Другие нации “используют силу”, мы, британцы, “демонстрируем мощь”.
Ивлин Во

Война — это преступление,
которое не искупается победой.
А.Франс

Не может быть надежной системы государственной безопасности, не имеющей военного обеспечения. Для него необходимо создание высокоэффективных Вооруженных Сил, что при реальных экономических возможностях осударства может быть достигнуто лишь на основе военной реформы. К сожалению, эта элементарная истина оспаривается со времен перестройки “демократической” общественностью. То, что называется «военная реформа» в современной России имеет очень мало общего с задачей повышения эффективности вооруженных сил. Скорее, это пропагандистское заклинание используется для того, чтобы уйти от решения неизбежных политических вопросов и избежать решения вопросов военного строительства.
На протяжении второй половины 80-х годов, вплоть до конца 90-х гг. “демократические” ученые, СМИ и правительства пытались вдолбить нашему обществу тезис о том, что “военная сила потеряла свое значение”. И только в 1998 г. в проекте новой военной доктрины мы впервые увидели реализм в оценках, отход от навязанного А.Яковлевым и М.Горбачевым понимания сути военной силы в современном мире. Приведу эту оценку целиком.

При разработке военно-политических основ доктрины учитывались существующие тенденции развития военно-политической и военно-стратегической обстановки, научно обоснованные закономерности в обеспечении национальной безопасности и требования, предъявляемые к военной организации государства в современных условиях.

По официальным данным, за время существования российской армии из нее дезертировали 17 тыс. солдат. По неофициальным данным — 40 тыс. Четырехмесячная совместная акция Главной военной прокуратуры и Комитета солдатских матерей, в ходе которой дезертиры могли явиться с повинной, и объявленная затем Госдумой амнистия, срок действия которой истекает в декабре этого года, помогли вернуть только 9 тыс. беглецов.

Был сделан основополагающий вывод о том, что военная сила в обеспечении безопасности не утратила своего значения: мирные средства эффективны тогда, когда они опираются на достаточную для защиты страны и ее жизненно важных интересов военную мощь.

В проекте доктрины впервые дана четкая концептуальная трактовка понятия военной силы, которое рассматривается как фактор сдерживания и обеспечения политическому руководству страны свободы выбора при принятии политических решений, а также как крайнее средство, применяемое в случаях, когда использование мирных средств не привело к ликвидации военной угрозы интересам страны.

Для меня лично это признание важно еще и потому, что в эпицентре “интеллектуальных схваток” вокруг проблемы военной силы оказались я и мои друзья. Сегодня уже трудно даже представить себе, сколько глупостей наговорили по этой теме будущие демократы, а в то время “ответственные партийные работники и ученые из ИМЭМО и ИСКАН”! Ведь они вполне серьезно — в документах ЦК КПСС и СМИ — утверждали, что:

• военная сила потеряла свое значение, а значит, и СССР не нужна ни армия, ни флот (пытались доказать, например, что СССР — сухопутная держава);
  
• Именно поэтому ядерные силы СССР не нужны, более того опасны и т.д.

Фамилии этих людей хорошо известны: многие сделали блестящую карьеру при М.Горбачеве и Б.Ельцине, многие и сегодня на слуху.

К сожалению, абстрактные идеалы гуманизма далеки от международных реалий. В этом смысле США следуют правилу: никакая чужая жертва во имя мира не может считаться слишком большой. Вот как, к примеру, оценивается современное состояние безопасности США в докладе министра обороны Президенту и Конгрессу в 1997 г.:
На рубеже ХХI века обстановка в мире, с точки зрения обеспечения безопасности США, сохраняет динамичный и неопределенный характер, что не только таит в себе опасности, но и открывает для нас определенные перспективы ...в мире сохраняется много опасностей и неопределенностей, и до 2015 г. перед США будет стоять целый ряд существенных угроз.

Дипломат — человек, который дважды подумает, прежде чем ничего не сказать.
А. Дрейер

Во-первых, сохранится вероятность возникновения региональных конфликтов, когда агрессии могут подвергнуться наши друзья в ключевых регионах мира (Израиль на Ближнем Востоке, Южная Корея в Азиатско-Тихоокеанском регионе). До 2015 г., очевидно, сохранится ситуация, когда военная угроза интересам США будет исходить одновременно более чем от одной региональной державы. Кроме того, велика вероятность возникновения в различных государствах мира внутренних конфликтов на этнической, межнациональной или религиозной основе.
Во-вторых, несмотря на предпринимаемые мировым сообществом усилия, велика вероятность распространения современных вооружений и передовых технологий. Наибольшую опасность представляет распространение ядерного, химического и биологического оружия и средств их доставки, средств ведения “информационной войны”, современных обычных вооружений, технологий “Стеллс”, беспилотных летательных аппаратов, систем ПРО, а также средств для вывода объектов в космическое пространство. Особую озабоченность в этом плане вызывают государства бывшего СССР, чья способность осуществлять эффективный контроль над запасами ОМП, расщепляющихся материалов и передовыми технологиями вызывает серьезные сомнения. Неблагополучными с этой точки зрения являются также Ближний Восток и Восточная Азия.
В-третьих, угрозу американским интересам и жизни американских граждан будут по-прежнему представлять терроризм, нелегальная торговля наркотиками, международная организованная преступность, неконтролируемая миграция населения.
В-четвертых, продолжает существовать угроза территории США. Она определяется не только наличием у ряда государств значительных ядерных арсеналов, но и опасностью распространения межконтинентальных баллистических ракет и оружия массового поражения. Кроме того, угроза терроризма нависла теперь не только над нашими дипломатами и военнослужащими, находящимися за рубежом, но и над простыми американцами на территории США. Растет опасность развязывания “информационной войны”. Потенциальный противник, избегая прямой конфронтации с Соединенными Штатами, может попытаться для достижения своих целей использовать такие способы, как терроризм, угроза применения ОМП, “информационная война”, саботаж.

Даже те системы, по которым в настоящее время США обладают существенным преимуществом (средства космического базирования, системы управления, связи и разведки, компьютеры), могут подвергнуться воздействию потенциального противника через коммерческие системы коммуникаций. Противодействие этим асимметричным угрозам должно стать важнейшим элементом военной стратегии США.
Кроме того, угроза интересам США как на национальной территории, так и за рубежом может существенно возрасти в случае неожиданного появления неизвестных в настоящее время технологий, потери доступа к элементам инфраструктуры или линиям коммуникаций в ключевых регионах мира, а также смещения дружественных правительств оппозиционными силами. Поэтому Соединенные Штаты должны поддерживать боеспособность своих ВС на таком уровне, чтобы дать достойный ответ на любые из этих угроз.
Очевидно, что до 2015 г. у США не появится такой мощный противник, каким был Советский Союз в годы “холодной войны”. На региональном уровне также маловероятно появление государства или коалиции государств, способных противостоять американским вооруженным силам. Соединенные Штаты в настоящее время являются единственной мировой сверхдержавой и, очевидно, останутся ею в период 1997—2015 гг. После 2015 г. можно ожидать появления крупной региональной державы, или даже равной нам по мощи мировой державы. Россия и Китай имеют потенциал для того, чтобы стать такими державами, однако в настоящее время их будущее достаточно неопределенно.

Глубокая реформа Вооруженных Сил и всей системы национальной обороны России, т.е. военная реформа, жизненно необходима. При этом очевидно, что такая реформа — это вопрос не только исполнительной власти, а всего общества, всего государства. Не может быть военной политики и военной реформы Министерства обороны или Генерального штаба. А может быть военная политика государства, еще лучше — нации. Без поддержки нации, общественного мнения все усилия по реализации военной реформы обречены. Прежде всего нужно общенациональное понимание целей военной политики, готовность нации выделять для этого ресурсы (и не только финансовые), наконец, должен быть четкий, ясный, конкретный план.

Без одобренных парламентом основополагающих документов, например, рассматривать внесенные для ратификации международные соглашения в военной области было бы преждевременным. Необходимо четко знать, какие виды вооружений необходимо создавать и модернизировать, а только затем — какие сокращать. Совершенно ясно, что объявленная военная реформа не обеспечена в финансовом отношении. Доля валового внутреннего продукта в 2,7—3,5%, выделенная правительством на национальную оборону в 1998 г., недостаточна. Для сравнения вспомним, что в 20-е годы, когда проводилась реформа Красной Армии, эта доля равнялась 6—7% ВВП, а ведь ситуация в стране была не легче, да и ресурсов меньше, чем сейчас. Иными словами, продуманная, научно обоснованная концепция реформы у руководства страны отсутствует, что ведет к окончательному развалу системы обороны страны, открывает геополитическим противникам России путь к проведению против нас политики военного шантажа и агрессии. Такова действительность.

И дело тут совсем не в деньгах. Даже в нынешней нищей и разворованной России есть еще ресурсы, способные обеспечить ее обороноспособность. Так, в докладе покойного Л.Рохлина говорилось, например, что “знаменитый на весь мир боевой вертолет Ка-52 “Аллигатор” правительство России не может закупить для Вооруженных Сил. Денег нет. Но одновременно не разрешает его продавать в другие страны, так как считает сверхсекретным. Как выжить предприятию в этих условиях?”

У этой проблемы есть и другая сторона. Повышение боевых возможностей вооруженных сил, усиление обороноспособности страны не связаны линейно ни с численностью военнослужащих, ни с объемом финансирования. Вопрос в эффективности использования ресурсов. Так, ставя задачу повышения военно-силовых возможностей США, правящая элита страны количественно сокращает свои вооруженные силы, уменьшается абсолютная и относительная величина военных расходов. Тем самым с повышением эффективности одновременно происходит процесс удешевления, сокращения издержек.

Особенно опасно то, что ни США, ни другие государства отнюдь не собираются приостанавливать рост своих военных возможностей. Подписанное 26 сентября в Нью-Йорке соглашение по разграничению стратегических и тактических систем противоракетной обороны открывает перед США зеленый свет к полномасштабной разработке и развертыванию многих компонентов стратегической ПРО. Администрация Клинтона запрашивает на 1999 финансовый год 963 млн. долл. на продолжение работ по созданию национальной системы ПРО для защиты США от ограниченного ракетного удара. А это ставит под сомнение и так стремительно деградирующий отечественный потенциал стратегического ядерного сдерживания, на котором в последние 40 лет основывалась система безопасности России.

Стратегические ядерные силы — это не только самая мощная, но и самая дешевая составляющая Вооруженных Сил России.

К концу 1998 г. говорить о нормальном состоянии Вооруженных Сил России наконец-то стало неприлично. Объективные оценки стали звучать не только из стана оппозиции, но и из самых недр Министерства обороны. Приведу одну из них, данную в январе 1999 г.:

На 1 января 1999 г. потребности финансирования Министерства обороны России от предусмотренных Федеральным законом “О федеральном бюджете на 1998 год” удовлетворены крайне недостаточно: продовольствие — на 53,2%, вещевое имущество — на 27%, квартирно-эксплуатационные расходы — на 34,9%, медицинское обеспечение — на 60,4%, прочие расходы, связанные с обеспечением войск — на 22,5%.

Даже Ракетные войска стратегического назначения, составляющие основу оборонного потенциала страны, фактически оказались поставлены на грань выживания.

В прошедшем году на содержание РВСН (по состоянию на 15.12.98 г.) из бюджета выделено около 50% от минимально необходимых потребностей, составлявших 6,036 млрд. руб. При этом финансирование расходов по оплате аренды основных средств электросвязи составило 3,0%, электроэнергии — 6,0%, поставок и хранения специального топлива — 30%.

Значительная часть выделенных РВСН денежных средств в истекшем году была использована на погашение задолженности за 1997 г., которая только по статье “Содержание войск” составила 2,777 млрд. руб. Общий размер кредиторской задолженности частей и соединений РВСН различным организациям в настоящее время превышает 3 млрд. руб.

Исключительно тревожное положение сложилось с финансовым обеспечением научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, закупок и модернизации вооружения в рамках Государственного оборонного заказа. В 1998 г. научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) по продлению сроков эксплуатации ракетных комплексов профинансированы всего на 34%, создание и развертывание новой системы вооружения “Тополь-М” — на 60%.

На основной компонент Стратегических ядерных сил — Ракетные войска — приходится не более одной десятой части военных расходов. Поэтому средства на СЯС, предназначенные для сдерживания как ядерной угрозы, так и угрозы крупномасштабной неядерной агрессии против России, следует выделять в необходимом объеме. Важной задачей в области развития СЯС считаем наличие в Российской Федерации производства ракет, оснащенных комплексом средств преодоления ПРО (КСП).

Мы просто не имеем права молча наблюдать, как в угоду США уничтожается основа ядерной мощи России.

Спрашивают: где взять деньги на армию, ВПК, военную науку? Принципиальным образом данную проблему можно решить, лишь кардинально изменив экономическую политику правительства в сторону стимулирования роста производства, ведущего к увеличению доходов госбюджета. Но даже сегодня деньги на оборону изыскать можно.

Министр обороны РФ заявил, что в ближайшие 10 лет военной угрозы нашей безопасности нет и не предвидится. Это в свете практических действий Запада, — близорукая позиция. Как всем уже очевидно, Парижская хартия Россия—НАТО оказалась фикцией, а вопрос о приеме в альянс стран Восточной Европы, а следом и Прибалтики, встал в практическую плоскость. Освоение Западом военной инфраструктуры этих стран создаст условия, при которых авиация США в Европе приобретет в отношении России свойство стратегического оружия, когда с учетом развала системы ПВО РФ станет возможной реализация против нас сценария, аналогичного военным акциям Запада против Ирака в 1991 г. и боснийских сербов в 1995 г. Активизируется военная деятельность США и НАТО и в пределах бывшего СССР, проводятся антироссийские по сценарию военные учения в Прибалтике, на Украине и в Центральной Азии. Звучат призывы к решению с участием войск НАТО конфликтов в Нагорном Карабахе и Абхазии.

Крайне взрывоопасной остается обстановка вокруг Чечни. Надежно защитить соседние с ней регионы — Дагестан, Северную Осетию, Ставрополье — правительство РФ не в состоянии. Вооруженные банды проникают вглубь страны, грабят, похищают людей, даже сотрудников МВД, ФСБ и военнослужащих Вооруженных Сил. В таких условиях нужно заниматься не сокращением армии, а укреплением Северокавказского военного округа, доукомплектованием частей и соединений до штатной численности, насыщением их современными вооружениями и военной техникой, обеспечением продовольствием, горючим, налаживанием взаимодействия различных силовых структур, решением социальных проблем офицеров и прапорщиков.

Государственная Дума Российской Федерации решительно требует немедленного прекращения силовых акций в отношении Республики Ирак, недопущения их впредь и настаивает на решении иракской проблемы исключительно мирными политическими средствами на основе принципов и норм международного права.

Справка

Особо следует подчеркнуть простую мысль: США считались с нормами международного права постольку, поскольку это совпадало с их интересами. С самого момента создания ООН и других послевоенных институтов сотрудничества в США присутствовали два подхода по отношению к этим международным организациям, Первый — как их частичное игнорирование, в т.ч. и в грубой форме, всяческое одчеркивание их “бюрократичности”, “бесполезности” и т.д., т.е., фактическая дискредитация. Иногда не только моральная, финансовая, но и политическая, военная. Второй подход заключался в том, чтобы использовать эти институты в выгодном для США плане (например, война в Корее или Босния).
О том, как конкретно противоречит практическая политика США международно-правовым нормам, свидетельствуют этот документ.

О правовых аспектах возможности применения НАТО Вооруженной Силы
в связи с кризисом в Косово

В порядке правового обоснования решения НАТО о силовых действиях в связи с Косово члены альянса приводят аргументацию следующего порядка.
Это решение шестнадцати суверенных государств, принятое в соответствии с принципами и нормами современного международного права, включая принципы и нормы Устава ООН, в целях предотвращения гуманитарной катастрофы. Они также ссылаются на то, что резолюция 1199 СБ ООН принята в рамках гл. VII Устава ООН и характеризует ситуацию в Косово как угрозу международному миру и безопасности в регионе. При этом со стороны НАТО подчеркивается, что предусматриваемая решением силовая акция не затрагивает прерогатив СБ ООН и не создает прецедента на будущее.
Вышеприведенная аргументация входит в противоречие с основополагающими принципами и нормами международного права.

В соответствии с принципом неприменения силы, закрепленным, в частности, в ст. 2(4) Устава ООН, государства — члены ООН обязуются воздерживаться в их международных отношениях от угрозы силы или ее применения. Устав предусматривает лишь два исключения из этого принципа: индивидуальная или коллективная самооборона в случае вооруженного нападения на государство (ст. 51) либо применение силы для восстановления мира и безопасности с санкции СБ (ст. 42). Ни одно из этих исключений к косовской ситуации не применимо.
Ссылка на резолюцию 1199 СБ ООН также не состоятельна — хотя СБ и принимал соответствующее решение по гл. VII Устава ООН (действия в отношении угрозы миру и актов агрессии), тем не менее разрешения на применение силы не давал. Общая ссылка на гл. VII никоим образом не предполагает автоматизма в плане применения вооруженной силы (ст. 41 главы VII Устава говорит, например, о мерах, “не связанных с использованием вооруженной силы”).

Что касается квалификации резолюцией СБ ситуации в Косово в качестве угрозы международному миру и безопасности в регионе, то сама по себе такая квалификация не может рассматриваться санкцией на применение силы. Для этого необходимо специальное решение СБ.
Неправомерным является присвоение себе со стороны НАТО права решать, выполняется ли и в какой мере резолюция Совета Безопасности ООН 1199. Таким правом обладает только сам Совет Безопасности, который на основе рассмотрения докладов Генерального секретаря ООН может прийти к определенным выводам и предпринять в случае необходимости соответствующие меры. Это положение приобретает критическую важность, когда речь заходит о принятии решений по столь серьезному и принципиальному вопросу, как принятие силовых мер воздействия.
На основании ст. 53 Устава Совет Безопасности может делегировать это право региональному органу (хотя НАТО не рассматривает себя в качестве такого органа по смыслу главы VIII Устава) для разрешения вопросов, относящихся к поддержанию международного мира и безопасности. Однако применение вооруженных сил в таких ситуациях санкционируется резолюцией СБ. При этом ст. 53 прямо указывает, что никакие принудительные (и, соответственно, с использованием вооруженной силы в том числе) действия не предпринимаются в силу региональных соглашений или региональными органами без полномочий от Совета Безопасности.
Таким образом, приняв это решение от 13 октября, НАТО фактически претендует на прерогативы СБ, на который в соответствии со ст. 24 Устава возложена главная ответственность за поддержание международного мира.
С правовой точки зрения решение НАТО представляет собой угрозу силой, то есть действие, идущее вразрез с одним из основополагающих принципов Устава ООН (п. 4 ст. 2).
Это находит свое подтверждение во многих документах, в том числе в Декларации принципов международного права 1970 г., предусматривающей, что “угроза силой или ее применения является нарушением международного права и Устава ООН, она никогда не должна применяться в качестве средств урегулирования международных вопросов”.
Если же удар будет нанесен, то его можно квалифицировать как нарушение мира или акт агрессии. Причем обоснованность такого удара ссылками на “предотвращение гуманитарной катастрофы”, с правовой точки зрения, несостоятельна. Более того, согласно определению агрессии, принятому Генассамблеей ООН в 1974 г., к актам агрессии среди прочего относится “бомбардировка вооруженными силами государства территории другого государства”. Причем в этом документе специально подчеркивается, что “никакие соображения любого характера, будь то политического, экономического, военного или иного характера, не могут служить оправданием агрессии”.
Государства, совершающие такие акты без полномочий от Совета Безопасности ООН, по международному праву несут политическую и материальную ответственность, а лица, виновные в осуществлении таких актов, — ответственность уголовную.
Решение НАТО от 13 октября противоречит и самому Вашингтонскому договору.

В соответствии со ст. 1 этого договора — члены НАТО обязуются “воздерживаться от любого применения силы или угрозы ее применения в своих международных отношениях, если это противоречит целям ООН”.
В соответствии со ст. 5 и 6 Договора применение вооруженной силы возможно только в случае вооруженного нападения на одно или несколько государств НАТО в порядке осуществления права на индивидуальную или коллективную самооборону в соответствии со статьей 51 Устава ООН. При этом применение вооруженной силы ограничивается сферой действия Североатлантического договора, а именно территориями государств—участников Договора в Европе или Северной Америки, территорией Турции и островами, находящимися под юрисдикцией любого государства—участника Договора в Северо-Атлантическом регионе к северу от тропика Рака (параллель 23 град. 07 мин. Северной широты).

В ст. 7 Вашингтонского Договора зафиксировано, что Договор “ни в коем случае не затрагивает и не подлежит толкованию как затрагивающий каким-либо образом преимущественную ответственность Совета Безопасности за поддержание международного мира и безопасности”.
Решение о бомбардировке территории СРЮ прямо расходится с рядом базовых положений действующей стратегической концепции альянса (Рим, 1991 г.), определяющей основные задачи НАТО в сфере безопасности и принципы применения вооруженных сил.
В концепции содержится положение о том (раздел “Основные задачи НАТО”), что альянс выполняет свои принципиальные задачи на основе “приверженности мирному урегулированию споров, согласно которой ни одно государство не может запугивать или принуждать любое европейское государство или навязывать свою гегемонию посредством угрозы силой или применения силы”. Данное положение стратегической концепции ставит под вопрос законность применяемой натовцами тактики оказания силового давления на Белград в целях “урегулирования” косовского кризиса, даже с точки зрения внутренних натовских установок.

Тот же вывод относится и к зафиксированному в стратегической концепции тезису о том, что альянс имеет исключительно оборонительные цели: его вооружения используются лишь для “самообороны”, для целостности и политической независимости государств альянса”.
Таким образом, без санкции СБ ООН реализация решения НАТО о применении вооруженной силы в Косово не только не являлась бы самообороной в случае военной агрессии, но и создавала бы прецедент вооруженных действий НАТО за пределами зоны своей ответственности.
Решение НАТО идет вразрез и с принципами, зафиксированными в Основополагающем акте Россия — НАТО:

• отказа от применения силы или угрозы силой;
• уважения суверенитета, независимости и территориальной целостности всех государств;
• предотвращения конфликтов и урегулирования споров мирными средствами в соответствии с принципами ООН и ОБСЕ;
• поддержки, в каждом конкретном случае, миротворческих операций, осуществляемых под руководством Совета Безопасности ООН или под ответственностью ОБСЕ.

Не согласуются действия НАТО и с включенным в Основополагающий акт положением о главной ответственности СБ ООН за поддержание мира.
С учетом изложенного для противодействия включению в новую стратегическую концепцию НАТО тезиса о возможности силовых действий альянса вне рамок ст. 5 Вашингтонского Договора в обход Совета Безопасности ООН в нашей аргументации было бы целесообразно акцентировать следующее:

• это означало бы по сути ревизию группой государств основных принципов Устава ООН;
• вело бы к эрозии уставной прерогативы СБ ООН по применению силовых методов принуждения и его главной ответственности за поддержание международного мира и безопасности;
• означало бы распад сложившегося правопорядка, основанного на центральной роли ООН, и внедрение в международные отношения правового нигилизма;
• привело бы к возрастанию угрозы суверенитету и территориальной целостности государств, которые могут становиться объектом применения силы или угрозы силой по произвольному решению группы государств, объединенных в военный альянс;
• подрывало бы основное требование Устава ООН о том, чтобы вооруженные силы применялись не иначе, как в общих интересах мирового сообщества.

Необходимо также подчеркивать, что включение в новую стратегическую концепцию НАТО тезиса о возможности силовых действий альянса в обход Совета Безопасности ООН в соответствии со ст. 103 Устава ООН не имело бы никакой юридической силы, поскольку этот тезис явно противоречит обязательствам государств—членов по Уставу ООН.

Таким образом, мы сегодня должны всерьез, очень конкретно поставить вопрос о начале военной реформы. В этом меня еще раз убедило заседание СВОП, посвященное специально этому вопросу, в июне 1999 г. На нем, в частности, было решено основательно переработать концепцию военной реформы и внести ее осенью 1999 г. на общенациональное обсуждение. Именно с постановки задачи на общенациональном уровне следует начинать.

Предыдущая

Оглавление

Следующая