК одно время ставить на удостоверении и пропуске тех лиц, которых пропускали в Кремль, печать?

Б.-Б.: Это было установлено в других целях. Я уговорился с комендантом, что вы должны ставить свои штемпеля, а комендант будет проверять документы через своих агентов.

САМАРИН: Вы знали, что существует такая организация, которой это право было предоставлено? Вы здесь говорили о крестных ходах. Вы изволили видеть в Москве или знать о крестных ходах в конце января и 9 марта?

Б.-Б.: Числа не помню.

САМАРИН: Не припомните ли вы, что эти крестные ходы сопровождались какими-нибудь политическими выступлениями, эксцессами или они по отношению к советской власти прошли безукоризненно?

Б.-Б.: Безукоризненно, кроме одного случая, когда произошли какие-то "чудеса".

САМАРИН: Это было не на крестном ходе. На крестных ходах, я помню, из Кремля выходило очень мало народу, в городе становилось очень много.

Б.-Б.: Я не видел своими глазами.

САМИАРИН: Не слышали ли вы, что было несколько сот тысяч человек и что эти крестные ходы не сопровождались никакими демонстрациями?

Б.-Б.: Центральное правительство таких указаний не получало.

САМАРИН: Вы говорили, что послания патриарха Тихона носили характер?..

Б.-Б.: Я говорил про одно, которое попалось мне в руки, кажется то, где он нас предал анафеме. Этот факт чисто религиозный, не имеющий политического значения. Он хотел этим повлиять на сердца, чтобы они отшатнулись от нас.

САМАРИН: Придавали ли вы этому серьезное значение, и признавали ли вы это средством контрреволюционной борьбы?

Б.-Б.: Вообще я не придавал значения всем этим выступлениям, но если взять все это в общей перспективе, то это было актом борьбы.

КУЗНЕЦОВ: Вопрос о мощах, в силу действующего канонического права, в силу действующей в России свободы совести, может ли быть направлен против советской власти?

Б.-Б.: Ведь дело в том, что советская власть не вмешивается в религиозные вопросы, поскольку они не входят в рамки политических вопросов.