Насчет встречи с Глазьевым, скажем откровенно, в редакции были серьезные разногласия. Среди общей эйфории, вызванной подъемом российской экономики (только что на волне этой эйфории не кто-нибудь, а Financial Times предрекла нам колоссальный приток инвестиций), на фоне более чем оптимистических прогнозов, заложенных в стратегическую программу Грефа и компании, он остается одним из немногих серьезных экономистов, твердящих, что никакого роста нет и новый кризис уже стучится в дверь. С одной стороны, говорить так ему положено - как-никак член фракции КПРФ, убежденный противник займов и импорта, автор крылатого выражения "подсесть на долговую иглу". С другой стороны - председатель думского комитета по экономике и предпринимательству, доктор экономических наук, профессор, которого даже идейные противники вроде Явлинского традиционно принимают всерьез. И наконец, согласны мы с Глазьевым или не согласны, всегда лучше расслышать в хоре славословий тревожную ноту. О блистательных перспективах российской экономики сегодня не говорит только ленивый. Или умный. Глазьев, во всяком случае, не ленив.
ГОСУДАРСТВО ОПЯТЬ ПОДДЕРЖИВАЕТ ОЛИГАРХОВ
- Сергей Юрьевич, как же насчет бурного промышленного роста, вызванного кризисом-98?
- Как известно, рост связан с резким повышением конкурентоспособности отечественных товаров и импортозамещения по причине трехкратной девальвации рубля. Проследить помесячную динамику главных экономических показателей нетрудно.
Инерция роста, затухая, продолжалась до конца декабря прошлого года. Затем опять произошло небольшое оживление, вызванное тем, что у населения в результате краткой стабилизации появились деньги. На сегодня этот фактор исчерпан. Восьмипроцентный рост производства за прошлый год складывается из почти двадцатипроцентного роста в октябре-мае (а я ручаюсь, что к концу года его можно было довести и до сорока) и депрессивной паузы, наступившей после смены правительства. В начале этого года прирост составлял уже только два процента; а сегодня замедлился до отрицательных показателей. Спад мы переживаем, а не рост, и никакого среднесрочного прогноза в этих условиях давать нельзя. А наиболее мощный подъем экономики происходил с октября девяносто восьмого по май девяносто девятого.
- То есть при правительстве Примакова-Маслюкова-Кулика?
- Я не стал бы переходить на личности, возлагать ответственность на Степашина за то, что темпы роста сначала замедлились, а потом сошли на нет... Не в личностях дело, а в том, что с мая прошлого года государство опять устранилось от вмешательства в экономику. И никаких перемен в этом смысле я не наблюдаю.
- И почему этот рост, столь оптимистично настроивший почти всю нашу прессу и часть западной, прекратился год назад?
- Три основных фактора: во-первых, давление монополистов, главным образом в металлургии, химпроме, газовой И нефтеперерабатывающей отрасли. После мая структура цен кардинально поменялась, цены на конструкционные материалы и химсырье вернулись на мировой уровень, то есть монополисты искусственно взвинтили их до показателей 1996 года. Инфляция издержек - то есть вот этот самый рост цен на сырье и энергоносители -Во второй половине прошлого года составляла более пяти процентов ежемесячно! Вы можете себе представить, что это такое? Это значит, что себестоимость всей продукции обрабатывающей промышленности за полгода возрастает почти в полтора раза. С января 1999 года у правительства была четкая установка: не допускать повышения цен на энергоносители. Промышленность ответила немедленным подъемом. Загрузились простаивающие мощности, появились рабочие места. А с мая прошлого года из-за роста цен на рынках нефти и сырья эта несчастная обрабатывающая промышленность тормозилась в месяц на полтора-два процента. Государство самоустранилось от финансовой поддержки производителя и стало по обыкновению последних лет поддерживать монополистов. То есть все ту же олигархию.
- И этот рост цен на сырье и энергию может еще продолжиться?
- Ну не знаю: ценовой уровень мирового рынка уже достигнут. Но в девяносто пятом, бывало, мы его и превышали... Те же металлурги, в частности, фактически субсидировали свой экспорт в дальнее зарубежье за счет роста цен на внутреннем рынке, прием известный.
ПРОГРАММУ ГРЕФА ПИСАЛИ СТАРШЕКЛАССНИКИ
-Так. Переходим ко второму фактору.
- Второй - резкое и значительное удорожание кредита. Инфляция снизилась, но предприятиям от этого не легче - процентные ставки остались на прежнем уровне. То есть взять деньги у государства можно только под безумный, не соответствующий конъюнктуре процент.
А третья причина, по которой русское экономическое чудо не состоялось, еще нагляднее: значительно ослабился контроль за вывозом валюты из страны. Этот фактор, впрочем, действовал на протяжении последних лет восьми. Только правительство Примакова попыталось остановить вывоз капиталов из страны. По моим подсчетам, в прошлом году из России ушло до сорока процентов всех накоплений, которые могли бы стать инвестициями.
- То есть вкладывать деньги в нашу промышленность, если я правильно вас понял, Запад больше не намерен?
- Отчего же, очень даже намерен. У нас сейчас повторяется в общих чертах ситуация девяносто четвертого года, которая в свою очередь может закончиться повторением года девяносто восьмого. Россия сейчас - один из самых прибыльных финансовых рынков: акции большинства Промышленных . предприятий фактически 'обесценены. Это значит, что к нам прямо-таки хлынет западный спекуляционный капитал. Другое дело, что до производства эти деньги, как и в первой половине девяностых, не дойдут.
Прокрутятся в финансовых пирамидах и будут благополучно вывезены из страны, как оно и делалось.
Схема девяносто четвертого года была простая: появляются ГКО. Чтобы финансовый рынок оставался доходным, прибыльность их должна быть очень высокой, непомерной - много больше, чем планируемый промышленный рост. Я вам больше скажу: цены на россййские акции взвинчивались, а финансовое положение предприятий катастрофически ухудшалось. Стоимость акций в том же, скажем, 1997 году возросла в три с половиной раза, а рентабельность упала вдвое. Все деньги страны ушли в виртуальную сферу, а в реальной экономике случилось то, что называется демонетаризацией: до производства не доходило ни копейки.
При этом на погашение ГКО в 1997 году уходила треть бюджета, сейчас уже уходит четверть. Выпуск-то этих государственных бумаг продолжается, а это чистая пирамида. Встать на этот путь очень просто, соскочить почти невозможно. В Штатах доходность государственных ценных бумаг - один процент. В Японии - четыре. В Молдавии, чью экономику я бы отнюдь не назвал процветающей, - двадцать. А в России - больше восьмидесяти. Можно соединить такую пирамиду с промышленным ростом? Любой студент вам скажет, что крах неизбежен.
- Кстати, кто автор самой идеи ГКО, гениальной в своем роде?
- Насколько мне известно, в Минфине есть люди, которые этой идеей гордятся. Например, Белла Ильинична Златкис - руководитель Департамента по ценным бумагам.
Собственно, сама идея государственных ценных бумаг стара как мир, ноу-хау России здесь только в том, что обязательства по доходу были десятки процентов годовых.
Темпы роста - отрицательные, как и сейчас. И не может быть никакого роста при таком отношении к собственной промышленности, при удушении ее. Какая промышленность выдержит такое: энергоносители подорожали по сравнению с едой вдесятеро, по сравнению с продукцией обрабатывающих предприятий - втрое.
- Стало быть, рентабельность большинства российских предприятий - миф?
- Да, естественно, они будут нерентабельны, когда все ценообразующие стоят дороже и дорожают много стремительнее, чем конечный продукт! При таких ценах на топливо и золотодобыча уже нерентабельна.
- Как, кстати, вы оцениваете показатели промышленного роста, заложенные в программу Грефа?
- Как вполне реальные. Там говорится о пяти-шести процентах, легко достижимы и десять процентов - по темпам промышленного производства, восемь - по валовому продукту... Но для этого надо принимать конкретные, давно известные меры, а в программе Грефа о них ни слова. Иначе как халтурой -- простите за откровенность - я это произведение назвать не могу. Такое чувство, что писали его старшеклассники.
Между тем в стране есть Академия наук, есть специалисты, давно предлагающие выход. Нам же опять предложена какая-то псевдолиберальная жвачка, суть которой снова сводится к самоустранению государства от вмешательства в экономику.
Настаивать на таком самоустранении - значит, действительно не замечать общемировых тенденций.
ДО СЛЕДУЮЩЕГО КРИЗИСА ОСТАЛОСЬ ПОЛТОРА-ДВА ГОДА
- И что это за вмешательство?
- Прежде всего нужна гибкая денежная политика, ориентированная на потребности производства. Направление финансовых потоков в производственную сферу, рефинансирование предприятий. Потому что ведь кризис, на пороге которого мы .стоим сейчас, - будет посерьезнее, чем в августе девяносто восьмого. Он будет сопряжен еще и с полным износом всех производственных мощностей, которые сейчас у нас на две трети изношены. Через три года (думаю, что такой прогноз вполне реален) четверть производственных мощностей полностью выйдет из строя, через шесть лет - половина. Безработица уже доходит до пятнадцати процентов, может возрасти вдвое, при худших сценариях вообще охватить большую часть населения. Пора понять, что без восстановления своего производства, без агрессивного и быстрого освоения новых технологий тут ничто не сдвинется с мертвой точки. А если и сдвинется, то в сторону нарастающей депрессии. Сегодняшнее правительство - если судить по первым месяцам 2000 года - ничем не отличается от черномырдинского.
- Интересно, а как удавалось в те же годы - девяносто шестой, девяносто седьмой - при общем спаде экономики удерживать валютный коридор?
- Это была политика, при которой на удержание обменного курса рубля уходил практически весь валютный резерв Центробанка, а пополнялся этот резерв именно за счет пирамиды ГКО. Когда она рухнула (попросту нечем стало ее обеспечивать, бюджет иссяк, займы кончились), рухнул и рубль.
- Но не появилось ли у вас - хотя бы задним числом - некоего положительного отношения к августовскому кризису? Нечто вроде благодарности, что ли?
- Да как сказать... Если вас полгода трепала лихорадка, а потом вы выздоровели - можно назвать лихорадку положительным фактором?
- Зато произошло ограничение импорта…
- Ну формально никакого ограничения импорта не было. Никто таких решений не принимал. Иное дело, что в какой-то момент стало не на что покупать, - соответственно хоть таким искусственным и катастрофическим образом была поднята конкурентоспособность наших предприятий. Но это ненадолго - все позитивные факторы, которые наряду с паникой принесла с собой девальвация рубля, исчерпаны еще в начале этого года.
- И что нас ждет после системного кризиса, обещанного вами?
- Ничего нового не скажу: окончательное превращение в сырьевой придаток с полностью парализованной экономикой и полностью контролируемой извне политикой. Мрачно, ничего не поделаешь, но лучше сказать это сейчас. Потому что все утешительные показатели, которыми нам сегодня пытаются внушить энтузиазм по поводу смены власти, имеют отношение к политической, а никак не к экономической реальности.
…И сколько осталось до следующего кризиса? В смысле - до полного?
- Если государство и впредь не будет думать об экономике, если не начнется ее декриминализация, если обрабатывающая промышленность не станет сколько-нибудь рентабельной, - думаю, у нас есть полтора-два года.
Д.БЫКОВ ("Мир за неделю" № 16 (33). 13-20.05.2000)
|